Борис Соколов
Цензуры на фронте не было
Несмотря на свои годы, Борис Александрович бодр и активен. Живет один, жену похоронил в 2005 году, детей нет. Что удивило: за столом фронтовик до сих пор позволяет себе «наркомовские сто грамм».
– Борис Александрович, уже столько фильмов о войне снято – какие из них, по-вашему, наиболее верно отражают историческую правду?
– На мой взгляд, черно-белый фильм «Звезда» режиссера Александра Иванова (вышел в 1949 году) и «Бессмертный гарнизон» по сценарию Константина Симонова. А вот, например, «В бой идут одни «старики» – по большей части вымысел, то, что называют «клюквой», но это не умаляет художественных достоинств ленты. Вообще, игровое кино и кинохронику не стоит сравнивать – совсем разные жанры.
– А была ли на фронте цензура: это снимать можно, а это – ни-ни?
– Все задают этот вопрос (улыбается). Нет, нам ничего не запрещали. А вот в Москве, в редакции кинохроники, куда мы отправляли отснятый материал, какие-то кадры могли изъять по цензурным соображениям. Но мы и сами понимали, чего нельзя снимать. Нельзя показывать вблизи наши «катюши» и другие боевые установки – военная тайна. Нельзя снимать, как наши солдаты сдаются в плен. Нельзя показывать отступление наших войск. Эти кадры деморализуют дух солдат и тружеников тыла (а показывали хронику в основном в тылу). Когда, например, операторы пытались снимать, как отступает мирное население, люди возмущались и грозили кулаками.
…И сейчас по телевизору часто показывают кадры военной хроники. Но сразу видно, где снимали немецкие операторы, а где наши. Немцы снимали войну как прогулку по Европе с закатанными рукавами – легкую и непринужденную. Вот курицу ловят в деревне, вот противник от них бежит. А наша задача была – показать тяжесть войны. И в госпиталях мы снимали – как оперируют раненых солдат, и даже похороны. Но в каждом кадре старались показать: да, тяжело, но «наше дело правое – мы победим». Сложнее всего операторам было снимать уличные бои: перебежки, обстрелы, взрывы.
Наши камеры позволяли снимать всего полторы минуты. Все взрывы, которые можно сейчас увидеть на кадрах исторической военной хроники по телевизору – постановочные. Большой проблемой была слабая чувствительность пленки, по этой причине мы могли снимать только днем. Именно поэтому дневные съемки водружения флага над Рейхстагом – это вынужденная реконструкция реального события, которое на самом деле произошло ночью.
– Почему на фронте операторы работали парами?
– Так удобнее. Материал, снятый на двоих, получался более объемным. Во-вторых, все-таки война – если один погибнет, второй сможет завершить работу.
Фронтовых операторов во ВГИКе не готовили. Мы постигали новый смысл своей профессии на практике. Наши кинокамеры весили по три с половиной килограмма. Еще на себе мы таскали несколько кассет с пленкой по пятьсот граммов каждая. А пленки в каждой такой «бобышке» было тридцать метров – ровно на одну минуту, не больше. Приходилось рассчитывать, когда включить камеру, чтобы успеть снять событие.
– Какие эпизоды войны вам запомнились больше всего?
– Как сейчас, перед глазами стоит штурм польской Познани и в особенности – познанской цитадели. Фактически это был склад оружия в старинной крепости, такой, как наш Кремль. Там я впервые увидел гильотину для отрубания голов. Такую же мы увидели в Берлине, в тюрьме Плётцензее, где были казнены Юлиус Фучик и Муса Джалиль. Мы поехали туда на второй день после падения Берлина. Тюрьма была открыта, а в одном из помещений стояла гильотина – с желобом для стекания крови и корзиной для голов. А на стенах – крючья. Нам рассказали, что на них подвешивали участвовавших в так называемом заговоре 20 июля 1944 года – покушении на Гитлера. Окна в тюрьме были большие, и нам хватило света снять эти уникальные кадры.
Двойника фюрера определил по носкам
– Борис Александрович, каким был для вас «тот далекий май» в Берлине 1945 года?
– Основное наступление наших войск шло по улице Франкфуртер-аллея, помню плакат: «Вот оно, фашистское гнездо – Берлин!» Но на следующий день плакат убрали, чтобы не настраивать наших солдат против мирного населения. Самое памятное событие – конечно, подписание акта о безоговорочной капитуляции Германии. К этому времени на фронт был откомандирован кинорежиссер Юлий Райзман – снять полнометражный документальный фильм о взятии Берлина. Он поручил нам с моим напарником Мишей Посельским снимать немецкую делегацию. Мы поехали на аэродром Темпельхоф, куда прилетели американцы и англичане, а на отдельном самолете привезли немцев. Ситуация была накаленной – потому что американцы и англичане накануне уже подписали с немцами акт о капитуляции во французском Реймсе. Но Сталин отказался признать этот документ. Подписание акта о капитуляции состоялось ночью – 9 мая в 01.01 по московскому времени. Снимать поручили старейшим кинооператорам, среди которых был знаменитый кинодокументалист Роман Кармен. Меня взяли в качестве осветителя, так что все происходило на моих глазах.
Особенно покоробило поведение Кейтеля (начальник штаба верховного главнокомандования вермахта. – Авт.). До сих пор помню его надменное лицо, игру с лорнетом. Всем видом он показывал, что не уважает победителей. Маршал Жуков через переводчика отрывисто командовал: «Ознакомьтесь с текстом. Прочитали? Согласны?» Спустя несколько месяцев по решению Нюрнбергского трибунала фельдмаршала Кейтеля, как и других нацистских главарей, казнили через повешение.
– А вы слышали байку о том, что Гитлер остался жив и сбежал в Аргентину?
– Слышал, но это именно байка. Мы уже 30 апреля 1945 года знали от пленных немцев, что Гитлер застрелился и велел себя сжечь. Любопытно, что несколькими днями позже я снял на фото мертвого двойника Гитлера. Во дворе рейхсканцелярии, на дне бассейна без воды, в горе трупов нашли человека, очень похожего на фюрера – с дыркой во лбу и перебитым носом. Тело перетащили на ступеньки, ближе к входу.
Мне захотелось снять этот кадр. Вот эта фотография двойника фюрера – усики, ленточка железного креста, волосы зачесаны на левую сторону. Позже смершевцы вызывали личного зубного врача Гитлера, чтобы определить – может, настоящий? Но я сразу понял, что это не Гитлер. Дело в том, что у двойника были штопаные носки, а на фашистском лидере, известном своей аккуратностью, не могло быть штопаных носков.
Их нынче только двое
– На Западе всегда пытались приуменьшить роль Советского Союза в той войне, мол, главные победители – американцы и англичане.
– Глупости все это! Конечно, русский народ – победитель. Союзники открыли второй фронт в июле 44-го, когда мы практически освободили нашу территорию. Мы победили бы и без них.
– Что помогла понять вам война?
– Что наш народ непобедим. А еще – что такое настоящая дружба. С друзьями-кинооператорами мы каждый год встречались 9 мая в Гильдии операторов Союза кинематографистов России. Приходили москвичи Миша Посельский, Алексей Сёмин, Владислав Микоша, приезжали Малик Каюмов из Ташкента, Ян Местечкин и Валентин Орлянкин с Украины, Смирнов из Алма-Аты... К сожалению, сейчас их уже нет. Остались только я да Семен Школьников из Таллина. Он собирался приехать в этом году, но не смог по состоянию здоровья. Из 258 фронтовых операторов только мы с ним вдвоем и остались...
Григорий Владимиров
«Собеседник»