Пьянели и трезвели мы всегда поочередно

Нас познакомил в 1974 году в Париже Миша Барышников... Наверное, бывают встречи, которые где-то запрограммированы. Когда мы впервые встретились, всю ночь до утра ходили по набережным Сены, рассуждали и об искусстве, и о жизни, и о любимой нами России с ее трагической судьбой. Мы сразу поняли, что давным-давно знаем друг друга. Марина Влади в своей книге "Владимир, или Прерванный полет" написала, что она вообще не понимала, что связывало - кроме таланта и страсти к запоям - нас, двух столь непохожих людей. Мне кажется, что для любого русского или имеющего русскую душу человека в этом нет ничего странного. Таланта и выпивки более чем достаточно, чтобы навек подружиться. Такова была точка зрения Марины. Но прежде всего нас связывало, конечно, творчество. Володя многого не знал - "железный занавес" ограждал человека от всего, что происходило на Западе в мире искусства, кино, музыки. К каждому приезду Володи я готовил книги, которые были запрещены или недоступны в Советском Союзе. Мы часто ходили и в кино - помню, что он был потрясен "Казановой" Феллини, открыл для себя в фильме "Однажды на Диком Западе" актера Чарльза Бронсона, которого любил всю жизнь...

Я не знал Володю в России. Может, в молодости он и был рубахой-парнем. Трезвый, он, скорее, был человеком замкнутым. А когда пил, то это были не веселые загулы, а развитие тяжелой болезни, которая закончилась трагически...


Я сразу понял, что надо сохранить голос Высоцкого, и семь лет записывал в своей студии его песни. Для этого я купил профессиональную аппаратуру и полтора месяца специально занимался на курсах звукооператоров. Сам Володя очень увлекся записями и, добиваясь нужного звучания, некоторые песни перепевал по нескольку раз за вечер. В итоге получились семь пластинок, которые на сегодняшний день остаются, на мой взгляд, лучшими. К сожалению, некоторые фирмы выпускают пластинки в ужасном сопровождении - полублатном, с балалайками и с присвистом. Они называются "Высоцкий в записях Шемякина в новом музыкальном оформлении".

В то время я уже иллюстрировал его песни. Рассматривая мои работы, он ночью не давал мне спать и каждые сорок минут читал отрывки из последней поэмы, которую сочинял. Я уже шесть лет работаю с издательством "Вита Нова" над книгой "Две судьбы". В нее вошли 42 мои иллюстрации к лучшим его стихам. По одной - на каждый год его жизни, а 43-я - созданная мною обложка этой книги. Я показываю, почему власть имущие так боялись Владимира Семеновича Высоцкого, чем он был им неугоден и страшен. И плюс мои воспоминания. Двенадцать песен или поэм, которые он мне посвятил, связаны и с моей жизнью, и с нашими похождениями в Париже. Там будут и тексты, и редкие фотографии Высоцкого, и факсимиле поэм, которые он мне подарил. Думаю, что книга выйдет в конце нынешнего года...

Конечно, порой Володя приезжал в состоянии не очень приемлемом для нормального бытия. Но любя и ценя друг друга, "пьянели и трезвели мы всегда поочередно" - как написал Володя. Каждый из нас во время запоя старался оберегать другого от крупных неприятностей. Срыв был только один - в парижском кабаке "Распутин". Это был наш совместный загул, после которого родилась песня "Французские бесы - большие балбесы"...

"Друг мой в черных сапогах стрелял из пистолета..." - это тоже про меня.

В свое время я таскал с собой пистолет, чтобы защитить Володю, которого тянуло в сомнительные места. Поэтому когда он запел "Где твой черный пистолет?", в моей пьяной голове промелькнуло: "А где же он?" Я выхватил его и пальнул пару раз по люстрам. После чего все цыгане и находившийся там Юрий Любимов с мадам Элен Мартини (русской хозяйкой "Распутина". - "Известия") спрятались под стол. Мы же вовремя улизнули. В песне все весело, но на самом деле приятного было мало. Для Володи все это кончилось психиатрической больницей и белой горячкой, но результатом стала уникальная песня. Зашивались мы вместе с Володей девять раз. На сколько месяцев зашился, на столько это тебя держит в страхе. Хотя некоторые любители зеленого змия умудрялись и выковыривать эту штуку. И тогда через пять минут ты можешь - как говорят в России - снова принимать на грудь. Мы оба страшно маялись от страшной зависимости от алкоголя. Я решил завязать лет восемнадцать назад и сказал сам себе: "Все, баста!" И без всяких врачей я покончил с так называемой русской болезнью. Володе не удалось. Мне кажется, что он ушел на тот свет не без чьей-то посторонней помощи.

Я знал тогдашнюю систему. Питерский полковник - чекист Попов, который меня изгонял из Советского Союза, заявил: "Мы хотим вас спасти. Есть отделы, которые этого не хотят". Еще он сказал тогда, что "свои хуже врагов". В то время в Москве проходила Олимпиада. Высоцкий был знаменит, и, возможно, кто-то хотел убрать его как "нежелательного элемента". Убрать же его было легко, потому что он уже был на грани ухода. Его достаточно было чуть-чуть подтолкнуть, а потом сказать, что не выдержало сердце.

Если говорить о его любимых странах, то он влюбился в американский темп жизни, в колоссальные творческие импульсы и повторял: "Мишка, мы должны жить в Америке!" Однажды в Америке они вместе с Мариной провели ночь в разговорах с Рудольфом Нуреевым, который потряс Володю своей бешеной энергией. Его покорил и Бродский, с которым они встретились. Иосиф подарил ему книги с посвящением - "большому русскому поэту"... И Володя очень гордился этим посвящением. И то, что Бродский его так особо отметил, было для него счастьем. Сам Володя никого так не ценил, как Иосифа, но сам он, как поэт, где-то комплексовал.

Эти комплексы ему навязывали, в частности, Евтушенко и Вознесенский, которые относились снисходительно к его поэзии. "И мне давали добрые советы, чуть свысока похлопав по плечу, мои друзья - известные поэты: "Не стоит рифмовать: "Кричу - торчу". Любил Высоцкий петербургскую группу поэтов - умершего три года назад Владимира Уфлянда, с которым мы вместе работали такелажниками в Эрмитаже. Ну а из певцов он обожал Бернеса и Утесова. 

К себе, как к актеру, он в последние годы относился достаточно сдержанно. Мечтал сниматься в серьезных фильмах, хотел бы сделать карьеру на Западе, но понимал, что без языка это невозможно. Володя был женат на француженке, и у него была возможность остаться, но он понимал, что на Западе ему нечего делать. В этом он убедился прежде всего на примере Галича. И когда мы с ним обсуждали, смог ли он жить на Западе, Володя говорил: "Ну что, два-три концерта, как у Саши Галича? А потом что? Петь в кабаках?" В моем французском замке Шамуссо сейчас хранится его гитара. Все семь лет, которые мы работали над записями, она была у меня. Когда он умер, я хотел ее вернуть Марине. Но она сказала, что у нее есть несколько Володиных гитар, а этот рабочий инструмент пусть "у тебя останется на память"...

Михаил Шемякин, художник

Известия
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе