И вот, побросав все насущные дела, я лечу в Армению, где не был, пожалуй, четверть века. Тогда, на излёте советской эры, Ереван бушевал гневными толпами, требующими независимости от Советского Союза. Был стреляющий Карабах, где армяне сходились с азербайджанцами насмерть в кровавых боях. Был Виктор Поляничко, в которого стреляли армянские гранатомётчики. Был Роберт Кочарян, будущий президент Армении, с которым мы тайно колесили по горным карабахским дорогам, и в укромных харчевнях он рассказывал мне о будущей процветающей и счастливой Армении.
С тех пор пал Советский Союз, 7-я гвардейская армия под улюлюканье армянских националистов покинула республику. Карабах отстоял свою независимость, прильнул к Армении и стал местом постоянного, десятилетиями длящегося кровопускания. Россия пережила кошмар девяностых, осознала свою геополитическую, экономическую, культурную неполноценность и снова стала грезить великим евразийским союзом, ещё не зная, какие камни из разрушенного имперского храма будут вновь положены в основание этого царства.
И вот я в Ереване, среди его сталинских архитектурных красот, воздвигнутых изумительным Александром Таманяном. Молюсь в огромном каменном храме Эчмиадзина, похожем на первую христианскую катакомбу. И только камни, свечи и молитвенное многочасовое стояние... И этот лазурный Севан, окружённый хребтами, как последние укрощённые воды всемирного потопа, по которому плыл священный ковчег. И этот белый царственный Арарат — недостижимый алтарь, на который молятся столько поколений армян, оплакивая и восхваляя его...
Мы собрались в доме-музее Сергея Параджанова, неповторимого армянского гения, чьи фильмы "Тени забытых предков" и "Сок граната" были для меня эстетической и религиозной школой, открывшей космическую сущность народной жизни, которая помнит о мистическом чуде творения, делает любой народ божественным и прекрасным.
За длинным столом собрались армянские художники, политики, журналисты, знатоки экономики и политологии, банкиры и оперные певцы. Я рассказывал им о евразийском союзе, о русской истории как череде сменяющих друг друга империй, о трагедии имперского распада и о чудесном имперском воскресении.
Меня слушали внимательно: с симпатией, с недоверием, с лёгкой иронией, с дружеским осуждением. Я манил их обратно в империю, но они не торопились идти за мной, не слишком верили в предлагаемую мною модель нового сверхгосударства, в котором нет ни метрополии, ни колоний, где множество суверенных столиц. И прообразом будущего многонационального союза является хрупкий неразвившийся зародыш российско-белорусского Союзного государства.
Я, в свою очередь, не слишком хорошо понимал их упорство, с которым они отстаивали своё историческое одиночество, свою трагическую обречённость в окружении кипящего исламского котла, где экспансивный, богатый нефтью Азербайджан вынашивает карабахский реванш, перевооружает армию, оснащая её ультрасовременным оружием. Где Турция наращивает своё могущество, грезит Османской империей, смотрит на христианских армян как на вечную досадную укоризну, напоминающую о геноциде. Я не понимал, почему у моих армянских друзей отсутствует стратегическое предчувствие гигантских трансформаций мира, где уже двинулись с места титанические платформы, готовые сминать и расплющивать.
И в этом грядущем, исполненном катастроф движении, Россия для Армении — единственный гарант и спаситель. Я не мог понять нареканий в адрес России, которая не сумела за эти годы создать цветущего полноценного общества, исполненная болезнями и кавернами. Но при этом восемьсот тысяч армян покинули свою истори- ческую родину и переселились в эту самую Россию, обретя в ней кров и хлеб. Я не мог понять упрёки армян в адрес российской военной базы, расположившейся в Армении по просьбе самих армян. Упрёки в том, что российские военные просят оплачивать воду и электричество, необходимые для содержания базы, будто это дорогостоящее для России военное образование не создано во имя армянского суверенитета. Но всё это не мешало нам улыбаться, пить вино, вкушать чудесные армянские блюда.
Я, убеждённый сторонник евразийского царства, уверял членов клуба в том, что Россия нужна Армении как громадный христианский материк, с той культурной религиозной основой, что так необходима Армении в её затерянности среди клокочущего исламского мира. Я убеждён, что Армения духовно необходима России, ибо её христианство — древнее, катакомбное — наполнено той таинственной энергией, которую излучали из себя апостолы, странствующие по земле, с колоссальным опытом аскезы и стоицизма, накопленных армянами среди вечных гонений и поруганий. Эта духовная метафизическая близость, быть может, более важна, решение задач ресурсов, обороны, финансовых и товарных рынков.
Я убеждён, что проблема Карабаха, столь мучительная и трагическая для Армении, не имеет решения в условиях сегодняшнего рассечённого евразийского мира, а найдёт свой гармонический исход в рамках будущей евразийской империи, где гармония соединит пространства, культуры и верования.
Итогом нашей встречи был не вердикт, не декларация, не подписанное коммюнике, а восхитительные песни армянской певицы Шушан Петросян, которая когда-то давала концерты в Мариинском театре, а теперь совершает гастроли по приграничным гарнизонам и окопам, поёт для солдат армянской армии. И в её песни, нет-нет, да и вольётся свист пролетевшей пули.
Я улетел из Армении, оставив там много друзей, много чудесных светлых умов, много философов и прозорливцев. Я верю, что таинственным образом вернутся те времена, когда два молодых человека, два начинающих писателя — я и Тигран Матевосян — лежали на ночном песке коктебельского пляжа, и наши молодые тела омывались волнами Чёрного моря. И мы говорили о звёздах, о любви, о поднебесной России и о предвечной Армении.
Александр Проханов
Газета "Завтра"