Так сложилось, что на протяжении десятилетий ни один из ключевых глобальных игроков не был заинтересован в политической и экономической интеграции уммы. Самое яркое свидетельство этому – история ОИК. Однако ситуация с взаимоотношениями между исламским миром и мировыми центрами в последнее время довольно существенно меняется.

Даже несмотря на продолжительные сложные взаимодействия, наиболее сильные позиции среди глобальных игроков в исламском мире по-прежнему сохраняют Соединенные Штаты. Однако деградация американского влияния в мусульманском геополитическом ареале, которая ускорилась после 2003 года, продолжается, особенно с учетом тех военных и политических поражений, которые Вашингтон понес в таких точках, как Афганистан, Ирак, Йемен, Палестина, Иран.

Более того, за последние четыре-пять лет все более явственно растет негативное отношение к внешней политике Вашингтона в регионе даже со стороны традиционно лояльных американских союзников, таких, как Саудовская Аравия, Египет, Марокко и т. д.

Как известно, администрация Б. Обамы с самого начала своей деятельности подчеркивает особую приоритетность отношений с исламским миром, стремясь переломить опасную тенденцию, которая сложилась в предшествующий период. И это не только политическое признание провала соответствующей стратегии администрации Буша. Судя по всему, значительная часть американского истеблишмента осознала, что рост глобального усиления ислама уже не остановить и необходимо найти новую долгосрочную парадигму взаимоотношений, прежде всего с набирающими вес умеренными фундаменталистами, выработать новые переговорные механизмы и способы с ними договариваться.

В этом смысле стоит привести только два примера. Сразу после 20 января 2009 г. Белый дом стал активно привлекать в свою систему принятия решений влиятельных американских мусульман.

В марте нынешнего года прозвучало сенсационное заявление командующего Центральным командованием США Д. Петреуса, которое вызвало широкий резонанс и внутри американской элиты США, и во всем мире. Это заявление можно рассматривать как самое серьезное предупреждение за последние десятилетия израильскому правительству. «Сохранение враждебности между Израилем и некоторыми из его соседей представляет собой неприкрытый вызов нашей способности отстаивать интересы США… Гнев арабов в связи с палестинским вопросом ограничивает прочность и глубину партнерских отношений США с правительствами и народами в этом регионе».

Суть этого предупреждения: израильские действия препятствуют реализации американской стратегии на Ближнем Востоке; поэтому либо вы (правительство Нетаньяху) измените свою политику, либо мы предпримем соответствующие меры, чтобы найти новых политических партнеров в Израиле.

Но объективное снижение американского влияния в исламском мире вовсе не означает, что автоматически происходит усиление воздействия России, ЕС или Китая. При всем своем неприязненном отношении к США и Пекин, и Москва достаточно часто рассматривают отношения с ключевыми региональными игроками в исламском мире как тактическую разменную карту в большой глобальной игре, а также для обеспечения своей внутренней социально-экономической стабильности.

КНР делает особый акцент на развитие экономических отношений с рядом мусульманских стран, которые обладают природными ресурсами, в которых заинтересован Китай, – Иран, Судан, Саудовская Аравия, Афганистан, среднеазиатские республики и т. д. В то же время Пекин предпочитает дистанцироваться от развития политических связей с соответствующими элитами, стремясь не брать на себя стратегической ответственности. В результате во многих мусульманских странах в отношении долгосрочных целей китайской внешней политики все более явственно усиливаются подозрительность и раздражение.

Что касается России, то элиты исламского мира очень часто оказываются в недоумении в отношении конкретных целей долгосрочной российской стратегии в регионе и нежелания Москвы развивать отношения через реализацию конкретных долгосрочных проектов.

Таким образом, в результате ослабления позиций США в исламском мире все более явственно формируется внутрирегиональный вакуум. Этот вакуум, в отличие от периода холодной войны, ведет к изменению баланса сил между ключевыми региональными игроками, к кардинальным подвижкам регионального политического ландшафта, усилению центростремительных трендов в умме. Иначе говоря, нынешние глобальные внешнеполитические тенденции постепенно формируют соответствующий фон, объективно способствующий кристаллизации исламского мира как реального, а не эфемерного субъекта мировой политики.

Но в условиях начавшегося мирового системного кризиса усиливаются внутренние факторы и в самой умме, которые также способствуют этому центростремительному тренду.

Глобальный кризис вызвал еще большее ускорение процесса широкомасштабной ревитализации глубинных исламских ценностей и исламских принципов, все более жесткого отказа от западных секуляризационных моделей. Происходит фатальное ослабление либеральных, социалистических и иных нерелигиозных партий и движений. В фундаменталистской среде расширяется процесс все более выпуклого противопоставления мусульманской системы моральных ценностей деградирующей западной шкале нравственных норм.

Активизируется, особенно среди интеллектуальных и религиозных элит исламского мира, стремление к широкомасштабному долгосрочному цивилизационному самоопределению мирового мусульманского сообщества.

Экономический кризис во многих странах стимулировал объективный интерес к модели экономического развития исламской цивилизации. Как известно, эта модель отвергает ссудный капитал в принципе. Исламские экономические идеи все шире используются в целом ряде мусульманских стран. Например, в сфере Islamic banking вращается до 30% совокупного капитала таких стран, как Кувейт, Саудовская Аравия и т. д.

В настоящее время можно сформулировать целый ряд новых базовых факторов, способствующих ускорению центростремительных процессов в мировом исламском сообществе.

Одним из закономерных следствий глобального экономического кризиса стало обострение противоречий в правящих элитах основных глобальных игроков, в США, Китае и России, в том числе в отношении исламского мира.

