В 1605 году в самый разгар Смутного времени в семье то ли мордовца, то ли марийца родился мальчик Никита. Его мать скоро умерла — и ребенок остался сиротой. В 12-летнем возрасте он пошел послушником в монастырь. Где и отличился не только неукоснительным выполнением заданий настоятеля и неотлучным посещением богослужений, но и изучением книжной премудрости. Когда же его отец серьезно заболел, юного "кандидата в иноки" позвали домой, где он вскоре принял сан священника.
Однако уровень молодого иерея был слишком высоким для российской провинции — и спустя несколько лет его по протекции знакомых столичных купцов перевели в Москву, настоятелем одного из храмов. Так бы и прожил отец Никита размеренную и стабильную жизнь "белого" священника — но тут вмешалась судьба. Один за другим вскорости умерли все три сына несчастного батюшки. Видя в этом наказание Божье за оставление монастыря в юности, несчастный отец решил навсегда покинуть мир, постригшись в монахи. Свою жену он также уговорил принять постриг — внеся за нее солидный взнос в женскую обитель.
Впрочем, в столичных монастырях новопостриженный инок Никон долго не задержался. Он жаждал настоящего подвига — и потому ушел на Север в Соловецкую обитель. Правда, в одном из скитов, получив назначение "эконома", он не нашел общего языка с настоятелем — и снова ушел в другое место. Его мечтой было стать отшельником — но судьба вновь распорядилась иначе. Братия Кожезерского монастыря была так очарована его талантами, что вместо предоставления места для отшельнической келии избрала его своим настоятелем. Никон во имя послушания не стал зарывать свой незаурядный административный дар в землю — и быстро пошел по служебной лестнице.
В это время в Москве в отношениях церкви и государства сложилась любопытная ситуация. Михаил, первый царь династии Романовых, почти всю жизнь провел под более чем тесной опекой патриарха Филарета — своего отца. Который вполне официально носил титул "великий государь" — причем, по понятным причинам, звание это было отнюдь не данью простого уважения. Поэтому после смерти Филарета царь решил стать самодержцем не только по титулу — но и фактически. А посему в патриархи дважды избирались люди, мягко говоря, не очень волевые и амбициозные. Последним в этой чреде стал избранный в 1642 году патриарх Иосиф.
Но в июле 1645 года основатель династии умер — и на престол взошел его сын Алексей. Который, хоть и был назван потомками "Тишайшим", но на самом деле вовсе не был лишен государственнических амбиций и реформаторского пыла. И действительно, "тишайший" патриарх Иосиф и царившие при нем порядки в Церкви монарха удовлетворять перестали. Но, поскольку в те времена на Руси первоиерархов без чрезвычайных причин "в отставку" не отправляли — то в руководстве РПЦ сложилось фактическое "двоевластие". Владыка Иосиф был номинальным ее правителем — а реальным влиянием, благодаря поддержке царя, обладал так называемый Кружок ревнителей благочестия, в который входили царский духовник и несколько харизматичных московских священников. Чьи имена история помнит до сих пор — например, одного из вождей раскола протопопа Аввакума.
Собственно, церковные реформы берут начало в деятельности именно указанного "кружка". Они коснулись не только чисто духовной жизни, но и церковно-государственных отношений. Одной из таких реформ стало, например, Соборное уложение — своего рода свод законов Русского царства, значительно урезавшей церковную автономию в области судопроизводства и управления церковным имуществом. Но "ревнители" особо насчет этого не волновались — наоборот, их радовало, что бразды правления Церковью все увереннее переходили из рук патриарха-"ретрограда" (которого они откровенно не ставили ни в грош и даже открыто оскорбляли) в руки "прогрессивного" царя.
