12 мая 2010 ● Константин Гаазе, Михаил Зыгарь
Недавний перелом в отношениях с Польшей начался почти случайно. Замглавы аппарата правительства Юрий Ушаков, курирующий в Белом доме внешнюю политику, получил довольно эмоциональную телеграмму из российского посольства в Варшаве. В ней говорилось, что из-за того, что Польша старается блокировать любое сотрудничество с Россией, под угрозой все отношения между Москвой и Евросоюзом—и все потому, что не решен катынский вопрос. Уладив застарелую проблему с Варшавой, можно добиться прорыва в отношениях с ЕС, уверяли авторы телеграммы. МИД был категорически против любых уступок по Катыни, но Ушаков показал телеграмму премьер-министру Путину. Как раз в это время за поляков перед Путиным ходатайствовал гендиректор «Норильского никеля» Владимир Стржалковский. У него польские корни, и представители польского бизнеса не раз выходили на него с просьбой о помощи. Вопрос был решен—Путин приказал МИДу развернуться на 180 градусов.
После этого были организованы траурные мероприятия под Смоленском, где трагически погиб Лех Качиньский и закончилась российско-польская вражда. Но Польша и конфликт с ней—лишь небольшой кусок в мозаике «Новая картина мира», которую теперь складывают в Кремле. А потепление на американском фронте, неожиданные итоги визита Медведева в Норвегию и его желание нащупать новые точки диалога с Западом, сквозящее, например, в его последнем интервью газете «Известия» в связи с Днем Победы,—все это не случайные эпизоды.