Русский человек на Страшном суде
9 апреля 2020 ● Медиапроект «Стол»
Неприятности за нашим окном накапливаются: вирус, курс доллара, безработица, политические вызовы…
Павел Корин. Эскиз "Реквием"
Но русский человек умел смотреть в лицо опасности. Чтобы это доказать, «Стол» публикует рассказ искусствоведа Александра Копировского, профессора Свято-Филаретовского православно-христианского института, лауреата Макарьевской премии (2019), о картине Павла Корина «Реквием». Читайте – и ничего не бойтесь!
Александр Копировский.
Фото: sfi.ru
О характере русского человека я хотел бы немного поразмышлять на примере работы замечательного русского художника Павла Корина. Вернее даже не работы, а работ. Потому что изначально задуманное громадное полотно (размер 6 х 8 метров!), получившее неофициальное название «Русь уходящая», так и осталось пустым – Корин его не написал, сохранились только этюды к картине. Почему не написал – отдельная и очень интересная тема; но позвольте её до времени опустить. Мне прежде всего хотелось бы остановиться на отдельных образах несостоявшейся картины, показав, что художник увидел в русском человеке на изломе эпох.
Портреты на этюдах Корина – это не портреты в обычном смысле слова: не фиксация черт лица
Портреты на этюдах Корина – это не портреты в обычном смысле слова: не фиксация черт лица. Для художника, о котором мы говорим, было важно выявить глубинные качества человека, которые сразу могут быть вовсе не видны, более того – могут противоречить фотографическому сходству. Поэтому размышлять о Корине приходится не только в искусствоведческом, но и в историческом, историософском и даже богословском ключе.
Известно, что на Корина произвели огромное впечатление две картины старших современников. Первая – «Явление Христа народу» Александра Иванова. Кстати, это не авторское название. Потому что «явление» предполагает некую «предъявленность» главного персонажа, его апофеоз. А у Иванова этого нет: мы оказываемся свидетелями некоторого длящегося процесса. Вот где-то там, вдали, Христос, Он идёт к народу, и народ смотрит на Него. Но ни Его самого, ни учеников, по сути, не видно. В лучшем случае мы улавливаем профили, редко-редко – отдельные лица, а в основном на картине – спины. Вся суть картины в том, что Христос приходит, но Его ещё не принимают, потому что не узнаю́т. Отсюда и авторское название – «Появление Мессии». Эта громадная картина потрясла многих современников Иванова и большинство русских художников впоследствии. Корин мечтал сделать что-то, подобное ей.
Второе значимое для Корина произведение было написано непосредственным его учителем – Михаилом Нестеровым. Эта картина сейчас находится в Третьяковской галерее, она называется «На Руси. Душа народа». На ней не Христос идёт к народу, а народ идёт к Христу. Изображена огромная толпа людей с иконой Спаса Нерукотворного: царь, митрополит, монахи, слепой солдат – кого там только нет! На заднем плане внимательный взгляд различает знакомые лица – Достоевского, Владимира Соловьёва, Льва Толстого. А впереди мальчик, который уже дошёл и остановился. Он стоит перед Христом, но Самого Христа на картине нет. Однако и людей на самом деле тоже не очень видно здесь – схвачены не образы, а типы, говорить об их характерах довольно трудно.
Корин, в прошлом палехский иконописец, пришёл на проводы первосвятителя, и был поражён обликом тех, кого увидел там
Корин решает создать картину, которая бы продолжала и дополняла эти две, но чтобы персонажи, её герои, проявили себя как личности максимально. Непосредственным импульсом к работе над ней стали похороны патриарха Тихона (Беллавина) в 1925 году. Корин, в прошлом палехский иконописец, пришёл на проводы первосвятителя, и был поражён обликом тех, кого увидел там. Проститься с Тихоном собрались люди, которых уже никто не ожидал найти в живых. Это были «несоветские» люди, не вписывавшиеся в окружающую действительность.
Корин был чрезвычайно вдохновлён таким образом Руси и задумал отразить его на своём грандиозном полотне, которое разворачивалось в сознании художника как предвозвестие всеобщего воскресения мёртвых, как шествие на Страшный суд. Первоначально Корин планировал, как и Нестеров, изобразить такое шествие, работал над его эскизами, но безуспешно. Почему? Потому что в шествии человека не видно: лицо смешивается с толпой. И художник сказал: я долго водил моих персонажей по разным местам, но, наконец, привёл их в Успенский собор Кремля, «где они выстроились в боевом и торжественном порядке». Они стоят лицом к западу, то есть к той стене в храме, на которой традиционно изображался Страшный суд.
Как я уже говорил, этот образ Корин так и не решился перенести на холст. Остался лишь небольшой акварельный эскиз 64 х 107 см, над которым художник работал 25 лет – начиная с 1935-го года. В этом есть своя правда: диплом по окончании художественного училища Корин получил не за картину (на тему из Данте), а за этюды к ней – они показались комиссии убедительнее. Однако вернёмся к эскизу.
Павел Корин. Этюд к картине «Реквием» к картине «Русь уходящая», 1935-1959 гг.
Что мы видим? Очевидно, что перед нами продолжение картины Нестерова. Все шли ко Христу на Страшный суд, Христос – за краем полотна, Он невидим. И вот все остановились – застыли. Попытаемся теперь рассмотреть их лица, которые многое скажут нам и об эпохе, в которую жили эти люди, и о качествах русского человека.
Первое – лицо старика по имени Гервасий Иванович.
Павел Корин. Этюд к картине «Реквием»
Это реальный человек, которого Корин увидел на похоронах патриарха и уговорил позировать. В облике Гервасия Ивановича художник отметил одну определяющую деталь – истовость. Перед нами молитвенник, устремлённый к высшему, упорный, твёрдо стоящий в своей вере. Можно подумать, что ему лет 60 или, скажем, 70… Но ему 107. Напомню авторское название картины: «Реквием». Максим Горький убедил Корина «дать картине паспорт» и назвать всё понятно – «Уходящая Русь», отбросив иностранное слово «Реквием», которым Корни хотел её назвать. Для художника, однако, это была отсылка не столько к католической заупокойной мессе, сколько к известному музыкальному произведению Берлиоза (не Моцарта даже!), которое одновременно должны были исполнять 620 музыкантов, являя нечто невообразимое – трубный глас, конец света… Такими же смотрятся и образы Корина, галерея которых открылась этим стариком. Мы видим русского человека, не просто молящегося, но как будто подводящего итог своей жизни, предстоящего перед Христом на Страшном суде.
Характерный жест Гервасия Ивановича – прижатая к груди рука – повторяется у другого центрального персонажа картины: архиепископа Трифона (Туркестанова).
Павел Корин. Этюд к картине «Реквием»
Его обычно называют митрополитом, но он им станет чуть позже, на обороте этюда написано «архиепископ». Это духовный отец Нестерова, а также многих других представителей московской интеллигенции, в том числе театральной. Нестеров уговорил его позировать Корину, поэтому и состоялась вся галерея этюдов. Художник приходил к какому-нибудь яркому персонажу, просил разрешения запечатлеть его на картине, получал ответ: «Не Божье дело, сынок», и парировал: «А у меня сам владыка Трифон стоял!». После чего его модели приходили в мастерскую, видели там этот этюд и обычно соглашались.
В итоге получилась живописная икона, сияющая огненным пасхальным цветом
Архиепископ Трифон разрешил провести только четыре сеанса (на всякий случай напомню: для серовской «Девочки с персиками» потребовалось больше 80!). За это время Корин старался набросать хотя бы только лицо владыки, и всё равно не успел. Многое доводил уже по памяти, а в облачениях (раскрою тайну) художнику позировала его жена. В итоге получилась живописная икона, сияющая огненным пасхальным цветом. Цвет здесь потрясающий – он будто противостоит кумачово-красной Москве 20-30-х годов. Давайте вглядимся в портрет внимательнее.
Павел Корин. Этюд к картине «Реквием»
При всём сходстве с позой и жестом старика Гервасия мы видим совсем другой образ, это другая истовость. Архиепископ Трифон представлен в образе русского Моисея, который выводит свой народ из плена. Владыка здесь сам как зажжённый факел. Глаза его немного навыкате, особенно левый. Это не случайно, потому что он в 1914-м поехал на войну, на передовую, в качестве простого полкового священника. Там он получил контузию и потерял левый глаз, который был заменен на стеклянный. Так что здесь перед нами ещё и герой войны. Но, повторюсь, Корин всё-таки не стремился к точному портретному сходству: сравните его этюд с фотографией владыки.
Митрополит Трифон (Туркестанов)
Да, на фото перед нами тоже сильное строгое лицо. Но это два разных образа. В этюде Корина даже не совсем лицо – это лик, в котором есть что-то громоподобное. Перед нами вождь, подлинно старший в своём народе, не просто аристократ, которым был архиепископ Трифон (князь Туркестанов, точнее – Туркестанишвили, потомок древнего грузинского рода), это аристократ духа. На отпевании своей духовной дочери, великой русской актрисы Марии Ермоловой, владыка признался, каким образом решил стать монахом: после спектакля, в котором она играла Жанну д’Арк.
А вот другой образ митрополита – Сергия (Страгородского), будущего патриарха, написанный в 1937 году.
Павел Корин. Портрет митрополита Сергия (Страгородского). Этюд к картине «Реквием»
Вы уже поняли манеру Корина – выявлять в облике своего героя что-то самое характерное и усиливать эту черту, подчиняя ей весь образ. Владыка Сергий представлен здесь мудрым и спокойным старцем. Подчёркнута мягкость его характера – в контраст огненности владыки Трифона. Он показан не лидером, готовым вести людей за собой, а скорее человеком, несущим их бремя на себе, идеалом пастыря. Был ли он таким на самом деле – вопрос другой, но тип такого пастыря для русского человека, может быть, наиболее близок.
Посмотрим на других служителей церкви.
Павел Корин. Игумен и архимандрит Митрофан (Тихонов). Этюд к картине «Реквием»
Слева неизвестный по имени игумен, рядом с ним – архимандрит Митрофан (Тихонов). Как вспоминал Корин, игумен, вставая рядом с отцом Митрофаном и опустив глаза (!) – так он и показан художником, – тихо пробурчал: «Пропишет нас с тобой этот художник…». Это ещё один тип русского человека: скрытность до замкнутости, сокровенность внутренней жизни, нелюбовь к самовозвеличиванию, рисовке. Архимандрит Митрофан, напротив, глаз не опускает, смотрит вперёд, для него характерна другая черта характера – зрячесть, всевосприимчивость, уверенность в себе, даже бесстрашие.
