Забытое измерение демократии

От редакции:Вацлав Гавел, президент Чешской Республики, является членом-основателем Международного консультативного комитета "Журнала демократии". Эта речь была произнесена в Стэнфордском университете 29 сентября 1994 года по случаю вручения Гавелу премии Джексона Х. Ральстона, которой юридическая школа университета отметила его вклад в международное право.

* * *


Награда, которую я получаю сегодня от вашего университета - этого важного интеллектуального центра, - предоставляет мне возможность оставить в стороне злободневные политические проблемы и попытаться сделать несколько наблюдений по очень широкой теме - теме цивилизации как контекста современной политики.


Недавно я прочел замечательную книгу, принадлежащую перу психотерапевта чешско-американского происхождения. В этой книге автор с высокой степенью подробности и достоверности описывает методы, позврлившие ему после долгих лет работы реконструировать из человеческого подсознания те переживания, о которых до недавнего времени лишь очень немногие имели хотя бы слабое представление - а именно дородовые переживания человеческого эмбриона от зачатия до момента рождения. Затем автор показывает, что богатство этих переживаний замечательным образом согласуется со всеми базовыми архетипами и архетипическими представлениями или сюжетами, которые мы находим - в тысячах конкретных форм - во всех античных мифах, легендах и волшебных сказках и, более того, во всех религиях. Культуры, сформировавшиеся много тысячилетий лет назад, культуры, создававшие свою мифологию и ритуальную практику вполне независимо друг от друга, работают с теми же базовыми архетипами, предпосылки которых современная наука в настоящее время обнаруживает в глубинах человеческого подсознания в качестве дородовых переживаний. Никто не утверждает, естественно, что это - единственный источник таких архетипов или всей информации, содержащейся в различных религиях. Возможно, это является всего лишь случайным, вторичным источником вдохновения, тем, что помогает нам вписаться в более широкую картину. Тем не менее, я оказался неожиданно захвачен этим открытием. Оно свидетельствует о наличии глубоких и фундаментальных переживаний, являющихся общими для всей человеческой расы - а также о том, что следы этих переживаний можно обнаружить во всех культурах, независимо от того, насколько они удалены или отличны друг от друга.


Это, конечно, только один пример, взятый из моего недавнего воскресного чтения. Из многих других современных исследований - и даже из сравнений, которые может сделать для себя любой лишенный предрассудков мирянин, - следует, что все человеческие культуры и религии имеют бесконечно больше общего, чем только это, бесконечно больше того, что скрыто где-то глубоко в их источниках и основаниях. Существуют принципы, переживания и то, что мы могли бы назвать до-научным знанием являющиесяся более существенными и загадочными, чем наши дородовые впечатления. В то же время до некоторой степени парадоксально то, что часто ключевые открытия современной науки сами дают подтверждение этому и так, круговым путем, возвращают человека к пониманию того, что интуитивно знали во всех культурах с самой зари человечества, того, что до недавнего времени современная наука считала не более чем набором иллюзий или простых метафор.


Оказывается, например, что многие другие переживания, которые гораздо труднее поддаются объяснению, уходят корнями в наше коллективное бессознательное. В различных формах эти переживания снова и снова выходят на поверхность, выражаясь в достижениях культуры и часто - в индивидуальных человеческих переживаниях. Каким-то практически недоступным для нас образом они выходят за пределы того, что мог бы знать или унаследовать от своих предков сам человек. Кажется скорее, будто что-то наподобие антенны принимает сигналы от физически неуловимого передатчика, содержащего опыт всей человеческой расы.


Или еще: может оказаться, что вся история мироздания, и в особенности история жизни, таинственным образом запечатлена во внутренних механизмах всех человеческих существ. История эта проецируется в человеческих творениях и опять же представляет собой что-то, объединяющее нас в гораздо большей степени, чем мы думаем.


Но самым существенным кажется нечто другое: это не может быть случайностью или простым наложением бесчисленных ошибок в восприятии, если после тысячелетий существования люди различных эпох и культур ощущают, что они некоторым образом являются частью и участниками одного и того же единого Бытия, неся в себе частицу бесконечности этого Бытия, самые неотъемлемые характеристики которого - не только категории пространства и времени, но также и материи и сознания. Я не верю, что по чистой случайности или без какой-либо веской причины все культуры предполагают существование чего-то, что могло бы быть определено как "Память Бытия", где постоянно записывается все, и связанное с этим наличие надличностных авторитетов или принципов, которые не только стоят выше человека, но с которыми он постоянно соотносится и которые являются единственным, конечным объяснением столь специфического феномена, как человеческая ответственность. Также я не верю в то, что столь многие ученые современности, в своей работе соприкоснувшиеся с трудными для понимания вещами, такими, как загадки происхождения и истории мироздания, секреты материи и пространства-времени и тайна жизни, говоря о трансценденции, поступаются своими чувственными ощущениями. Напротив, мне кажется, что такие философские спекуляции являются неотъемлемой частью их открытий.