Впрочем, задачи члены этого кружка ставили перед собой действительно прогрессивные. Например, хотели покончить с возмутительной практикой "многогласия", когда в одной части храма могли читать "кафизмы" — а в другой — канон, для общего сокращения времени службы. Понятно, что слушание богослужебных текстов одновременно воспринималось как откровенная какофония, а порознь — как обычное "начетничество", форменное издевательство над освященными церковным опытом боговдохновенными словами святых отцов.
Вот в этот-то кружок и стал вхож молодой игумен с Русского Севера. Вначале он, по желанию царя, сменил прописку на московский монастырь, ставший родовой усыпальницей Романовых — а затем, в 1649 году был рукоположен в Новгородского митрополита. Новый владыка проявил себя с самой хорошей стороны. Он не просто руководил священством обширной епархии — но и осуществлял (с санкции царя) общий надзор за гражданским судопроизводством, помогал из церковных средств страждущим и голодным, чем заслужил огромный авторитет среди новгородцев.
Проявлял он и исключительную смелость. Так, во время бунта, когда царский наместник и стрелецкие воеводы, потеряв контроль над ситуацией, спрятались в митрополичьих покоях, Никон не побоялся выйти навстречу озлобленной толпе смутьянов — и даже был ими избит до потери сознания. Впрочем, дрожащих от ужаса чиновников бунтовщики так и не доискались, устрашившись содеянным насилием над своим архипастырем. А он, очнувшись, встал во главе крестного хода — и полностью погасил возмущение. А когда на город двинулось карательное войско, принял покаяние горожан и избавил их от заслуженной кары.
В 1652 году умер патриарх Иоасаф — его преемником был избран Никон. Первые годы его патриаршества являли собой, казалось, почти идеальный пример "симфонии" — взаимодействия светской и духовной власти, символом которой, собственно, и является двухглавый орел. Спустя два года царь даровал первоиерарху право титуловаться великим государем — и он быстро доказал, что это звание вполне заслуженно. Даже пресловутая церковная реформа на фоне насыщенной биографии патриарха Никона выглядит довольно блекло.
Достаточно сказать, что именно под влиянием главы РПЦ Алексей Михайлович решился принять предложение гетмана Богдана Хмельницкого о российском патронате над Украиной — что означало войну с Речью Посполитой. Которая, впрочем, вернула России захваченный во время Смуты Смоленск и другие исконно русские города.
Уезжая на войну, царь оставлял вместо себя фактическим наместником именно Никона, без одобрения которого не принимались никакие важные решения оставшихся в Москве министров. Сам патриарх тоже проявлял решительность в критических ситуациях. Так, когда в Москве вспыхнула эпидемия чумы, по его приказу царская семья была молниеносно вывезена в отдаленный монастырь и перевозилась с места на место, как только возникала опасность приближения эпидемии.
А во время войны со Швецией патриарх направлял на военные нужды значительную часть церковных доходов. Которые, кстати, за время его правления увеличились в два раза. Что дало возможность построить массу храмов — в том числе и знаменитый "новоиерусалимский" комплекс, созданный как почти что точная копия святых мест Палестины.
Но всему приходит конец. Во второй половине 50-х годов XVII века "великий государь церкви" оказался между двух огней. Пожалуй даже, целых трех. С одной стороны, деятель такого масштаба закономерно не мог терпеть церковной "семибоярщины", пусть даже с самыми благими намерениями — и потому Кружок ревнителей благочестия вскоре был разогнан, а его деятели пополнили ряды церковной оппозиции, в том числе и старообрядческой. С другой стороны, строгое единоначалие и крутой нрав первоиерарха заставлял трепетать и обычное священство — тем более, что суд над провинившимися Никон творил быстро, сурово и без излишней коллегиальности, обычно, впрочем, означавшей простое затягивание дел.
И наконец, влиянию патриарха на царя жутко завидовали царские приближенные, при каждом удобном случае вбивавшие клин между обоими "государями". Случай вскоре представился — приближенного Никона князя Мещерского грубо оскорбили царские придворные, царь отказался их наказать — и первоиерарх в 1658 году удалился в подмосковный монастырь.
Впрочем, от высокого сана он так и не отрекся. Для отрешения Никона от звания в Москве в 1666 году был собран Большой Собор с участием целых двух патриархов, Александрийского и Антиохийского. Даром, что оба они к тому моменту сами были лишены сана на Соборе в Константинополе — эти "свадебные генералы" придавали собранному царем форуму требуемую солидность. А уж каких дел они там наворотили — до сих пор толком расхлебать не получается.
Ведь, объявляя Никона главным виновником великого раскола, у которого руки по локоть в кровь несчастных староверов, малоквалифицированные критики забывают важную деталь. Да, опальный патриарх действительно заварил кашу с реформой — хотя и при прямом соучастии или попустительстве многих будущих "светочей" старой веры, вроде того же Аввакума. Да только ж, несмотря на всю свою жесткость, реформатор не забывал, что руководит Церковью, Телом Христовым — а не взбунтовавшейся провинцией.
Да, он мог подвергнуть анафеме несогласного священника — но потом, после возвращения последнего в Москву, предоставить ему жилье и содержание и даже ходить к нему в гости для бесед — как это произошло с протопопом Иваном Нероновым. Да и сам протопоп Аввакум до середины 1660-х годов пользовался если не популярностью среди двора, то хотя бы свободой.
А вот после Собора 1666-1667 годов ситуация действительно изменилась кардинальным образом. Староверов заклеймили в качестве "злобных еретиков", сравнив с Арием и (куда ж без него?) даже с Иудой Искариотом — и предали их гражданскому уголовному преследованию. ("Соборное уложение" 1649 года предусматривало смертную казнь "изменникам православия" — напомним, правда, что у его истоков стояли "ревнители благочестия", спустя годы сами ставшие его жертвами).
А уж тогда и вправду запылали костры и переполнились измученными на пытках "еретиками" тюрьмы. Только сам лишенный сана патриарх Никон к тому времени давно содержался почти что узником в отдаленном монастыре. Тем не менее, даже в таком положении он категорически отверг предложение Степана Разина стать духовным лидером его восстания — что вполне могло обеспечить последнему победу. Достаточно вспомнить, сколько раз Москва захватывалась казаками самых разных лагерей в Смутное время.
Лишь под конец жизни Никона реабилитировали. Сын умершего Алексея Тишайшего, царь Федор Алексеевич под влиянием своей тетки, царевны Татьяны Михайловны, приказал освободить опального архиерея из заключения. Но свобода пришла слишком поздно — по дороге в столицу 17 августа 1681 года, пожалуй, самый яркий русский патриарх XVII века скончался. Уже после его смерти в Москву пришли "разрешительные грамоты" от всех четырех патриархов — о снятии с Никона прещений Собора 1666 года. Так что с тех пор его поминают в патриаршем достоинстве.
Однако эпоха Никона все равно безвозвратно канула в лету. На патриаршем престоле РПЦ до самой эпохи Петра 1 уже больше никогда не появлялся иерарх, хоть отдаленно способный быть "великим государем Церкви". Ну, а Петр Алексеевич решил упразднить патриаршество вообще, поставив Церковь под полный и безраздельный контроль государства. После чего вторая голова орла оставалась на русском гербе исключительно по традиции.
Впрочем, если хорошо подумать, у политики, олицетворяемой Никоном, и не могло быть будущего. Увы, церковно-государственная симфония по-прежнему является лишь теоретическим идеалом. А на практике она неизбежно вырождалась либо в "папоцезаризм", при котором Римские первосвятители аккумулировали не только духовную, но и светскую власть — либо в "цезарепапизм" византийского (да и что там греха таить — общеправославного) образца, когда цари и императоры не только управляли государством, но и фактически рулили Церковью. И все же, даже попытка Никона сломать порочную систему цезарепапизма заслуженно ставит его в ряд самых выдающихся личностей русской общей и церковной истории.
Юрий Носовский
Правда.Ру