Наиболее интересным в интеллектуальном смысле результатом этого визита стала речь об основаниях права, которая была произнесена Папой Римским 22 сентября 2011 в здании Рейхстага, Берлин. Это выступление можно считать продолжением долгого спора об идентичности Европы, об основаниях демократического государства и права. Русскоязычному читателю этот спор известен по получившей широкое распространение беседе кардинала Йозефа Ратцингера с крупнейшим философом современности Юргеном Хабермасом. «Русский журнал» следит за этой дискуссией – не так давно на страницах нашего издания была опубликована одна из последних статей Юргена Хабермаса, посвященная этим же проблемам.
* * *
Господин Президент Федеративной Республики,
Господин Президент Бундестага,
Госпожа Канцлер,
Госпожа Президент Бундесрата,
Дамы и Господа, члены парламента
Для меня честь и великая радость выступать перед столь почтенной аудиторией, перед Парламентом моей родной Германии, который, будучи демократически избранным представительством народа, собирается здесь, чтобы работать на благо Федеративной Республики Германии. Я бы хотел поблагодарить Президента Бундестага за приглашение выступить с этим обращением и за добрые слова приветствия и признания, которыми он встретил меня. В этот момент я обращаюсь к Вам, уважаемые дамы и господа, как Ваш соотечественник, который всю свою жизнь осознавал тесную связь с родной Германией и следил за ее делами с пристальным интересом. Тем не менее, приглашение выступить с обращением было направлено мне как Папе Римскому, Епископу Рима, который несет высочайшую ответственность за католическое христианство. Направляя это приглашение, Вы признаете роль, которую играет Святейший Престол в качестве партнера внутри сообществ народов и государств. Исходя из этой международной ответственности, которая лежит на мне, я хотел бы предложить вашему вниманию некоторые мысли об основаниях свободного правового государства.
Позвольте мне начать мои рассуждения об основаниях права [ Recht ] с небольшой истории из Священного Писания. В Третьей книге Царств повествуется о том, что после восшествия молодого царя Соломона на престол Бог предложил ему попросить у него всё, что он только пожелает. Что же попросит молодой правитель в этот важный момент? Успеха, богатства, долголетия, победы над врагами? Царь не выбрал ни один из этих вариантов. Вместо этого он попросил себе сердце разумное, чтобы судить народ Божий, и различать, что есть добро, и что зло (3 Цар 3,9 ). Этой притчей Библия говорит нам о том, что в конечном итоге должно быть наиболее значимо для политика. Основным критерием и мотивацией его деятельности должен быть не успех и уж тем более не материальная выгода. Политика должна быть стремлением к справедливости, а значит, она должна установить фундаментальные предпосылки для мирного существования. Естественно, политик всегда будет стремиться к успеху, ведь без этого он не будет иметь возможности проводить эффективную политику. И все же успех должен быть подчинен критериям справедливости, воле к правильным решениям и пониманию закона. Успех может стать соблазном и открыть путь к извращению закона, к уничтожению справедливости. «Уберите справедливость — и чем же тогда будет государство, как не шайкой разбойников?» - как однажды заметил Блаженный Августин. Мы, немцы, по собственному опыту знаем, что эти слова — не пустой звук. Мы видели, как власть отделяется от права, как она начинает противостоять ему и крушить его, превращая государство в инструмент уничтожения права — в высоко организованную банду разбойников, несущую угрозу всему миру и влекущую этот мир к краю пропасти. Служить праву и бороться против засилья неправого есть и будет фундаментальной задачей политика. В определенный момент истории, когда человек обретает прежде немыслимую власть, эта задача обретает первостепенную важность. Человек может уничтожить мир. Он может манипулировать своей природой. Он может, если так можно выразиться, как создавать человеческие существа, так и отрицать человечность человека. Как именно понять, что является правым? Как различить, где добро, а где зло, где настоящее добро, а где то, что только кажется правым? И сегодня просьба Соломона остается самым главным вопросом, стоящим перед политиками и политикой.
Для большинства вопросов, которые должны регулироваться законом, достаточным критерием может служить поддержка большинства. И все же очевидно, что в основополагающих вопросах права, прямо затрагивающих достоинство человека и человечества, принцип большинства голосов недостаточен: любой, занимающий ответственное положение, должен лично пытаться найти критерии, которым нужно следовать, формулируя законы. В III веке н.э. выдающийся теолог Ориген дал такое объяснение неприятию христианами определенных правовых систем: «Допустим, что кто-нибудь попал к скифам, имеющим нечестивые законы, и не имея возможности выбраться оттуда, был вынужден остаться жить у них. Этот (человек), во имя закона истины, составляющего для скифов беззаконие, конечно, на разумном основании мог составить общества с теми людьми, которые придерживаются одинакового с ним образа мыслей, составляющих однако нарушение законного порядка с точки зрения скифов» (Ориген «Против Цельса», кн. 1).