А вот человек, которого Корин хорошо знал лично, – отец Алексий из Палеха.
Павел Корин. Отец Алексий из Палеха. Этюд к картине «Реквием»
На его лице легко читаются следы перенесённых страданий: у этого священника погиб сын, собственные прихожане сдали его самого властям, отреклись… Обратите внимание на цвет его усов. Почему они жёлтые, если волосы седые? Очень просто: так бывает, когда они прокурены. Мы видим человека, сердце которого пронзено печалью, его синие глаза, совершенно бездонные, смотрят отрешённо, не видя окружающих. Ужас его личной судьбы, судьбы страны и Церкви больно ударил по нему.
Готовность к страданиям видна и в облике молодого иеромонаха на следующем этюде.
Павел Корин. Иеромонах Пимен. Этюд к картине «Реквием»
Как и на иконах, у Корина, бывшего иконописца, образ раскрывается прежде всего через изображение лица и рук: посмотрите, руки иеромонаха опущены, но пальцы правой раздвинуты, передавая внутреннее напряжение… Хотя щеки у него подбриты и бородка довольно-таки щегольская – а всё же строгость, внушительность в его облике (тоже явно героизированном) чувствуется. Перед нами регент Дорогомиловского собора иеромонах Пимен (Извеков), будущий патриарх Московский и всея Руси. Корин до конца жизни с ним дружил – значит, портрет тому понравился. Сам художник был верующим, церковным человеком, он открыто ходил в храм, хотя был под негласным надзором госбезопасности, и даже одно время в прихожей держал мешочек с сухарями. Почему его всё-таки не посадили? Загадка. Может быть, именно открытая позиция помогла…
А теперь посмотрите на образ Виктора Сергеева, в монашестве – Алексия. Здесь он только иеромонах, но впоследствии станет архиепископом.
Павел Корин. Иеромонах Алексий. Этюд к картине «Реквием»
На этюде он изображен в рост и стоит с «лестовкой» – старообрядческими чётками, в отличие от современных монашеских четок состоящими не из бусинок, а из палочек, что делает их действительно подобием маленькой лестницы. Они, конечно, эффектнее обычных. Бросаются в глаза разбросанные по плечам длинные волосы. Но главное художник выразил в лице: это не просто самовлюблённый щеголь, но человек злобный, «тёмный». И в самом деле: этот монах стал сотрудником органов и сдал им весь Высоко-Петровский монастырь. Человек здесь выявлен Кориным во всей глубине его духовного падения.
А вот ещё один монах с длинными волосами. Однако тип человека здесь дан совсем другой.
Павел Корин. Этюд к картине «Реквием»
Традиционного монашеского смирения здесь, пожалуй, не видно. Зато сразу видна внутренняя (да и внешняя) сила, его готовность выйти на бой, и даже как будто вызов возможному противнику. Но отношение к нему художника отнюдь не панегирическое. На обороте этюда (а он значителен по размеру – 1,5 метра высоты) Корин написал: «Опоздал монах, опоздал», то есть такое самосознание могло относиться только к далёкому прошлому, а не к 30-м годам. Это иеромонах Феодор (Богоявленский), до пострига – член общины архимандрита Сергия (Савельева). Он был арестован, умер в заключении, впоследствии причислен к лику святых. Интересно, что его образ (с тем же внутренним состоянием, даже значительно более сильно выраженным) Корин перенёс в свой известный триптих 1943–1944 годов «Александр Невский», в его правую часть – «Старинный сказ».
Павел Корин. Старинный сказ
Узнаёте этого монаха? Правда, здесь он с кистенём, открытыми руками и огромными, гипертрофированными мышцами. Корин любил выходить за пределы реализма: здесь, в этой детали, виден приём, характерный для эпохи модерна. Огромная физическая сила и воинственный дух героя оттеняется хрупкой фигурой старушки-сказительницы на фоне огромного образа Николы. А справа – крепкий, хитро улыбающийся старик в простой крестьянской одежде, который, однако, опирается на булаву: он тоже сумеет ударить как следует. Оба они изображены здесь как отец и сын, вышедшие на защиту Руси. Вот на какие образы вдохновил Корина монах Феодор.
В эскизах к «Руси уходящей» есть и свой образ отца и сына.
Павел Корин. Этюд к картине «Реквием»
Это Чураковы – художники-реставраторы, хорошо известные московским музейщикам и поныне. Отец – настоящий русский богатырь. Но насколько он стесняется своей силы, насколько неловко себя чувствует, вынужденный позировать! Его внутренняя замкнутость, угрюмость – совсем другой «полюс» человеческого представления о себе, обратный тому, что мы видели в горделивой позе монаха Феодора.
Сын смотрится рядом с отцом подобным хрупкому деревцу около кряжистого дуба. Особенно привлекают к себе внимание его руки – тонкие, нервные, с напряжённым переплетением пальцев, что говорит о глубине и одновременно хрупкости внутреннего мира. Так Корин ищет и находит (а во многом создает сам) всё новые и новые характеры русских людей.
