Серьёзные экономические турбулентности, подобные долговой проблеме Греции, оказались непредвиденным сценарием. Законодательный механизм дефолта страны зоны евро отсутствует, равно как и возможность девальвации в пределах одного субъекта. Исключить Грецию и ей подобных из еврозоны невозможно – подобная процедура также не предусмотрена еврозаконодательством, греки могут вернуться к собственной валюте только добровольно. Но этот процесс сопряжён с гигантскими рисками.
Однако самые большие препятствия к выходу носят всё-таки идеологический характер. Евросоюз при любом отношении к нему – это проект века. Допустить выход кого бы то ни было означает, прежде всего для Германии, расписаться в несостоятельности самой общеевропейской идеи.
Свалить всю вину за нынешние проблемы только на средиземноморское легкомыслие трудно. Хотя бюджетная политика стран ЕС, включая допустимый уровень дефицита (3% ВВП) и национального долга (60%), и обговорена в так называемом Пакте стабильности и роста, никто его толком не соблюдал. Санкции за нарушения – это механизм очень замедленного действия, начинающий работать не автоматически, а лишь после нескольких предупреждений и процедуры голосования с непременным единогласием. Всё это до сих пор давало огромный простор для манёвра, закулисных интриг и, похоже, вполне устраивало всех участников процесса. При этом область стимулирования роста экономики оставалась, несмотря на громкое название пакта, в ведении национальных правительств, соответственно разным было и понимание необходимых структурных реформ. Для Греции это стало полем ошибок и просчётов, на что в Брюсселе однако предпочитали закрывать глаза.
Переход на евро для стран с менее развитой экономикой означает ещё и снижение ставок по кредитам до уровня экономически надёжной Германии. Дешёвые деньги стали слишком большим соблазном при формировании бюджетов Греции и Португалии и спровоцировали появление так называемого пузыря на рынке недвижимости Испании, где до сих пор не продана бо’льшая часть построенного.
Недавний финансово-экономический кризис также сыграл свою роль. Необходимо было преодолевать рецессию, и здесь политика жёсткой экономии была неплодотворна. К 2010 году критерии пакта не выполняли уже 20 стран ЕС, в том числе и тяжеловесы – Франция и Германия. Но разница экономического потенциала севера и юга ЕС, которая также является частью проблемы, позволила одним удержаться на плаву, в то время как другие пошли ко дну.
Реструктуризация, к примеру, греческого долга принесла бы сиюминутное облегчение самой стране, но не Евросоюзу в целом. Списание долгов не освобождает от необходимости осуществлять текущие платежи – ведь совершенно беззатратных государств не бывает. Страны – доноры EC, прежде всего Франция и Германия, получили бы на поруки полного банкрота с абсолютно неконкурентоспособной экономикой и несовершенной налоговой системой.
К этому добавится и прецедент – долги время от времени можно ещё и безнаказанно списывать. А дурной пример, как известно, заразителен.
Но главное – ЕС в любом случае придётся спасать банки, инвестировавшие зачастую также под кредиты в гособлигации потенциальных банкротов. Евросоюз замер перед неизбежностью миллиардных трат, решив прежде всего выиграть время.
В Германии, несущей львиную долю расходов по спасению евро, а именно так немецкие политики объясняют свою щедрость, неумолимо растёт беспокойство в связи со складывающейся ситуацией. В полемике участвуют все: от политиков с их пафосной риторикой до простых бюргеров, обсуждающих за кружкой пива истину от газеты «Бильдцайтунг»: «Греки сами виноваты, пусть сами и выбираются».
Некоторое время назад бундестаг всё-таки одобрил программу увеличения Европейского фонда финансовой стабильности (EFSF) с 440 до 780 миллиардов евро, причём доля самой Германии выросла до 211 миллиардов. Напомним, что в данном случае речь идёт о спасательном жилете не для Греции, а для всей зоны евро. Однако непрекращающиеся дискуссии в СМИ и ожесточённые дебаты, предшествовавшие голосованию, показали, что былого единства в отношении европейского проекта уже не существует. То, на спасение чего должны пойти немецкие миллиарды, вполне может утопить не только правящую коалицию, но и немецкую экономику.
Многие оппозиционные немецкие политики открыто заявляют, что усилия по спасению единой валюты такой ценой прежде всего обусловлены обязательствами перед мощнейшим финансовым лобби, безусловно заинтересованном в дальнейших платежах, и крупными концернами, влияние которых слишком усилилось за последние 20 лет.
Брюссель всячески продвигает идею создания фискального союза, что будет означать ещё бо’льшую концентрацию полномочий и фактически внешнее управление для стран-должников… Продвигает, заведомо зная, что граждане стран ЕС с этим не согласятся. Налицо разрыв между позицией европейских элит и мнением обыкновенных граждан ЕС.
Тезис о несовершенстве Евросоюза с точки зрения принципов демократического правления постоянно сопровождал процесс европейской интеграции, особенно в вопросах, связанных с необходимостью поступаться всё большей долей суверенитета. Брюссельских управленцев, уже сосредоточивших в своих руках огромную власть, никто не выбирает, они практически неуязвимы. В Евросоюз можно только верить, но делать это всё сложнее.
Многие экономисты изначально предупреждали о наличии высокого кризисного потенциала в системе единой европейской валюты, однако кризис всё-таки грянул, продемонстрировав, что принцип «Предупреждён – значит защищён» в Брюсселе не сработал, а несовершенные антикризисные механизмы – словно собака, которая так и не залаяла.
Сегодняшние призывы к ещё большей концентрации власти в руках европейского чиновничьего аппарата настораживают простых граждан как в кризисных, так и в благополучных странах. 74 процента немцев высказались против увеличения объёма Фонда финансовой стабильности.
Проблемы евро поделили на два лагеря и немецкую экономику. Крупные промышленные и финансовые концерны форсируют идею «спасения евро как спасения достигнутого любой ценой». Финансовое лобби тоже желает переложить бремя собственных рисков и возможных потерь на плечи налогоплательщиков.
Представители малого и среднего бизнеса, действующие вне экспортного сектора, опасаются, что гигантские государственные гарантии чужих потерь или потерь частного банковского сектора, упорно не желающего самостоятельно расхлёбывать то, что сами заварили, приведут к падению вложений в образование, инфраструктуру, а тем самым и в реальную экономику самой Германии.
Кандидаты же в банкроты вынуждены сокращать госрасходы в основном за счёт населения, лишь бы заслужить помощь неумолимой тройки ЕС–ЕЦБ–МВФ. Причём этого явно недостаточно. По оценкам экспертов, Греции, например, необходимо снижение зарплат на 20–30 процентов, что приведёт к неизбежному усилению социальной напряжённости, несмотря на сопутствующее снижение цен.
Европейская идея, заявленная как гарант благосостояния населения, остаётся лишь красивой фразой, а европейская солидарность, о которой столько говорилось в последнее время, это лишь риторика. В реальной жизни невыверенность политических ответов на экономические проблемы, наоборот, всё более усиливает конфликтный потенциал между обществами европейских стран. Дело идёт к дефолту доверия к Евросоюзу, но в Брюсселе больше озабочены недоверием финансовых рынков.
Кроме того, стала очевидной ещё одна истина. Членство в ЕС не является залогом успешного решения внутренних проблем. А кризис настолько перевернул ситуацию, что в настоящий момент гражданам уже нескольких стран приходится отвечать не только за ошибки собственного правительства, но и за просчёты европейского чиновничьего аппарата, разросшегося, кстати, не менее пресловутого греческого.
ИТАР-ТАСС
Движение «Оккупируем Уолл-стрит», зародившись в Нью-Йорке, катится по всему миру. Люди протестуют против современного капитализма, всесилия банков, жадности банкиров. Их возмущают действия политиков, которые заботятся лишь о благополучии финансистов и прибылях крупных корпораций.
Мария ХАМАХЕР, собкор «ЛГ» по Центральной Европе
Литературная газета