Именно эта убежденность была движущей силой сопротивления против нацистского и других тоталитарных режимов, тем самым оказывая огромную услугу справедливости и человечеству в целом. Для этих людей было неоспоримо очевидно, что действующий закон на самом деле противозаконен. Однако, когда дело доходит до решений демократического политика, вопрос о том, что в настоящий момент соответствует закону истины, что действительно является правым и может быть принято в качестве закона, менее очевиден. Если же говорить о более глубоких антропологических проблемах, то ответ на тот же вопрос полностью утрачивает ясность и понятность. Вопрос о том, как узнать, что действительно правое, послужив тем самым правосудию при разработке законов, никогда не был простым, а сегодня ввиду расширения запасов наших знаний и возможностей, он стал еще сложнее.
Как понять, что такое правое? Исторически правовые системы почти всегда опирались на религию: решения относительно того, что должно быть законным в мире людей, принимались с взором, обращенным к божеству. В отличие от других великих религий христианство никогда не предлагало государству и обществу закона, основанного на откровении. Наоборот, оно указывало на природу и разум как на истинные источники закона — и на гармонию объективного и субъективного разума, которая, естественно, предполагает, что обе сферы укоренены в творческом разуме Бога. Таким образом, христианские теологи мыслили себя заодно с философским и юридическим течением, которое начало оформляться во II веке до н.э. В первой половине этого столетия социальный естественный закон, разработанный стоиками, вошел в соприкосновение с ведущими учителями римского права [2]. В результате этого соприкосновения и возникла юридическая культура Запада, которая была и остается чрезвычайно значимой для юридической культуры всего человечества. Этот дохристианский союз права и философии открыл путь, который провел нас через христианское средневековье и юридические течения эпохи Просвещения к провозглашению прав человека и принятию основного закона Германии 1949 года. В этом законе наша нация объявила себя приверженцем «нерушимых и неотъемлемых прав человека как основы каждого человеческого сообщества, мира и справедливости в мире».
Для развития закона и развития человечества было крайне важно, чтобы христианские теологи отвергли религиозное право, связанное с политеизмом, и встали на позицию философии, чтобы они признали природу и разум в их взаимосвязи в качестве универсально действенного источника закона. Этот шаг уже был сделан ап. Павлом в Послании к римлянам, в котором он написал: «когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон... они показывают, что дело закона у них написано в сердцах, о чем свидетельствует совесть их...» (Рим 2:14) Здесь мы видим две фундаментальные концепции природы и совести, где совесть — не что иное, как сердце разумное Соломона, разум, который открыт для языка бытия.
Вплоть до эпохи Просвещения, вплоть до времен провозглашения прав человека после Второй мировой войны и разработки нашего Основного закона, эта концепция давала четкое объяснение оснований нашего законодательства. Но за последние пятьдесят лет ситуация изменилась самым драматическим образом. Идея естественного закона сегодня воспринимается как сугубо католическая доктрина, не заслуживающая обсуждения в некатолической среде. Упоминание о ней некоторые считают чем-то постыдным. Позвольте мне кратко обрисовать, как возникла эта ситуация.
В основном, это произошло в силу упрочения тезиса о том, что между «сущим» и «должным» существует непреодолимая пропасть. «Должное» никогда не проистекает из «сущего», поскольку они находятся в совершенно разных плоскостях. Причина укрепления такой точки зрения в том, что позитивистское понимание природы стало практически общепринятым. Если природа — по словам Ганса Кельзена — рассматривается как «совокупность объективных данных, связанных вместе причинно-следственной связью», то из нее, действительно, невозможно вывести никаких этических импликаций. [3] Позитивистская концепция природы как чего-то исключительно функционального – именно так ее видят естественные науки – не может протянуть мостик к этике и закону, она способна давать лишь сугубо функциональные ответы. То же относится и к разуму: позитивисты считают, что только настоящий научный разум может быть признан в качестве разума. Согласно этой концепции, все что не может быть верифицировано или фальсифицировано, не относится к сфере разума в его узком понимании. Следовательно, этика и религия должны быть отнесены к области субъективного, они являются чем-то внешним по отношению к разуму в узком смысле этого слова. Там, где позитивистский разум доминирует и исключает любые альтернативы — а, собственного говоря, это и происходит в нашем общественном сознании — там происходит исключение и всех классических источников получения знания об этике и законе. Это драматическая ситуация, которая затрагивает каждого и требует немедленного общественного обсуждения. Основная цель моего выступления — это настойчивое приглашение незамедлительно начать эти дебаты.