Одновременно происходит революционная трансформация национальных элит в ведущих мусульманских странах, которая характеризуется усилением влияния умеренных фундаменталистов. Этот тренд уже проявился в Алжире, Турции, Иране. Высока вероятность того, что такая тенденция охватит в ближайшие несколько лет и Египет, и Саудовскую Аравию.

Все более ускоренными темпами формируются зримые предпосылки для создания наднациональной элиты уммы. Об этом свидетельствуют и появление новых интеллектуальных центров в исламском мире, которые занимаются данной темой, рост коммуникационных связей в мусульманской интеллектуальной среде, формирование соответствующих проектов и т. д.

Существенно возрастает не только роль региональных и глобальных мусульманских движений («Братья-мусульмане», ХАМАС, Хизбалла и т. д.), но и демонстрационный эффект для миллионов мусульман во всем мире от деятельности таких организаций в социальной, благотворительной, парламентской сферах, в работе с молодежью, студентами и т. д.

В последние годы идет активное экспериментирование в умме с формированием новых оргструктур, появляются принципиально новые мусульманские геополитические концепции.

Среди особо важных политических факторов, способствующих развитию центростремительных сил в исламском мире, необходимо особо отметить существенное сближение во взаимоотношениях между двумя ключевыми мусульманскими странами – Турецкой Республикой и Исламской Республикой Иран. Фактически можно говорить о формировании некоего геополитического альянса как ядра возможного глобального исламского субъекта.

В основе такого сближения суннитской Турции и шиитской ИРИ лежит общая идеологическая основа – умеренный фундаментализм суннитского и шиитского толка. Анкара и Тегеран при этом стремятся не допустить использования и разжигания шиитско-суннитских противоречий, которые Запад активно пытается педалировать. Кроме того, и турецкое руководство во главе с Эрдоганом, и иранский лидер Хаменеи должны были осознать, что претендовать на лидерство в исламском мире они могут только в некоем тандеме.

И Иран, и Турция активно поддерживают многострадальный палестинский народ, ХАМАС как его исламский боевой авангард, создание независимого палестинского государства. Как известно, палестинская проблема – наиболее важная болевая точка для всей уммы. О сближении между Турцией и Ираном свидетельствует и активная кампания по защите иранской ядерной программы Реджепом Эрдоганом. Турецкий премьер, и это беспрецедентно для страны – члена НАТО, публично выступает за право Ирана иметь и ядерное оружие.

В период 2008–2010 гг. Тегеран и Анкара проводят достаточно согласованные внешнеполитические стратегии в исламском мире, постепенно втягивая в свою совместную орбиту такие страны, как Сирия, Ливан, Ирак, политические движения ХАМАС и Хизбалла, развивая политический диалог с прозападными режимами Саудовской Аравии и Египта.

Моментом истины для стратегического сближения двух стран могут стать их согласованные усилия и потенциал по стабилизации ситуации в Ираке после неизбежного ухода оттуда американцев. В этой связи стоит отметить, что именно Ирак обладает вторыми в мире по величине нефтяными ресурсами. Если Тегерану и Анкаре удастся стабилизировать крайне сложную и драматическую внутрииракскую ситуацию, то на следующем этапе закономерно встанет вопрос о неком конфедеративном мусульманском объединении или альянсе с общим населением в почти 200 миллионов человек, с крупнейшими в регионе вооруженными силами, способными обеспечивать региональную безопасность.

В рамках такого сценария объективно начнет действовать один из ключевых геополитических законов. К такому альянсу постепенно начнут дрейфовать близлежащие страны – Саудовская Аравия, Египет, страны Залива, Пакистан, Бангладеш, Афганистан и т. д.

В этой связи необходимо учитывать, что резко усилилась вероятность стратегического отступления США и НАТО из Афганистана и возвращения в той или иной форме Талибан к власти. Судя по всему, администрация Обамы в последние месяцы с этим уже окончательно согласилась. Чтобы не допустить превращения афганского отхода в стратегическое отступление Запада на всем пространстве исламского мира, роста воинственного антизападного радикализма, Вашингтон будет вынужден, как это ни парадоксально, поддерживать центростремительные тенденции вокруг ирано-турецкого ядра как единственной реальной силы, способной обеспечить региональную безопасность. А это может привести к тому, что именно в рамках формирующейся конфедеративной модели будет происходить выработка основных принципов и идеологии будущей безопасности на Ближнем и Среднем Востоке как с учетом глобальной безопасности, так и с учетом долгосрочных интересов уммы.

Как бы ни относиться к США, американские стратеги (например, Зб. Бжезинский) реально готовятся к послезавтрашнему дню. И в этом смысле Вашингтон явно опережает и Москву, и Пекин. Американцы, захлебнувшись в Ираке и Афганистане, отдают себе отчет в том, что реальной альтернативой процессу постепенной консолидации исламского мира, формированию глобального исламского субъекта может стать только политика «управляемого хаоса».

Однако такая политика в условиях развивающегося глобального системного кризиса предельно опасна и может привести к глобальной катастрофе. Поэтому внешняя политика «стратегического диалога с исламом», выдвинутая Обамой, – не тактический, не конъюнктурный шаг, а долгосрочная линия значительной части американского политического истеблишмента. Соединенные Штаты не смогли военно-политическим путем добиться переформатирования исламского мира и стремятся заранее навести стратегические мосты с консолидирующейся уммой.

Шамиль СУЛТАНОВ, президент Центра стратегических исследований «Россия – Исламский мир»

Политический журнал