Конец одного заблуждения

Сумерки правления консерваторов

О готовности к кризису 

В прошлом году я опубликовал книгу, в которой было показано, как правые экономисты заняли доминирующие позиции в американской политике. Когда пишешь книгу об изменениях к худшему, тебя обязательно спросят, как исправить положение. Я вынужден пожать плечами и признать, что у меня нет готового решения. Человек, получивший такой ответ, будет выглядеть немного разочарованным, поэтому я в таких случаях добавляю: «Ничто не длится вечно, – и в конце концов случится что-нибудь такое, отчего ситуация изменится к лучшему». И этим «чем-то» может стать нынешний финансовый кризис. 

Когда либералы говорят о превращении кислых экономических лимонов в сладкий политический лимонад, они, как правило, ссылаются на Новый курс Рузвельта. Свободный рынок довел страну до ручки, но тут вмешалось правительство – и политический ландшафт был трансформирован (в лучшую сторону). Конечно, в экономике время от времени случаются рецессии, но они не так уж часто приводят к возникновению Нового курса. В 1982 и 1992 годах, например, тяжелое экономическое положение позволило демократам одержать убедительные электоральные победы. Но эти победы не привели к сколько-нибудь серьезным преобразованиям: после каждой из них к власти возвращались республиканцы (в 1984 и 1994 годах), причем они побеждали на выборах с большим преимуществом. 

Почему Великая депрессия так радикально изменила природу правления? Во-первых, потому, что она была (перефразирую слова Родни Дангерфилда из фильма «Опять в школу», ответившего таким образом на просьбу учителя рассказать о «Великом Гэтсби»), ну, она была великой. Нынешний кризис скорее всего не протянется так долго, как длилась та Депрессия. Но нас не может не настораживать, что экономисты-аналитики с удручающей легкостью бросаются такими терминами, как «катастрофа» или «тотальный крах», чего не было при прежних рецессиях. 

Во-вторых, Депрессия – как выразился мой коллега Джон Б. Джадис в «Парадоксе американской демократии» (The Paradox of American Democracy) – «одним ударом разрушила ту цитадель мудрости и несокрушимости, которую воздвигли для себя бизнесмены». После крушения фондового рынка в 1929 году американцы решили, что источником всех бед были наглые спекуляции, к которым привела жадность биржевиков. Подобная реакция с тех пор не повторялась. Рецессия 2001 года произошла из-за краха интернет-компаний и террористических атак; рецессии 1991 и 1982 годов были вызваны действиями Федеральной резервной системы; и так далее. 

Сегодня публику трясет от отвращения при упоминании Уолл-стрита, и это чувство оказалось достаточно сильным, чтобы застать врасплох сторонников плана Полсона, который, как известно, был отвергнут при первом голосовании в конгрессе. Существует компания Greenberg Quinlan Rosner, специализирующаяся на проведении ежегодных опросов на предмет выявления отношения общественности к «большим корпорациям». За последние пять лет количество негативных отзывов о корпорациях превышало количество позитивных в среднем на одиннадцать процентных пунктов. По данным опросов, проведенных в этом году, количество негативных отзывов увеличилось на 25 пунктов. 

В конечном итоге Новый курс восторжествовал потому, что даже президенты-республиканцы – Дуайт Эйзенхауэр, Ричард Никсон, Джеральд Форд – вынуждены были принять его базовые предпосылки. В этом нашел отражение тот факт, что сами корпорации чувствовали себя при Новом курсе более или менее комфортно (во всяком случае, более комфортно, чем прежде), и многие из них признали его как стабилизирующую силу. В 1970 году 57 процентов администраторов, которые работали в учреждениях, входивших в список 500 крупнейших компаний мира (Fortune 500), при проведении опроса изъявили желание, чтобы федеральное правительство «усилило активность в качестве регулирующей инстанции». Президенты от обоих партий провели финансовые реформы, предусматривавшие увеличение «крутизны» прогрессивной шкалы налогообложения и ввели в действие соответствующие законы, не встретив серьезного сопротивления со стороны бизнеса. 

Начиная с 1970-х годов бизнес превратился в агрессивное, преследующее свои узкие интересы лобби, каким мы знаем его сегодня. Вы можете прочесть, как и почему это случилось, в вышеупомянутой книге Джона или – лучше – в моей. Приходится признать, что сила бизнеса была «драйвером» правого поворота в американской политике. Как Новый курс пережил и республиканскую, и демократическую администрации, так пережила их и последовавшая за ней эра консервативной реакции. Республиканское правление принесло с собой оргии дерегуляции и снижения налогов для группы лиц с наиболее высокими доходами. Все, чего удалось достичь демократическому правлению за последние три десятилетия, – это, в лучшем случае, «косметического» смягчения самых диких из этих эксцессов. 

Поэтому было удивительно наблюдать за тем, как корпорации выражают негодование по отношению к правым членам Республиканской партии (чьи голоса оказались решающими при первом голосовании по «плану Полсона»). После того, как две трети конгрессменов проголосовали против этого «плана спасения», консервативный экономист Джеймс Петокукис (James Pethokoukis), пишущий в U.S. News & World Report, отметил: «Я слышал от многих компетентных людей, профессиональных финансовых менеджеров и их коллег, банковских служащих, что они преисполнены ярости в связи с тем, что план Полсона был вчера провален. Они говорят, что больше не хотят иметь с республиканцами ничего общего, по крайней мере, в рамках этого электорального цикла. (Но, может быть, и дольше)». 

Нет ничего необычного в том, что бизнес ищет поддержки со стороны обеих партий или даже склоняется к демократам, когда они имеют большинство на Капитолийском холме. Новизна состоит в следующем: вместо того чтобы платить демократам за то, чтобы они оставили бизнес в покое или, того лучше, сократили налоги и смягчили законодательство, бизнесмены начали с сочувствием относиться к регулятивной деятельности правительства, как это было в период расцвета послевоенного либерализма. В прошлом году мой коллега Джонатан Кон опубликовал в The New York Times Magazine репортаж, в котором показано, что, в отличие от того, что происходило в 1994 году, сегодняшний бизнес ведет агитацию за подлинное реформирование системы здравоохранения. А работающий в The New Republic Джеймс Верини описал сходные изменения в позиции бизнеса по отношению к движению в защиту окружающей среды (Адвокат дьявола, September 24, 2007). 

Между тем консерваторы мечутся в поисках решения, которое соответствовало бы их твердолобым установкам. Но, как это частенько бывает, находят не решение, а козла отпущения. На этот раз на должность такого «козла» было выдвинуто «большое правительство», которое якобы стоит за крахом нерегулируемого рынка; в частности, указующий перст был направлен на принятый по предложению правительства Закон о местных реинвестициях 1977 года (Community Reinvestment Act of 1977 – CRA), который требует, чтобы банки на льготных условиях предоставляли кредиты малообеспеченным «местным» гражданам (то есть гражданам, проживающим в тех округах, где зарегистрированы соответствующие банки). На самом же деле, как показала экономическая обозревательница Джанет Йеллен, банки, на которые распространяется требование CRA, выдавали гораздо меньше подорвавших нашу экономику вторичных займов (subprime loans), чем это делали независимые ипотечные компании, на которые требования CRA не распространяются. 

Во время первых президентских дебатов Маккейну был задан вопрос о том, как он собирается выводить страну из финансового кризиса. Маккейн пролепетал что-то несуразное о «целевых расходах» (earmark spending), которые составляют меньше одного процента от федерального бюджета. Он производит впечатление человека, давно ушедшего на покой из нашего суетного мира. Все, что можно от него услышать, – это милые добрые старые анекдоты. Так и хочется ему сказать: «А ну-ка, дед, расскажи нам еще раз свою коронную байку про ДНК медведя». 

Такого рода догматики могут занимать лидирующее положение лишь при условии, что их прикрывает непробиваемая стена поддерживающего их бизнеса. Но корпорации начинают понимать, что низкие налоги и почти полное отсутствие регуляции – это совсем не то, что им на самом деле нужно; в долгосрочной перспективе такая политика не отвечает даже их собственным эгоистическим интересам. «В жизни не видел ничего подобного! – восклицает один высокопоставленный банковский служащий в беседе с корреспондентом газеты The Washington Post. – Представьте себе, два больших инвестиционных банка говорят: ‘Пожалуйста, регулируйте нас’». Как назвать ситуацию, когда консерваторы говорят, что они сыты по горло «свободной конкуренцией» и политикой невмешательства государства в экономику, обернувшейся вседозволенностью, если не беспределом? Может быть (проявим осторожность), может быть, это – конец эры консервативного правления.

Джонатан Чейт

Russian Journal
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе