ЯРСТАРОСТИ: Как либералка Ариадна Тыркова стала своей в Ярославле

Ровно сто лет назад, 18 марта 1918 года, из Мурманска в Лондон пароходом отбыл корреспондент газет «Таймс» и «Дейли Кроникл», по совместительству агент британской разведки Гарольд Вильямс.

Вместе с ним Россию покинула его жена – видный деятель русской либеральной оппозиции, в недавнем прошлом член ЦК партии кадетов, писатель и критик, непримиримый враг большевиков Ариадна Владимировна Тыркова-Вильямс.

Более сорока последующих лет эта яркая, разносторонне одарённая женщина провела в эмиграции: сначала в Англии, затем во Франции и, наконец, в Соединённых Штатах Америки. Там, за океаном, она опубликовала три тома воспоминаний о своей жизни и политической деятельности в России. Хронологически они охватывают период с 80-х годов XIX века до 1918 года.



Одна из глав второго тома мемуарной трилогии Тырковой-Вильямс посвящена Ярославлю. Здесь Ариадна Владимировна жила с 1902 по 1903 год, входила в состав редколлегии ярославской газеты «Северный край», публиковалась на её страницах.

В июле 2017 года один из выпусков проекта «ЯРСТАРОСТИ» был посвящён знаменитому русскому террористу Ивану Каляеву. Работая корректором «Северного края», он по-приятельски общался с Тырковой (Тырковой-Вильямс она стала лишь в 1906 году), был желанным гостем в её ярославской квартире. В том же тексте рассказывалось о роли, которую сыграла Ариадна Владимировна в судьбе выдающегося русского писателя Алексея Ремизова. Благодаря ей ранние произведения мастера неоднократно публиковались на страницах «Северного края».



Темы нынешней публикации – история появления Тырковой в Ярославле, местные впечатления и знакомства Ариадны Владимировны, а также обстоятельства, которые заставили её покинуть город.



Фельетоны на квартплату

Наша героиня занялась газетной работой, когда ей было уже под тридцать. Произошло это не от хорошей жизни. Семь лет продержался брак Тырковой с инженером-кораблестроителем Альфредом Борманом. В этом союзе родились сын Аркадий и дочь Соня. После развода взяв детей к себе, в тесную квартирку на петербургских Песках, одинокая женщина впервые столкнулась с необходимостью зарабатывать на жизнь. Никакой профессии у неё не было. Дочь новгородского помещика, хорошо знавшая французский, могла или заниматься переводами, или сама что-то писать.



«Переводная работа мне не очень давалась, – признаётся Ариадна Владимировна. – А газетная сразу пришлась по душе». У дебютантки не было знакомых, которые могли бы ввести её в мир столичной периодики, да и газет в Петербурге, по её словам, издавалось не так много. Тыркова начала сотрудничать с провинциальной прессой.

Ярославская газета «Северный край» с готовностью взялась печатать её «Петербургские письма». «Писалось легко, даже слишком легко и беззаботно». Тематика публикаций могла быть любой: театральные премьеры, художественные выставки, новые книги, зарубежные новости. Цензурой не приветствовалась только политическая направленность.



Платили негусто: по три копейки за строку. Фельетоны размером от 300 до 400 строк выходили раз в неделю. За месяц набегало в лучшем случае около 40 рублей. Этих денег хватало только на оплату съёмной квартиры. Выжить помогал доход с небольшого кирпичного завода, построенного на отцовской земле. Вскоре Тыркова стала корреспондентом ещё одной провинциальной газеты – «Приднепровский край». Она издавалась в Екатеринославе, после Октябрьской революции переименованном в Днепропетровск.



Пристойное предложение

В течение двух лет Ариадна Владимировна активно сотрудничала с «Северным краем» по переписке, не зная в лицо ни одного из своих коллег. Первым, с кем она лично познакомилась, стал один из отцов-основателей газеты, завотделом земского обозрения, князь Дмитрий Иванович Шаховской. Он навестил Тыркову в Ялте, где та отдыхала с детьми.



«Мне сразу стало с ним легко, хотя я и сознавала, что смотреть на него приходится снизу вверх, – пишет мемуаристка. – Это не было обидно... Его значительность я сразу признала». Во время совместных прогулок по Ялте и окрестностям Шаховской рассказывал ей о Ярославле, газете и людях, которые там работают.

– Переезжайте к нам, – предложил он Ариадне Владимировне. – Будем вместе работать. Что вам в чиновничьем Петербурге киснуть?

Переезд в Ярославль состоялся, вероятно, в начале 1902 года. Для Тырковой это было трудное время. Единственным источником средств к существованию оставались публикации в «Северном крае». Расширять тематику фельетонов не давала цензура. Стоило перейти от театрально-выставочных дел к социальным проблемам, из Ярославля приходило сообщение: «Нам ваша статья очень понравилась, но вице-губернатору совсем не понравилась». Фактически это означало: ни публикации, ни денег.