Я сознаю, что, говоря все это здесь, я рискую тем, что целые армии ученых и журналистов заклеймят меня как мистика, злоупотребляющего трибуной этого прославленного университета с целью распространения своих смутных воззрений. Я не поставлю им это в вину, поскольку хорошо знаю, что для современного человека мысли такого рода неизбежно несут в себе долю неясности и такое отношение во много раз усложняет мою собственную жизнь: я знаю, к собственному сожалению, что слишком подозрительно отношусь ко многим вещам. Риск показаться смешным, однако, не является для меня достаточной причиной хранить молчание о том, что, как я постоянно убеждаюсь, является истиной.


Но, подводя итоги: мне кажется, что одним из самых фундаментальных человеческих переживаний, тем переживанием, которое носит поистине универсальный характер и объединяет - или, более точно, может объединить - все человечество, является переживание трансцендентности в самом широком смысле слова.


Одна цивилизация, много культур


В Соединенных Штатах, как и повсюду, начинает обсуждаться проблема конфликта цивилизаций как наиболее вероятного пути развития человечества в будущем. Я не уверен, что употребление термина "цивилизация" в этом контексте является корректным. То, что мы обычно понимаем под цивилизацией, имеет исторические и географические границы и характеризуется высокой степенью автономности. В традиционном смысле слова цивилизации обычно имели весьма ограниченные контакты друг с другом и если и оказывали друг на друга влияние, этот процесс был очень медленным и косвенным. Многие цивилизации не подозревали о существовании других. Сегодня ситуация коренным образом изменилась. Практически весь современный мир пронизан тысячами политических, экономических и информационных сетей и связей. Все мы знаем друг о друге и разделяем тысячи общих привычек, технологий, моделей поведения, цивилизационных форм и целей. Поэтому мне представляется более правильным понимать мир сегодняшнего дня как одну глобальную цивилизацию, и я называл бы грозящие нам в будущем конфликты не более чем конфликтами индивидуальных культур или сфер цивилизации.


В любом случае одним из бесчисленных источников роста напряженности между этими сферами является то, что их вынуждают ко все большему и большему сближению в рамках единой цивилизации и поэтому они все яснее и яснее осознают свои отличия друг от друга или собственную "инакость". Лично я сравнивал это с жизнью в тюремной камере, заключенные в которой люди действуют друг другу на нервы гораздо больше, чем если бы они видели друг друга лишь от случая к случаю.


Позвольте мне привести пример. В сегодняшней Европе, благодаря недавно произошедшему освобождению большого количества ее стран, граница, лежащая между миром православия и миром с католическими или протестантскими традициями, внезапно становится более зримой, чем раньше. Когда я путешествую по Греции, например, я ощущаю себя в окружении других исторических, политических и культурных традиций, чем те, что известны мне по моей собственной стране. И в то же время я никогда бы не осмелился сказать, что Греция принадлежит к другой цивилизации, чем Чешская Республика.


Эта модификация в терминологии, однако, не меняет того факта, что различия между отдельными культурами или сферами цивилизации в современном мире приобретают все большую роль и начинают проявляться даже в международной политике. Этот процесс получил сильнейшее ускорение благодаря падению коммунизма и концу биполярного разделения мира. Навязанная миру неестественная биполярная система, скрывавшая или прямо подавлявшая исторические и культурные различия, потерпела крах. И эти различия в настоящее время проявляются с неожиданной и почти взрывной силой не только в посткоммунистическом мире, но и на Западе и во многих других частях земного шара. Я полностью согласен с теми, кто видит в этой реальности зародыш одной из наиболее серьезных угроз человечеству в грядущую эпоху.


Задача интеллектуала, кроме всего прочего, - подобно Кассандре, предвидеть различные угрозы, ужасы и катастрофы. Задача политика - прислушиваться ко всем предупреждающим голосам, критически оценивать опасность и в то же время интенсивно думать о том, как их преодолеть или избежать. Я не могу представить, что политик смог бы просто жить с тем знанием, что все обернется самым дурным образом, и все же продолжать оставаться политиком. По этой причине я тоже часто думаю о том, как избежать угрозы, которую называют "конфликтом цивилизаций".


На первый взгляд решение столь просто и столь очевидно, что кажется банальным: сейчас, когда две величайшие и наиболее чудовищные тоталитарные утопии, которые когда-либо знало человечество, - нацизм и коммунизм, к счастью, потерпели крах, единственное спасение для мира состоит в быстром распространении основных западных ценностей, то есть идей демократии, прав человека, гражданского общества и свободного рынка. Наиболее динамическая цивилизация последнего тысячелетия, возникшая на основе смешения элементов античной, христианской и иудейской культур, распространилась и наложила свой отпечаток на всю глобальную цивилизацию. Она создала и сформировала эти ценности и продемонстрировала, что уважение к ним гарантирует высочайшую степень человеческой свободы, справедливости и благостостояния.