А теперь обратимся к женским образам. Слева на эскизе картины стоят три женщины. Этюд, на котором они запечатлены, так и называется – «Трое».
Павел Корин. Этюд к картине «Реквием»
На переднем плане – последняя игуменья Вознесенского монастыря в Кремле Евгения (Виноградова). Она уже сгорбленная, старая, с клюкой… Но посмотрите: какой сильный человек! Мы, может быть, не обнаружим в её облике большой психологической глубины или особой духовности, но целостность характера, крепость есть несомненно.
Для её лица принципиальна открытость, готовность к общению, слышанию другого. И это тоже характерный русский образ
А сзади справа стоит простая русская женщина-монахиня, ничем особенно не отмеченная, не имеющая даже имени. Однако для её лица принципиальна открытость, готовность к общению, слышанию другого. И это тоже характерный русский образ.
Наконец, слева мы видим женщину с непокрытой головой – безусловно, светскую да притом красавицу. У неё невероятно высокая шея, аристократический взгляд. А ещё колечко на пальце – она замужем. Это княгиня Софья Михайловна Голицына, жена инженера Виктора Мейена. Точнее, эта молодая женщина уже вдова: Мейен посажен, расстрелян, трое детей остались у неё на руках… Она работала машинисткой, была постоянной прихожанкой храма Ильи Обыденного в Москве. Я видел её уже очень пожилой женщиной дома у Николая Евграфовича Пестова. Все перешёптывались: «Смотрите, смотрите! Это Голицына с картины Корина!». Что увидел в ней художник? Красоту – несомненно. А ещё стремление к правде, стойкость в вере, внутренний пламень. Очень примечательно, что русская аристократка стоит среди монахинь, вместе с ними. А теперь посмотрите на её фотографию.
Софья Михайловна Голицына
Пожалуй, не очень похоже: художник, по-видимому, создавал не только её портрет, но ещё и собирательный образ русской женщины-аристократки – тоже части той Руси, которая вовсе никуда не собиралась «уходить», как бы ни называл это Горький, а которую насильно «ушли». Но она при этом осталась, выявила свои лики.
В завершение я покажу коринский этюд ещё одной монахини из Вознесенского монастыря.
Павел Корин. Схимница из Вознесенского Кремлевского монастыря в Москве. Этюд к картине «Реквием»
Её фигуру Корин выстроил почти треугольником. Абсолютная устойчивость! В ней порядок, внутренний строй, который не может поколебаться. Пальцы сплетены, но не так, как у юноши на двойном портрете отца и сына Чураковых: здесь пальцы сцеплены твёрдо, как у статуи.
Все эти разнообразные замечательные русские характеры Корин выписывал тогда, когда казалось, что их никто, кроме него и его близких друзей, не увидит, а если и увидит – не поймет, а может быть, и не захочет смотреть на них.
Не заметить красоту и силу духа изображённых Кориным людей было просто невозможно даже спустя почти 30 лет после написания их портретов
Однако в 1963 году, когда Корин внезапно получил право на персональную выставку в залах Академии художеств, туда началось массовое паломничество. Советские люди, приходившие на неё, чуть в обморок не падали – и писали потрясающие отзывы. Спасибо писателю Владимиру Солоухину, он сохранил две толстые тетради, ими заполненные. Например, были такие: «Это как удар в Царь-колокол!», «Это сравнимо с полётом в космос Гагарина!», «Почему от нас это скрывали?», «Нужна не выставка, а постоянная экспозиция!» и так далее. Это значит, что не заметить красоту и силу духа изображённых Кориным людей было просто невозможно даже спустя почти 30 лет после написания их портретов. В залах коринской выставки встретились две России, и пришедшая, что называется, «почувствовала разницу»…
Интересно, что на эту выставку по благословению патриарха Алексия I пришли несколько священнослужителей: священник Алексий Остапов, будущий архиепископ Саратовский Пимен (Хмелевский) и будущий митрополит Волоколамский Питирим (Нечев). Они ходили по залам и слышали за собой несколько ироничный шепот: «Русь уходящая пришла!». Стали спускаться вниз, народ комментирует: «Русь уходящая уходит». Оделись – слышат: «Русь уходящая совсем ушла». Владыка Пимен поворачивается и парирует: «А мы ещё вернёмся!». Хохот и аплодисменты …
Но, боюсь, вернуться той Руси вряд ли будет возможно, она осталась в своём времени. Этюды Корина – памятник ей.
Посмотрите теперь на портрет самого Павла Дмитриевича: таким он был в 1925 году, когда начинал работать над этюдами к своей картине.
Михаил Нестеров. Портрет Павла Корина
Портрет написан его учителем известным русским художником Михаилом Васильевичем Нестеровым. Очень характерное состояние для молодого человека, художника: взгляд куда-то вверх, погружённость в свои замыслы, в большие планы… Выполнить их, увы, ему не удалось, и не только в силу тяжёлых внешних обстоятельств, своего характера, способностей, возможностей. Слишком велик был масштаб задачи: Русь, даже «уходящая», в одну картину не вписывалась. Но несколько десятков этюдов Павла Корина (можно сказать, что это, как у И. Крамского – «портреты-картины») всё же открывают нам некоторые, может быть, самые значительные черты русских людей той героической и страшной эпохи. Без встречи с этими «ликами» – светлыми и тёмными – наши представления о русском характере всегда будут неполными.