Позитивистский подход к природе и разуму, позитивистское мировоззрение в целом — одно из важнейших измерений человеческих знаний и возможностей, без которых мы ни в коем случае не можем обойтись. Но сам по себе он недостаточен для того, чтобы охватить всю полноту человеческой жизни. Там, где позитивистский разум считает себя единственной исчерпывающей культурой, там, где он низвергает все остальные культурные сферы до статуса субкультур, позитивизм принижает человека, угрожает его человечности. Я говорю это, имея в виду Европу, в которой ведутся скоординированные усилия по признанию позитивизма в качестве общей культуры и общего основания для законодательства; тем самым все остальные прозрения и ценности нашей культуры низводятся до уровня субкультуры. В результате Европа в сравнении с прочими культурами мира оказывается в ситуации отсутствия культуры, в ситуации вакуума, который пыытаются заполнить различные экстремистские и радикальные движения. В своей самопровозглашенной эксклюзивности позитивистский разум, не признающий ничего кроме функциональности, напоминает железобетонный бункер без окон, в котором мы обеспечиваем автономное освещение и автономные атмосферные условия, не желая больше получать их от Божьего мира во всей его полноте. И все же мы не можем скрывать от себя тот факт, что даже в этом искусственном мире мы по-прежнему тайно черпаем сырье у Бога, а затем переделываем его в наши собственные продукты. Мы должны вновь широко распахнуть окна, мы должны снова увидеть бескрайний мир, небо, землю и должны научиться правильно пользоваться всем этим.
Но как это сделать? Как найти дорогу в этот бескрайний мир, как вновь обрести большую панораму? Как именно разум может вновь открыть свое истинное величие, не впав в иррациональность? Как именно природа может вновь утвердить себя во всей полноте, со всеми своими потребностями, со всеми своими директивами? Я бы хотел вспомнить одно из событий в недавней политической истории. Надеюсь, это не будет истолковано превратно, и не спровоцирует излишне одностороннюю полемику. На мой взгляд, появление экологического движения в немецкой политике в 1970-х, если и не было распахиванием окна, но было и остается мольбой о свежем воздухе, которая не должна ни игнорироваться, ни отбрасываться только потому, что слишком многое в ней считается иррациональным. Молодые люди начали осознавать неисправность наших отношений с природой. Они поняли, что материя это не просто сырье, которым можно распоряжаться любым образом, они поняли, что земля имеет свое собственное достоинство, и мы должны следовать ее законам. Говоря это, я не ратую ни за какую политическую партию — у меня даже и в мыслях этого нет. Если в наших взаимоотношениях с реальностью что-то не так, то мы все должны серьезно задуматься над этим. Нам как бы подсказывают, что сами основания нашей культуры нуждаются в пересмотре.
Позвольте мне еще немного задержаться на этом вопросе. Важность экологии бесспорна. Мы должны вслушиваться в язык природы и реагировать соответствующим образом. Но есть один момент, который мне бы хотелось подчеркнуть и который сегодня по большому счету игнорируется: существует также экология человека. Человек тоже имеет природу, которую он должен уважать, и которой он не может манипулировать по своему хотению. Человек — это не просто самосоздающаяся свобода. Человек не создает себя. Он является интеллектом и волей, но также еще и природой, и его воля правильно упорядочена, лишь если он уважает свою природу, прислушивается к ней и принимает себя за того, кем он на самом деле является – тем, кто не создал себя сам. Только так и никак иначе реализуется истинная человеческая свобода.
Давайте вернемся к фундаментальным понятиям природы и разума, с которых мы начали. Большой сторонник юридического позитивизма Кельзен в 1965 году – в возрасте 84 лет – отказался от дуализма «сущего» и «должного» (Меня обнадеживает тот факт, что рациональное мышление возможно и в возрасте 84 лет!). Ранее он утверждал, что нормы могут возникать лишь в результате воли. Поэтому, как считал Кельзен, природа может содержать нормы только в том случае, если воля уже поместила их туда. Но это, по его словам, предполагало бы существование Бога Творца, чья воля вошла в природу. «Любые попытки обсуждать истинность этого верования абсолютно бессмысленны», – писал он [4]. Неужели? – спрашиваю я. Неужели бессмысленно рассуждать о том, действительно ли объективный разум, проявляющий себя в природе, не предполагает творческого разума, Creator Spiritus ?
Здесь к нам на помощь должно придти культурное наследие Европы. Убеждение в существовании Бога-Творца позволило развить идею прав человека, идею равенства всех людей перед законом, признать неприкосновенное достоинство каждой отдельно взятой человеческой личности и утвердить ответственность человека за свои действия. Наша культурная память оформлена этими рациональными прозрениями. Игнорировать ее, видеть в ней исключительно дело прошлого – значит расчленять нашу культуру, лишать ее целостности. Культура Европы родилась из встречи Иерусалима, Афин и Рима, из встречи монотеизма Израиля, философского разума греков и правовой мысли Рима. Эта тройная встреча определила внутреннюю идентичность Европы. Своей осознанностью ответственности человека перед Богом, своим признанием неприкосновенного достоинства каждой конкретной человеческой личности, она утвердила критерии закона. Охрана этих критериев – наша задача в данный момент истории».
Поднявшись на престол и приняв на себя высокую ответственность, молодой царь Соломон получил право попросить все, что пожелает. Что было бы, если бы мы, нынешние законодатели, также могли бы попросить о чем угодно? О чем бы мы попросили? Я думаю, что даже сегодня, мы не могли бы пожелать большего, чем сердце разумное — способность различать добро и зло, и таким образом устанавливать истинный закон, служить справедливости и миру. Я благодарю Вас за внимание!
Бенедикт XVI
Перевод Юлии Султановой под редакцией Дмитрия Узланера
Russian Journal