Но, несмотря на то что западному человеку эта схема представляется наилучшей и, может быть, единственно возможной, она остается неудовлетворительной для значительной части мира. Надеяться в такой ситуации на легкое распространение демократии и на то, что оно само по себе предотвратит конфликт культур, было бы хуже, чем просто глупо[1].


К примеру, можно заметить, что многие политики или режимы, поддерживая на словах эти идеи, не применяют их на практике. Или же они вкладывают в них совершенно иное содержание, чем вкладывается на Западе. Очень часто приходится слышать, что эти концепции столь тесно связаны с евроамериканской культурной традицией, что они просто не могут быть перенесены в другую среду, или же что они служат пристойно звучащим прикрытием деморализующего и деструктивного западного духа. Основным источником возражений, по-видимому, является то, что принадлежащие ко многим культурам общества рассматривают как неизбежный результат или побочный продукт этих ценностей моральный релятивизм, материализм, отрицание любого рода духовности, заносчивое пренебрежение всем надличностным, глубокий кризис власти и вытекающие из всего этого общий упадок, безудержное потребительство, отсутствие солидарности, эгоистический культ материального успеха, отсутствие веры в высший порядок вещей или просто в вечность, экспансионистская ментальность, презирающая то, что любым способом противостоит тоскливой стандартизации и рационализму технической цивилизации. В то же время, для людей во многих частях света характерны две точки зрения. С одной стороны, они тоскуют по процветанию, которое видят на Западе; с другой, они против импортирования западных ценностей и стилей жизни как деяния рук дьявола. И если какая-либо периферийная культура все же адаптируется к современной технической цивилизации и процветает, это часто достигается такими способами, что у западных демократов волосы встают дыбом. Короче говоря, демократия в ее современной западной форме вызывает скептицизм и недоверие во многих частях света.


Я признаю, что и я не полностью удовлетворен этим рецептом спасения мира - по меньшей мере в предлагаемой на сегодняшний день форме. Не потому, что он плох, или потому, что я бы предпочел другие ценности. Он не удовлетворяет меня из-за своей безнадежной незрелости. По сути, это только одна часть рецепта. Я убежден, что если бы это было не так, он бы не вызывал столь большого недоверия, какое вызывает сейчас.


Думаю, причина этого недоверия лежит не в некоем фундаментальном сопротивлении большей части мира демократии как таковой и тем ценностям, которые стали возможны благодаря ей. Она кроется в чем-то другом: в ограниченной способности сегодняшнего демократического мира шагнуть за пределы собственной тени или даже за пределы собственного духовного и интеллектуального состояния и направления развития на сегодняшний день и, таким образом, в его ограниченной способности обратиться к человечеству поистине универсальным образом. Вследствие этого демократия все в меньшей и меньшей степени воспринимается как открытая система, более всего способная откликнуться на основные человеческие потребности, - то есть как набор возможностей, к которым нужно последовательно стремиться и которые нужно переопределять и воплощать в жизнь. Вместо этого демократия воспринимается как нечто данное, застывшее и завершенное, как нечто, что можно экспортировать, как автомобили и телевизоры, нечто, что более просвещенные покупают, а менее просвещенные - нет.


Другими словами, мне кажется, что ошибка кроется не только в отсталых получателях экспортированных демократических ценностей, но в современной форме или понимании этих ценностей как таковых, в климате той цивилизации, с которой они непосредственно связаны или представляются связанными в глазах значительной части мира. И это означает, безусловно, что ошибка также кроется в способе, которым экспортируются эти ценности и который часто выдает снисходительное и презрительное отношение ко всем тем, кто сомневается, стоит ли автоматически принимать предлагаемый товар.


Что же тогда является иной, недостающей стороной демократического решения? Чего не хватает единственному осмысленному способу работы с грядущим конфликтом культур? Где лежит то забытое измерение демократии, которое могло бы обеспечить ей всемирный резонанс?


Уважение к трансцендентному


Я глубоко убежден, что оно кроется в том духовном измерении, которое соединяет все культуры и, по сути, все человечество. Если демократия должна не только выжить, но успешно распространиться и разрешить эти конфликты культур, тогда, по моему мнению, она должна заново открыть и возродить свои собственные трансцендентальные истоки. Она должна возродить свое уважение к тому нематериальному порядку, который существует не только выше нас, но и в нас и среди нас и который является единственным возможным и надежным источником уважения человека к самому себе, к другим, к естественному порядку вещей, к порядку развития человечества и, таким образом, и к светской власти. Потеря такого уважения часто ведет к потере уважения ко всему остальному - от законов, установленных людьми для себя до жизни своих соседей и нашей живой планеты. Релятивизация всех моральных норм, кризис власти, сокращение продолжительности жизни в погоне за краткосрочной материальной выгодой без учета ее долгосрочных последствий - те самые вещи, за которые более всего критикуют западную демократию, - являются следствием не демократии как таковой, а утраты современным человеком его трансцендентальных корней, а вместе с ними и единственного подлинного источника его ответственности и самоуважения. Именно эта утрата во многом и приводит к потере доверия к демократии.


Разделение исполнительной, законодательной и судебной ветвей власти, всеобщее избирательное право, власть закона, свобода слова, неприкосновенность частной собственности и все прочие аспекты демократии как системы, которая должна быть наименее несправедливой и наименее способной к насилию, - это просто технические инструменты, которые дают человеку возможность жить, сохраняя свое достоинство, свободу и ответственность. Но как таковые и сами по себе, они не могут гарантировать достоинства, свободы и ответственности человека. Источник этого основного человеческого потенциала в другом: в отношении человека к тому, что выше его. Я думаю, отцам американской демократии это было хорошо известно.


Если бы мне пришлось сравнивать демократию с животворным излучением, я бы сказал, что, несмотря на то что с политической точки зрения она является единственной надеждой человечества, она может оказывать на нас благотворное воздействие только в том случае, если вступает в резонанс с нашей внутренней природой. А если частью этой природы является переживание трансцендентности в самом широком смысле слова - то есть уважение человека к тому, что выше его, без чего он не существовал бы и неотъемлемой частью чего он является, - тогда, если демократии суждено иметь шансы на успех, она должна быть проникнута духом такого уважения.


Другими словами, если демократия должна получить широкое распространение во всем мире и если вместе с ней должны распространиться мирное сосуществование и гражданский мир, тогда поиск нового и поистине универсального выражения того глобального человеческого переживания, которое начинаем вновь обретать даже мы, интеллектуалы Запада, которое связывает нас с мифологиями и религиями всех культур и открывает нам путь к пониманию их ценностей. Тогда поиск этот должен стать частью всей нашей демократической деятельности по распространению демократии. Она должна распространяться просто как среда, в которой все мы можем объединиться в одном стремлении ко всеобщему благу.


Это, конечно, подразумевает, что на начальном этапе наши демократические общества в очередной раз станут ареной поисков и творчества, местом творческого диалога, осознания желаний общества, местом проявления ответственности и что они перестанут быть ареной борьбы узких интересов. Планетарной демократии пока не существует, но наша мировая цивилизация уже готовит ей место: это та самая Земля, на которой мы живем, связанная с Небесами над нами. Только при таком раскладе возможно воссоздать общность и единство человеческой расы с уважением и благодарностью к тому, что выше каждого из нас по отдельности и всех нас вместе. Престиж мирового демократического порядка просто не может быть построен на чем-либо ином, кроме как на возрожденном престиже вселенной.


Эффективное распространение демократии, таким образом, предполагает критическую самооценку, процесс, который приведет к ее интернализации. Более того, это представляется ключом к спасению современной мировой цивилизации в целом не только от угрозы конфликта культур, но и от многих других нависших над ней опасностей. Очевидно, сказать это легче, чем осуществить. В отличие от многих утопистов, фанатиков и догматиков от идеологии и тысячи более или менее подозрительных пророков и мессий, странствующих по этому миру и являющих собой печальный симптом его беспомощности, я не имею какого-либо особого рецепта для пробуждения человеческого ума и осознания им его ответственности в мире и за мир.


Тем не менее две вещи, как мне кажется, я знаю наверное. Во-первых: эта интернализация демократии вряд ли может сегодня принять форму некоей новой доктрины, то есть набора догм и ритуалов. Возможно, это возымеет совершенно обратный эффект: ко всем не доверяющим друг другу культурным течениям добавятся другие, которые будут носить весьма искусственный характер, поскольку они не выросли на питательной почве эпох мифотворчества. Если возрождение духовности будет иметь место, оно с гораздо большей вероятностью будет многоуровневым и многокультурным образованием, обладающим новым политическим этосом, духом или стилем, и в конечном счете даст жизнь новому гражданскому поведению.


И во-вторых: с учетом фатальной неисправимости человечества ему, возможно, придется пройти через еще большее количество Руанд и Чернобылей до того, как оно поймет, насколько невероятно может быть недальновиден человек, забывший, что он не является Богом.


Первоначально опубликовано в Journal of Democracy, 1995, vol. 6, # 2, p. 3-10.


Перевод выполнен группой переводчиков под руководством Веры Зелендиновой


Примечания.


1. Демократия в ее современной западной форме вызывает скептицизм и недоверие во многих частях света.


Вацлав Гавел


Russian Journal


Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе