Зашли в сарай с сеном, зажгли спичку – сено шуршало, шевелилось змеиными головами и хвостами. Пришлось ночевать у костра, прямо на земле. Когда утром я проснулась, почувствовала, что на меня все смотрят. Я спрашиваю: «Что случилось?» «Только что по тебе проползла змея, а мы боялись, что ты пошевелишься».
На второй день пришли в деревню Городилово. Весь август рыли здесь окопы, а в сентябре, когда стало холодней, нас с Маней Одинцовой, видно, пожалели из-за нашей плохонькой одежонки, перевели в столовую.
Это был обыкновенный деревенский дом, уже оставленный хозяевами. Здесь мы и еще две женщины постарше готовили обеды для полусотни шоферов, доставлявших солдат и боеприпасы на Северо-Западный фронт. Нам строго-настрого запрещалось выходить из дома. В глазах стоит картина: мы смотрим в окна, а мимо, в сторону Ленинграда, проезжают красавцы кавалеристы – в красивых формах, ровными рядами, на красивых конях. Они нагибаются, заглядывают к нам в окна, улыбаются, что-то весело кричат. Больше таких красивых солдат мы уже не видели. Через некоторое время со стороны Ленинграда шли уже другие солдатики – измученные, уставшие, многие были перевязаны. Они шли в обратную сторону. Да и окопы уже были не нужны, кормить было некого – наши шоферы куда-то уехали. От дома, где мы жили, дальнобойным снарядом оторвало угол. Бомбили без передышки. А мы, десятка полтора человек, сидели в доме и не знали, куда деваться. Проходящие солдаты говорили: «Что вы тут, девчонки, делаете? Уходите!»
Наконец откуда-то прислали машину, нас с Марусей посадили в кабину, остальные забрались в кузов, и мы смешались с отступающими войсками. Помню, меня в кабине на ухабе мотнуло в сторону, нажала прямо на гудок, машину тут же остановили, шофера, молоденького мальчишку, забрали, часов пять с ним разбирались, потом все-таки отпустили, и мы снова поехали.
Бомбы и дальнобойные орудия ни минуты не молчали. Однажды мы с Маней спрятались от бомбежки под машиной. Шофер пришел и рассмеялся: «Девчонки, хорошо вы укрылись, головы в белых платках за версту видно». Приказано было платки снять. Доехали до озера Селигер, до большого села. Дома были пустые, жители ушли. К нам бросились какие-то солдаты, оказалось, что это наши шоферы, которых мы кормили. Они обнимали нас, целовали, совали в руки гостинцы и все твердили: «Девоньки, милые, да разве вы живы?!»
У озера стояли дня два. Отступающих солдат скапливалось все больше. Пришел человек в штатском и сказал: «Спасайтесь, кто как может!»
Набралось человек двадцать – и мы пошли лесом искать железную дорогу.
Война догоняла мою маму не раз. В 1942 году ее снова готовили к мобилизации – учили на снайпера. Сначала к винтовке подводили двое солдат под руки, а потом стреляла на «отлично». Когда будущие снайперы маршировали по улицам Рыбинска, женщины утирали слезы, жалели девчонок, которых вот-вот отправят на фронт. На фронт в этот раз не попала.
Как лучшего стрелка, ее выпросили охранять объект п/я №53, и, хотя это засекреченное предприятие всего-навсего было хлебной базой в пригородном поселке Копаево, в военизированной охране все стояли на посту с винтовками.
В третий раз ее вызвали на учебу в этом же году как радистку. За десять дней нужно было выучить азбуку Морзе и сдать экзамен. На экзамене она что-то напутала. В жесткой форме было сказано, что если через два дня не пересдаст – пойдет под суд как дезертир. Экзамен пересдала, но на фронт с п/я №53 ее не отпустили.
Бомбы, от которых Валентина пряталась два месяца под Ленинградом, добрались и до Рыбинска. Были взорваны баки на нефтебазе, и два дня жители Копаево смотрели на жуткое, особенно ночью, зрелище – горящую Волгу.
За пять лет Валентина насмотрелась на жестокое лицо войны. В 1946 году вышла замуж за фронтовика Петухова Ивана Кирьяновича, который прошел всю войну, был участником парада на Красной площади, имел боевые награды, дважды был ранен. Вместе они прожили 50 лет.
Сейчас, когда мужа не стало, Валентина Федоровна живет она. И я, ее дочь, не перестаю удивляться цельности характера этой женщины. Все детство и молодость жила впроголодь, ходила в обносках, пережила войну, жила в коммуналке, растила детей на крошечную зарплату, работала по 20 часов в сутки – и в 86 лет осталась светлой, энергичной, жизнелюбивой.
До сих пор держит огородик – ни одного сорняка. Печет пироги – пальчики оближешь, белье стирает сама, полы моет сама, знает множество частушек и сама их сочиняет, а на праздниках, на которые очень любит приглашать гостей, и споет, и спляшет – молодые позавидуют!
Алевтина Ивановна Козлова (Петухова), пенсионерка
Караван-Рос