Но русский человек умел смотреть в лицо опасности. Чтобы это доказать, «Стол» публикует рассказ искусствоведа Александра Копировского, профессора Свято-Филаретовского православно-христианского института, лауреата Макарьевской премии (2019), о картине Павла Корина «Реквием». Читайте – и ничего не бойтесь!Александр Копировский.
Фото: sfi.ru
О характере русского человека я хотел бы немного поразмышлять на примере работы замечательного русского художника Павла Корина. Вернее даже не работы, а работ. Потому что изначально задуманное громадное полотно (размер 6 х 8 метров!), получившее неофициальное название «Русь уходящая», так и осталось пустым – Корин его не написал, сохранились только этюды к картине. Почему не написал – отдельная и очень интересная тема; но позвольте её до времени опустить. Мне прежде всего хотелось бы остановиться на отдельных образах несостоявшейся картины, показав, что художник увидел в русском человеке на изломе эпох.
Портреты на этюдах Корина – это не портреты в обычном смысле слова: не фиксация черт лица
Портреты на этюдах Корина – это не портреты в обычном смысле слова: не фиксация черт лица. Для художника, о котором мы говорим, было важно выявить глубинные качества человека, которые сразу могут быть вовсе не видны, более того – могут противоречить фотографическому сходству. Поэтому размышлять о Корине приходится не только в искусствоведческом, но и в историческом, историософском и даже богословском ключе.
Известно, что на Корина произвели огромное впечатление две картины старших современников. Первая – «Явление Христа народу» Александра Иванова. Кстати, это не авторское название. Потому что «явление» предполагает некую «предъявленность» главного персонажа, его апофеоз. А у Иванова этого нет: мы оказываемся свидетелями некоторого длящегося процесса. Вот где-то там, вдали, Христос, Он идёт к народу, и народ смотрит на Него. Но ни Его самого, ни учеников, по сути, не видно. В лучшем случае мы улавливаем профили, редко-редко – отдельные лица, а в основном на картине – спины. Вся суть картины в том, что Христос приходит, но Его ещё не принимают, потому что не узнаю́т. Отсюда и авторское название – «Появление Мессии». Эта громадная картина потрясла многих современников Иванова и большинство русских художников впоследствии. Корин мечтал сделать что-то, подобное ей.
Второе значимое для Корина произведение было написано непосредственным его учителем – Михаилом Нестеровым. Эта картина сейчас находится в Третьяковской галерее, она называется «На Руси. Душа народа». На ней не Христос идёт к народу, а народ идёт к Христу. Изображена огромная толпа людей с иконой Спаса Нерукотворного: царь, митрополит, монахи, слепой солдат – кого там только нет! На заднем плане внимательный взгляд различает знакомые лица – Достоевского, Владимира Соловьёва, Льва Толстого. А впереди мальчик, который уже дошёл и остановился. Он стоит перед Христом, но Самого Христа на картине нет. Однако и людей на самом деле тоже не очень видно здесь – схвачены не образы, а типы, говорить об их характерах довольно трудно.
Корин, в прошлом палехский иконописец, пришёл на проводы первосвятителя, и был поражён обликом тех, кого увидел там
Корин решает создать картину, которая бы продолжала и дополняла эти две, но чтобы персонажи, её герои, проявили себя как личности максимально. Непосредственным импульсом к работе над ней стали похороны патриарха Тихона (Беллавина) в 1925 году. Корин, в прошлом палехский иконописец, пришёл на проводы первосвятителя, и был поражён обликом тех, кого увидел там. Проститься с Тихоном собрались люди, которых уже никто не ожидал найти в живых. Это были «несоветские» люди, не вписывавшиеся в окружающую действительность.
Корин был чрезвычайно вдохновлён таким образом Руси и задумал отразить его на своём грандиозном полотне, которое разворачивалось в сознании художника как предвозвестие всеобщего воскресения мёртвых, как шествие на Страшный суд. Первоначально Корин планировал, как и Нестеров, изобразить такое шествие, работал над его эскизами, но безуспешно. Почему? Потому что в шествии человека не видно: лицо смешивается с толпой. И художник сказал: я долго водил моих персонажей по разным местам, но, наконец, привёл их в Успенский собор Кремля, «где они выстроились в боевом и торжественном порядке». Они стоят лицом к западу, то есть к той стене в храме, на которой традиционно изображался Страшный суд.
Как я уже говорил, этот образ Корин так и не решился перенести на холст. Остался лишь небольшой акварельный эскиз 64 х 107 см, над которым художник работал 25 лет – начиная с 1935-го года. В этом есть своя правда: диплом по окончании художественного училища Корин получил не за картину (на тему из Данте), а за этюды к ней – они показались комиссии убедительнее. Однако вернёмся к эскизу.
Павел Корин. Этюд к картине «Реквием» к картине «Русь уходящая», 1935-1959 гг.
Что мы видим? Очевидно, что перед нами продолжение картины Нестерова. Все шли ко Христу на Страшный суд, Христос – за краем полотна, Он невидим. И вот все остановились – застыли. Попытаемся теперь рассмотреть их лица, которые многое скажут нам и об эпохе, в которую жили эти люди, и о качествах русского человека.