В эти мрачные дни к Ариадне Владимировне приехал князь Шаховской и категорично заявил: «Собирайтесь в Ярославль. Вам необходимо увидеть настоящую русскую жизнь. Вам нечего делать в Петербурге. А нам вы нужны». Редакция «Северного края» предлагала твёрдый заработок – 175 рублей в месяц. «Для меня это было целое богатство», – вспоминает Тыркова. Она поспешно съехала с квартиры на Песках и поездом вместе с детьми отправилась в Ярославль.



Союз адвоката и князя

Петербургской гостье временно уступил квартиру редактор-издатель «Северного края», адвокат Эдуард Германович Фальк. «Мы с ним сразу подружились, – сообщает Ариадна Владимировна. – Несмотря на немецкую фамилию, это был настоящий ярославец, на редкость привлекательный, умный, бойкий, полный насмешливого юмора. Но ярославской тяги к деньгам у него не было».



Фальк был человеком идеи, одним из самых популярных общественных деятелей Верхней Волги. Чтобы внедрять в сознание местного населения высокие идеалы, которыми горел он сам, Эдуард Германович и затеял выпуск газеты. Хлопотное, чреватое долгами дело, которому он на протяжении пяти лет посвящал себя без остатка, в конце концов, до срока свело издателя в могилу. Он скончался в декабре 1902 года в возрасте сорока лет.

По воспоминаниям Тырковой, Фальк и Шаховской «были большие друзья и отлично дополняли друг друга». Первый обладал качествами хорошего редактора, неизменно защищал и поддерживал своих корреспондентов, но дара публициста был лишён. Все передовицы писал Шаховской, делая это без особого удовольствия, но с неизменным блеском.

Дмитрий Иванович пережил своего партнёра на 37 лет. Бывший секретарь первого русского парламента, бывший член ЦК партии кадетов, бывший министр Временного правительства, он был арестован в июле 1938 года. Добиваясь от 77-летнего старика признательных показаний, следователи заставляли его сутками стоять без сна. Измученный допросами, Шаховской признал свою вину, но наотрез отказался давать показания против других. В апреле 1939 года князя расстреляли на подмосковном Бутовском полигоне.



Летом 2003 года в Ярославле на доме 47 по улице Республиканской (бывшей Духовской), где в начале ХХ века размещалась редакция «Северного края», была открыта мемориальная доска в память о Шаховском.



Читая между строк

«Северный край» имел дурную репутацию у губернских властей. Цензура в лице вице-губернатора была к нему беспощадна. Иногда логика запрета казалась непостижимой.

Тыркова вспоминает, как однажды Иоанн Кронштадский выступил в печати с обличениями взглядов Льва Толстого. Ариадна Владимировна написала об этом выпаде критическую статью, которую благополучно зарезала цензура. Удивительно, что через неделю её фельетон с критикой самого Толстого точно так же не допустили к печати.

«Цензура не доверяла писателям, в каждой строчке искала тайного, неблагонадёжного смысла». Этой забаве предавалась и читающая публика. Однажды Тыркова опубликовала в «Северном крае» сказку, главным героем которой был глупый тюлень. Произведение имело громкий успех, поскольку читатели решили, что автор высмеивает ярославского губернатора Бориса Штюрмера. Между тем Ариадна Владимировна не имела в виду ничего подобного.



Репутация оппозиционного издания сделала газету очень популярной. Напечататься в «Северном крае» считалось за честь. Тырковой хорошо запомнился долговязый гимназист, сын ярославского миллионера-фабриканта, приносивший в редакцию свои стихи, довольно слабые. Каждый раз, подходя к зданию на Духовской улице, он лихорадочно крестился. Увы, это редко помогало.



Улыбка цензора

Как-то раз очередная статья Ариадны Владимировны вернулась от вице-губернатора перечёркнутой крест-накрест красными чернилами.

– Посмотрите, какой невежливый господин, – с улыбкой сказал Фальк. – Всё вычеркнул. Если бы он знал, какая славная женщина это писала, он не посмел бы так черкать.

– Ну ещё бы! — засмеялся Шаховской. – Поезжайте к нему, поговорите. Отвоюйте эту статью.

К удивлению «отцов» газеты, Тыркова отнеслась к предложению всерьёз.

– Отчего же нет? – сказала она. – Я съезжу.



Вице-губернатор принял журналистку не в канцелярии, а в домашнем кабинете, среди красивой мебели. Было видно, что этот добродушный молодой чиновник растерялся. Из враждебного лагеря к нему явилась не растрёпанная нигилистка с папироской в зубах, а привлекательная женщина одного с ним круга.

– В каждой статье можно при желании заподозрить тайный смысл, – начала Тыркова, стараясь быть убедительной. – Но в моей статье явно нет ничего предосудительного. Буду вам крайне признательна, если вы в неё ещё раз заглянете и снимете ваш запрет. Не забывайте, что это моя профессия, мой хлеб...

Она улыбнулась, и цензор не смог сдержать ответной улыбки. Впрочем, на судьбу «зарезанной» статьи это не повлияло. Она так и не вышла в печать. За спиной любезного собеседника Ариадны Владимировны «стояла тяжёлая, недобрая фигура губернатора... Штюрмера. Это уже был не противник, а враг». По словам журналистки, тот держал под подозрением всю редакцию «Северного края», а Шаховского считал государственным преступником.



Ницшеанство как болезнь

Наша героиня была женщиной передовых эстетических вкусов. Далеко не все в редакции «Северного края» способны были их разделить. Питерской барыне не раз доставалось за её любовь к декадентам – как отечественным, так и зарубежным. К ужасу коллег, Ариадна Владимировна восхищалась стихами Фёдора Сологуба и Константина Бальмонта, а Зинаиду Гиппиус считала талантливой женщиной.

Но больше всего нападок ей пришлось выдержать из-за Ницше, о котором она опубликовала несколько статей. По признанию Тырковой, она никогда не была ницшеанкой, но, прочитав несколько книг усатого бунтаря, «почувствовала веяние нового духа».



Нечто похожее испытала в те годы одна из её знакомых, поднявшаяся из сельских учительниц до степени доктора русской истории:

– Точно окно в комнате открыли. Я вдруг поняла, что логика – только маленькая часть нашей внутренней жизни...

Этого увлечения категорически не одобрял князь Шаховской, который «испытывал моральное отталкивание от Ницше». Спорить Дмитрий Иванович не любил и свои претензии выражал в шуточной форме.

– Вы приехали, сначала заболели свинкой, потом ницшеанством, – сказал он однажды Тырковой. – Не знаю, что хуже.



Ариадна и грузчики

Самыми яркими и шумными среди горожан казались журналистке грузчики на ярославских пристанях. Летом Ариадна Владимировна с детьми сняла дачу на левом берегу Волги и каждый день переправлялась в редакцию, на правый берег. В ожидании лодочника она любовалась красочной толпой грузчиков и охотно заводила с ними разговоры.

Сотрудник «Северного края» по фамилии Зузуля пришёл в ужас, когда однажды застал свою коллегу возле кабака. В светлом летнем платье, в соломенной шляпке и с зонтиком от солнца Ариадна стояла в компании грузчиков. Мысль о том, что изящная дамочка пишет в газетах, их очень забавляла. Вопросам не было конца.



– Поди, и на хлеб зарабатываешь?

– На хлеб и на сапоги. И на пряники хватит для меня и для ребят.

– Ишь ты, какая шустрая! А я думал, ты – дачница, под зонтиком гуляешь.

– Иногда и под зонтиком гуляю, – смеясь, отвечала Тыркова. – Мне на ходу легче придумать, что писать. Чем тебе мой зонтик помешал?

– Это я так, к слову. Вот накоплю денег, своей Агашке такой куплю.

Грузчики захохотали.

– Такой, как ты, накопит! Ты ей пробки от чекушек копи. Скорее будет!

В лодке Зузуля устроил Тырковой выговор:

– Вы с ума сошли, Ариадна Петровна! Разве можно такие штуки делать? Ведь это же отпетый народ. Всё, что угодно, могут выкинуть!

– А я нахожу, что вы с ума сошли. Считаете себя социалистом, а мужиков испугались. Мне с ними куда интереснее, чем с книжниками.

«Кроме грузчиков, я в Ярославле так называемого народа не встречала, – признаётся Ариадна Владимировна, – с местной фабричной жизнью совсем не познакомилась, хотя фабрик было немало».



«Из Ярославля я уезжала уже другой»

Ярославль стал для Тырковой городом свежих впечатлений и новых мыслей. «Передо мной ясно обрисовались политические задачи, – пишет она, – я увидела новых людей, им преданных. Они ко мне отлично относились, ценили и моё общество, и моё писание. Казалось бы, всё это должно меня подстрекать, поощрять».

Однако получилось наоборот. Став штатным сотрудником «Северного края» с приличным денежным содержанием, Ариадна Владимировна с трудом могла заставить себя писать. На берегах Невы статьи и фельетоны давались ей «с птичьей лёгкостью», а «в Ярославле вышла какая-то внутренняя задержка».

На редакционном собрании Тыркова заявила, что чувствует себя нерадивой сотрудницей и хочет вернуться в Петербург. Коллеги дружно протестовали. Шаховской недоумевал:

– В Петербург? Зачем? Ваше место здесь...

И всё-таки Ариадна Владимировна не отказалась от своего намерения. «Я решила уехать, потому что в Ярославле меня забаловали, заласкали, переоценили, – объясняет она своё решение. – У меня не было ни знаний, ни умения думать. Этому надо было научиться, надо было сделать над собой усилие... Но из Ярославля я уже уезжала другой, чем туда приехала».



Её ждали арест, суд, нелегальная эмиграция. Ариадна Тыркова вернулась в Россию после амнистии, объявленной царским Манифестом от 17 октября 1905 года. В Ярославле она больше не работала.

Автор
Александр Беляков
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе