Это для нас автор «Горя от ума» – классик, а от коллег-современников ему крепко доставалось. Иван Крамской. Портрет писателя А.С.Грибоедова. 1875. ГТГ
Так, в 1824 году разгорелась настоящая литературная война между двумя группировками. С одной стороны, были князь, поэт, литературный критик Петр Андреевич Вяземский и автор бессмертного творения «Горе от ума» Александр Сергеевич Грибоедов, а с другой – литератор, племянник известного поэта Ивана Ивановича Дмитриева Михаил Александрович Дмитриев и драматург, один из первых русских водевилистов Александр Иванович Писарев. Все перипетии литературных баталий были увековечены и в эпиграммах. В 1820-е годы Дмитриев и Писарев выступили с нападками на Грибоедова:
Одна комедия забыта,
Другой еще не знает свет;
Чем ты гордишься, мой поэт?
Судьба "Полотняного Завода", где отныне Пушкину нос никто уже не подточит
Так силой хвастает бессильный волокита.
(Дмитриев на Грибоедова, 1824)
Это был намек на комедию Грибоедова «Молодые супруги, или Притворная неверность» и на «Горе от ума», ходившее в то время в списках по рукам.
Затем следует удар по Вяземскому, причем значительно ниже пояса. Дело в том, что с 1818 по 1821 год Петр Андреевич служил в Варшаве, где по распоряжению Александра I принимал активное участие в разработке Конституции России. Мысль о Конституции вскоре была позабыта, а Вяземский угодил в отставку и под негласный надзор полиции.
Я, веря слухам, был в надежде,
Что он Варшавой проучен;
Знать, ложен слух. Как был и прежде
Всё тот же неуч он.
(Дмитриев на Вяземского, 1824)
А затем от Дмитриева достается и Вяземскому, и Грибоедову одновременно:
Вот брату и сестре законный аттестат:
Их проза тяжела, их остроты не остры;
А вот и авторам: им Аполлон не брат
И музы им не сестры.
(Дмитриев на Грибоедова и Вяземского, 1824)
Сейчас непонятно, о чем идет речь. Однако в то время все было более чем ясно. Речь шла о водевиле «Кто брат, кто сестра, или Обман за обман», авторами которого были Грибоедов и Вяземский.
Разумеется, Вяземский не остался в долгу и написал, в свою очередь, эпиграмму на Дмитриева:
Клеврет журнальный, аноним,
Помощник презренный ничтожного бессилья,
Хвалю тебя за то, что под враньем твоим
Утаена твоя фамилья…
(1824)
Не промолчал и Грибоедов. В его эпиграмме на Дмитриева есть такие строчки:
...Михайло Дмитриев с друзьями.
Переплетясь они хвостами,
То в прозе жилятся над вами,
То усыряют вас водяными стихами…
(1824)
А затем автор «Горя от ума» «приложился» и по Дмитриеву, и по Писареву сразу:
И сочиняют – врут, и переводят – врут!
Зачем же врете вы, о дети? Детям прут!..
(Грибоедов на Дмитриева и Писарева,
апрель 1824)
В свою очередь, Писарев ответил целым фонтаном эпиграмм и на Вяземского, называя его Мишурским, и на Грибоедова, дав последнему прозвище Грибус:
Мишурский, Грибусов приятель,
Ругательством отмстил за эпиграммы нам.
За что он сердится? Как дюжинный писатель,
Едва ль и дюжинных он стоит эпиграмм.
(1824)
Не может не броситься в глаза, что Писарев не стесняется в выборе лексики. Больше всех досталось от него Грибоедову. Вот лишь некоторые образчики его эпиграммного творчества:
Лицо есть зеркало души!
И, видя Грибуса с его отвратной рожей,
Все, верно, повторяют то же:
Лицо есть зеркало души.
(1824)
Или еще:
Незваные Парнаса гости,
Марайте вы собой журнальные листы;
Вам отвечать у нас достанет злости,
Достанет ли у вас-то остроты?
(Писарев на Грибоедова и Вяземского, 1824)
У этой литературной войны есть и положительная сторона – она так и осталась литературной.
В 1829 году поэт Евгений Абрамович Баратынский пишет эпиграмму на Николая Алексеевича Полевого, который в своем труде «История русского народа» выступил с резкой критикой «Истории государства российского» Николая Михайловича Карамзина. Причем Баратынский, сам будучи дворянином, не постеснялся намекнуть на купеческое происхождение Полевого:
В восторженном невежестве своем
На свой аршин он славу нашу мерит;
Но позабыл, что нет клейма на нем,
Что одному задору свет не верит...
А заканчивается эпиграмма еще более резкой строчкой: «Смешнее всех нам пламенный глупец».
Разумеется, Полевой не промолчал и написал эпиграмму на Баратынского:
Зачем мою хорошенькую музу,
Голубчик мой, ты вздумал освистать?..
Тебя сто раз спасал, скажи, не я ли?
Не я ль тебя лелеял и берег,
Когда тебя в толчки с Парнаса гнали,
Душа моя, парнасский простачок?
(1830)
Сегодня даже далеко не все любители русской литературы помнят такие имена, как Туманский и Шаликов. А в 1823 году они обменялись резкими эпиграммами. Сначала писатель Петр Иванович Шаликов написал эпиграмму на поэта Василия Ивановича Туманского:
Дитя мечтательной натуры,
Поэт-романтик Мглин так слог туманит свой,
Что уж давно пора назвать его мечтой
Иль призраком литературы.
(1823)
А затем Туманский на Шаликова:
Дитя пастушеской натуры,
Писатель Нуликов так сладостно поет,
Что уж пора б ему назваться без хлопот
Кондитером литературы.
(1823)
Как правило, причиной эпиграммных войн была литература… но не всегда. Популярный в прошлом литератор и известный картежник Иван Ермолаевич Великопольский написал эпиграмму на Александра Сергеевича Пушкина по поводу проигрыша последним главы «Евгения Онегина» – ведь Пушкин тоже был игрок, и преазартный:
Глава Онегина вторая
Сползала скромно на тузе.
Но это было позже, а еще раньше Великопольский, сам оказавшись в проигрыше Пушкину, чтобы отомстить, берется не за карты, а за перо:
Арист – негодный человек,
Не связан ни родством, ни дружбой:
Отцом покинут, брошен службой,
Провел без совести свой век…
(Арист – герой сатиры
Великопольского «К Эрасту». – В.Г.)
Своего партнера по картам Пушкин тоже увековечил в эпиграмме:
Поэт-игрок, о Беверлей-Гораций,
Проигрывал ты кучи ассигнаций,
И серебро, наследие отцов,
И лошадей, и даже кучеров –
И с радостью на карту б, на злодейку,
Поставил бы тетрадь своих стихов,
Когда б твой стих ходил хотя в копейку.
(1829)
(Беверлей – игрок, герой одноименной драмы французского писателя Сорена, Гораций – римский поэт, писавший сатиры. – В.Г.)
Но больше всех от своих собратьев по перу досталось сардинскому графу, родственнику Александра Васильевича Суворова, сенатору Дмитрию Ивановичу Хвостову.
Какими только кличками его не награждали современники – Графов, Свистов, Вралев, Ослов, Писцов, Хвастон, Рифмин и другие! Свои эпиграммы ему посвятили Иван Иванович Дмитриев («...Стихи, конечно, и твои/ На лекциях пойдут в пример галиматьи!»), Иван Андреевич Крылов, Николай Федорович Остолопов, Александр Ефимович Измайлов («Каких лишились бы прекрасных мы стихов,/ Когда бы не писал Вралев»), Петр Александрович Корсаков («В огонь, в огонь скорей творения Ослова»), Петр Андреевич Вяземский («…В сенате он живой покойник/ И дух нечистый средь людей»).
Совсем по-иному написал о Хвостове Баратынский:
Поэт Писцов в стихах тяжеловат,
Но я люблю незлобного собрата:
Ей-ей! Не он пред светом виноват,
А перед ним природа виновата.
И ведь на самом деле Дмитрий Иванович оказался выше литературных разборок и спокойно перенес все литературные выходки коллег по перу. n
Виктор Михайлович Грибков-Майский – член Союза журналистов России.
Независимая газета