Первое – лицо старика по имени Гервасий Иванович.
Павел Корин. Этюд к картине «Реквием»
Это реальный человек, которого Корин увидел на похоронах патриарха и уговорил позировать. В облике Гервасия Ивановича художник отметил одну определяющую деталь – истовость. Перед нами молитвенник, устремлённый к высшему, упорный, твёрдо стоящий в своей вере. Можно подумать, что ему лет 60 или, скажем, 70… Но ему 107. Напомню авторское название картины: «Реквием». Максим Горький убедил Корина «дать картине паспорт» и назвать всё понятно – «Уходящая Русь», отбросив иностранное слово «Реквием», которым Корни хотел её назвать. Для художника, однако, это была отсылка не столько к католической заупокойной мессе, сколько к известному музыкальному произведению Берлиоза (не Моцарта даже!), которое одновременно должны были исполнять 620 музыкантов, являя нечто невообразимое – трубный глас, конец света… Такими же смотрятся и образы Корина, галерея которых открылась этим стариком. Мы видим русского человека, не просто молящегося, но как будто подводящего итог своей жизни, предстоящего перед Христом на Страшном суде.
Характерный жест Гервасия Ивановича – прижатая к груди рука – повторяется у другого центрального персонажа картины: архиепископа Трифона (Туркестанова).
Павел Корин. Этюд к картине «Реквием»
Его обычно называют митрополитом, но он им станет чуть позже, на обороте этюда написано «архиепископ». Это духовный отец Нестерова, а также многих других представителей московской интеллигенции, в том числе театральной. Нестеров уговорил его позировать Корину, поэтому и состоялась вся галерея этюдов. Художник приходил к какому-нибудь яркому персонажу, просил разрешения запечатлеть его на картине, получал ответ: «Не Божье дело, сынок», и парировал: «А у меня сам владыка Трифон стоял!». После чего его модели приходили в мастерскую, видели там этот этюд и обычно соглашались.
В итоге получилась живописная икона, сияющая огненным пасхальным цветом
Архиепископ Трифон разрешил провести только четыре сеанса (на всякий случай напомню: для серовской «Девочки с персиками» потребовалось больше 80!). За это время Корин старался набросать хотя бы только лицо владыки, и всё равно не успел. Многое доводил уже по памяти, а в облачениях (раскрою тайну) художнику позировала его жена. В итоге получилась живописная икона, сияющая огненным пасхальным цветом. Цвет здесь потрясающий – он будто противостоит кумачово-красной Москве 20-30-х годов. Давайте вглядимся в портрет внимательнее.
Павел Корин. Этюд к картине «Реквием»
При всём сходстве с позой и жестом старика Гервасия мы видим совсем другой образ, это другая истовость. Архиепископ Трифон представлен в образе русского Моисея, который выводит свой народ из плена. Владыка здесь сам как зажжённый факел. Глаза его немного навыкате, особенно левый. Это не случайно, потому что он в 1914-м поехал на войну, на передовую, в качестве простого полкового священника. Там он получил контузию и потерял левый глаз, который был заменен на стеклянный. Так что здесь перед нами ещё и герой войны. Но, повторюсь, Корин всё-таки не стремился к точному портретному сходству: сравните его этюд с фотографией владыки.
Митрополит Трифон (Туркестанов)
Да, на фото перед нами тоже сильное строгое лицо. Но это два разных образа. В этюде Корина даже не совсем лицо – это лик, в котором есть что-то громоподобное. Перед нами вождь, подлинно старший в своём народе, не просто аристократ, которым был архиепископ Трифон (князь Туркестанов, точнее – Туркестанишвили, потомок древнего грузинского рода), это аристократ духа. На отпевании своей духовной дочери, великой русской актрисы Марии Ермоловой, владыка признался, каким образом решил стать монахом: после спектакля, в котором она играла Жанну д’Арк.
А вот другой образ митрополита – Сергия (Страгородского), будущего патриарха, написанный в 1937 году.
Павел Корин. Портрет митрополита Сергия (Страгородского). Этюд к картине «Реквием»
Вы уже поняли манеру Корина – выявлять в облике своего героя что-то самое характерное и усиливать эту черту, подчиняя ей весь образ. Владыка Сергий представлен здесь мудрым и спокойным старцем. Подчёркнута мягкость его характера – в контраст огненности владыки Трифона. Он показан не лидером, готовым вести людей за собой, а скорее человеком, несущим их бремя на себе, идеалом пастыря. Был ли он таким на самом деле – вопрос другой, но тип такого пастыря для русского человека, может быть, наиболее близок.
Посмотрим на других служителей церкви.
Павел Корин. Игумен и архимандрит Митрофан (Тихонов). Этюд к картине «Реквием»
Слева неизвестный по имени игумен, рядом с ним – архимандрит Митрофан (Тихонов). Как вспоминал Корин, игумен, вставая рядом с отцом Митрофаном и опустив глаза (!) – так он и показан художником, – тихо пробурчал: «Пропишет нас с тобой этот художник…». Это ещё один тип русского человека: скрытность до замкнутости, сокровенность внутренней жизни, нелюбовь к самовозвеличиванию, рисовке. Архимандрит Митрофан, напротив, глаз не опускает, смотрит вперёд, для него характерна другая черта характера – зрячесть, всевосприимчивость, уверенность в себе, даже бесстрашие.
А вот человек, которого Корин хорошо знал лично, – отец Алексий из Палеха.
Павел Корин. Отец Алексий из Палеха. Этюд к картине «Реквием»
На его лице легко читаются следы перенесённых страданий: у этого священника погиб сын, собственные прихожане сдали его самого властям, отреклись… Обратите внимание на цвет его усов. Почему они жёлтые, если волосы седые? Очень просто: так бывает, когда они прокурены. Мы видим человека, сердце которого пронзено печалью, его синие глаза, совершенно бездонные, смотрят отрешённо, не видя окружающих. Ужас его личной судьбы, судьбы страны и Церкви больно ударил по нему.
Готовность к страданиям видна и в облике молодого иеромонаха на следующем этюде.
Павел Корин. Иеромонах Пимен. Этюд к картине «Реквием»
Как и на иконах, у Корина, бывшего иконописца, образ раскрывается прежде всего через изображение лица и рук: посмотрите, руки иеромонаха опущены, но пальцы правой раздвинуты, передавая внутреннее напряжение… Хотя щеки у него подбриты и бородка довольно-таки щегольская – а всё же строгость, внушительность в его облике (тоже явно героизированном) чувствуется. Перед нами регент Дорогомиловского собора иеромонах Пимен (Извеков), будущий патриарх Московский и всея Руси. Корин до конца жизни с ним дружил – значит, портрет тому понравился. Сам художник был верующим, церковным человеком, он открыто ходил в храм, хотя был под негласным надзором госбезопасности, и даже одно время в прихожей держал мешочек с сухарями. Почему его всё-таки не посадили? Загадка. Может быть, именно открытая позиция помогла…
А теперь посмотрите на образ Виктора Сергеева, в монашестве – Алексия. Здесь он только иеромонах, но впоследствии станет архиепископом.
Павел Корин. Иеромонах Алексий. Этюд к картине «Реквием»
На этюде он изображен в рост и стоит с «лестовкой» – старообрядческими чётками, в отличие от современных монашеских четок состоящими не из бусинок, а из палочек, что делает их действительно подобием маленькой лестницы. Они, конечно, эффектнее обычных. Бросаются в глаза разбросанные по плечам длинные волосы. Но главное художник выразил в лице: это не просто самовлюблённый щеголь, но человек злобный, «тёмный». И в самом деле: этот монах стал сотрудником органов и сдал им весь Высоко-Петровский монастырь. Человек здесь выявлен Кориным во всей глубине его духовного падения.
А вот ещё один монах с длинными волосами. Однако тип человека здесь дан совсем другой.
Павел Корин. Этюд к картине «Реквием»
Традиционного монашеского смирения здесь, пожалуй, не видно. Зато сразу видна внутренняя (да и внешняя) сила, его готовность выйти на бой, и даже как будто вызов возможному противнику. Но отношение к нему художника отнюдь не панегирическое. На обороте этюда (а он значителен по размеру – 1,5 метра высоты) Корин написал: «Опоздал монах, опоздал», то есть такое самосознание могло относиться только к далёкому прошлому, а не к 30-м годам. Это иеромонах Феодор (Богоявленский), до пострига – член общины архимандрита Сергия (Савельева). Он был арестован, умер в заключении, впоследствии причислен к лику святых. Интересно, что его образ (с тем же внутренним состоянием, даже значительно более сильно выраженным) Корин перенёс в свой известный триптих 1943–1944 годов «Александр Невский», в его правую часть – «Старинный сказ».
Павел Корин. Старинный сказ
Узнаёте этого монаха? Правда, здесь он с кистенём, открытыми руками и огромными, гипертрофированными мышцами. Корин любил выходить за пределы реализма: здесь, в этой детали, виден приём, характерный для эпохи модерна. Огромная физическая сила и воинственный дух героя оттеняется хрупкой фигурой старушки-сказительницы на фоне огромного образа Николы. А справа – крепкий, хитро улыбающийся старик в простой крестьянской одежде, который, однако, опирается на булаву: он тоже сумеет ударить как следует. Оба они изображены здесь как отец и сын, вышедшие на защиту Руси. Вот на какие образы вдохновил Корина монах Феодор.
В эскизах к «Руси уходящей» есть и свой образ отца и сына.
Павел Корин. Этюд к картине «Реквием»
Это Чураковы – художники-реставраторы, хорошо известные московским музейщикам и поныне. Отец – настоящий русский богатырь. Но насколько он стесняется своей силы, насколько неловко себя чувствует, вынужденный позировать! Его внутренняя замкнутость, угрюмость – совсем другой «полюс» человеческого представления о себе, обратный тому, что мы видели в горделивой позе монаха Феодора.
Сын смотрится рядом с отцом подобным хрупкому деревцу около кряжистого дуба. Особенно привлекают к себе внимание его руки – тонкие, нервные, с напряжённым переплетением пальцев, что говорит о глубине и одновременно хрупкости внутреннего мира. Так Корин ищет и находит (а во многом создает сам) всё новые и новые характеры русских людей.
А теперь обратимся к женским образам. Слева на эскизе картины стоят три женщины. Этюд, на котором они запечатлены, так и называется – «Трое».
Павел Корин. Этюд к картине «Реквием»
На переднем плане – последняя игуменья Вознесенского монастыря в Кремле Евгения (Виноградова). Она уже сгорбленная, старая, с клюкой… Но посмотрите: какой сильный человек! Мы, может быть, не обнаружим в её облике большой психологической глубины или особой духовности, но целостность характера, крепость есть несомненно.
Для её лица принципиальна открытость, готовность к общению, слышанию другого. И это тоже характерный русский образ
А сзади справа стоит простая русская женщина-монахиня, ничем особенно не отмеченная, не имеющая даже имени. Однако для её лица принципиальна открытость, готовность к общению, слышанию другого. И это тоже характерный русский образ.
Наконец, слева мы видим женщину с непокрытой головой – безусловно, светскую да притом красавицу. У неё невероятно высокая шея, аристократический взгляд. А ещё колечко на пальце – она замужем. Это княгиня Софья Михайловна Голицына, жена инженера Виктора Мейена. Точнее, эта молодая женщина уже вдова: Мейен посажен, расстрелян, трое детей остались у неё на руках… Она работала машинисткой, была постоянной прихожанкой храма Ильи Обыденного в Москве. Я видел её уже очень пожилой женщиной дома у Николая Евграфовича Пестова. Все перешёптывались: «Смотрите, смотрите! Это Голицына с картины Корина!». Что увидел в ней художник? Красоту – несомненно. А ещё стремление к правде, стойкость в вере, внутренний пламень. Очень примечательно, что русская аристократка стоит среди монахинь, вместе с ними. А теперь посмотрите на её фотографию.
Софья Михайловна Голицына
Пожалуй, не очень похоже: художник, по-видимому, создавал не только её портрет, но ещё и собирательный образ русской женщины-аристократки – тоже части той Руси, которая вовсе никуда не собиралась «уходить», как бы ни называл это Горький, а которую насильно «ушли». Но она при этом осталась, выявила свои лики.
В завершение я покажу коринский этюд ещё одной монахини из Вознесенского монастыря.
Павел Корин. Схимница из Вознесенского Кремлевского монастыря в Москве. Этюд к картине «Реквием»
Её фигуру Корин выстроил почти треугольником. Абсолютная устойчивость! В ней порядок, внутренний строй, который не может поколебаться. Пальцы сплетены, но не так, как у юноши на двойном портрете отца и сына Чураковых: здесь пальцы сцеплены твёрдо, как у статуи.
Все эти разнообразные замечательные русские характеры Корин выписывал тогда, когда казалось, что их никто, кроме него и его близких друзей, не увидит, а если и увидит – не поймет, а может быть, и не захочет смотреть на них.
Не заметить красоту и силу духа изображённых Кориным людей было просто невозможно даже спустя почти 30 лет после написания их портретов
Однако в 1963 году, когда Корин внезапно получил право на персональную выставку в залах Академии художеств, туда началось массовое паломничество. Советские люди, приходившие на неё, чуть в обморок не падали – и писали потрясающие отзывы. Спасибо писателю Владимиру Солоухину, он сохранил две толстые тетради, ими заполненные. Например, были такие: «Это как удар в Царь-колокол!», «Это сравнимо с полётом в космос Гагарина!», «Почему от нас это скрывали?», «Нужна не выставка, а постоянная экспозиция!» и так далее. Это значит, что не заметить красоту и силу духа изображённых Кориным людей было просто невозможно даже спустя почти 30 лет после написания их портретов. В залах коринской выставки встретились две России, и пришедшая, что называется, «почувствовала разницу»…
Интересно, что на эту выставку по благословению патриарха Алексия I пришли несколько священнослужителей: священник Алексий Остапов, будущий архиепископ Саратовский Пимен (Хмелевский) и будущий митрополит Волоколамский Питирим (Нечев). Они ходили по залам и слышали за собой несколько ироничный шепот: «Русь уходящая пришла!». Стали спускаться вниз, народ комментирует: «Русь уходящая уходит». Оделись – слышат: «Русь уходящая совсем ушла». Владыка Пимен поворачивается и парирует: «А мы ещё вернёмся!». Хохот и аплодисменты …
Но, боюсь, вернуться той Руси вряд ли будет возможно, она осталась в своём времени. Этюды Корина – памятник ей.
Посмотрите теперь на портрет самого Павла Дмитриевича: таким он был в 1925 году, когда начинал работать над этюдами к своей картине.
Михаил Нестеров. Портрет Павла Корина
Портрет написан его учителем известным русским художником Михаилом Васильевичем Нестеровым. Очень характерное состояние для молодого человека, художника: взгляд куда-то вверх, погружённость в свои замыслы, в большие планы… Выполнить их, увы, ему не удалось, и не только в силу тяжёлых внешних обстоятельств, своего характера, способностей, возможностей. Слишком велик был масштаб задачи: Русь, даже «уходящая», в одну картину не вписывалась. Но несколько десятков этюдов Павла Корина (можно сказать, что это, как у И. Крамского – «портреты-картины») всё же открывают нам некоторые, может быть, самые значительные черты русских людей той героической и страшной эпохи. Без встречи с этими «ликами» – светлыми и тёмными – наши представления о русском характере всегда будут неполными.