Ностальгия по тюрьме народов

Что давала Россия во времена СССР входящим в зону ее влияния народам? 


И что они могут получить сегодня, если зона этого влияния будет восстановлена?


В наши сумбурные дни западные мыслители и примкнувшие к ним отечественные сислибы страшатся, что гибель империи, она же, по В.В. Путину, величайшая геополитическая катастрофа XX века, окажется обратимой и тесто, разрубленное топором, опять сойдется в единую массу.

Последователям маркиза Астольфа де Кюстина и В.И. Ленина, привыкшим обличать тюрьму народов, это страшно и неприятно. «Крепка тюрьма (resp. «империя»), да черт ей рад». Мы же не черти, а напротив, светлоликие. Патриоты же, преимущественно, хотя и необязательно, левого направления, не страшатся, но, напротив, надеются и уповают, что распад СССР преходящ и империя возродится —

«Минует печальное время,
Мы снова обнимем друг друга,
И страстно, и жарко забьется
Воскресшее сердце».

Бояться или радоваться такому возможному повороту событий — дело вкуса. Тут слишком много приходящих интересов. Кто на что и на кого поставил, кому есть что в этом случае потерять (ведь как гибель, так и возрождение империи, будучи событием тектонического масштаба, сопряжено с великими потрясениями, не всем приносящими радость). В конце концов может быть и совершенно не связанное с грантовой поддержкой чисто идейное и вполне бескорыстное неприятие имперской идеи как таковой.

Конечно, тридцатилетие, прошедшее с 1991 года, многих склонило к мысли, что при всех недостатках единого советского государства, «из огня да в полымя» тоже не лучший способ государственного устроения. Полтора десятка суверенных государств, образовавшихся из одного, их домашний быт служат не самым привлекательным примером. Если бы после 1991-го возможно было реализовать давнюю мечту о том, кабы всех имперских начальников побоку, да к черту, а мы будем жить-поживать и добра наживать, откуда тогда эмиграционные потоки, откуда поиски счастья (или хотя бы сытости) на чужбине. От добра добра не ищут, от овса кони не рыщут. А если рыщут, то значит, партикуляризм есть, а счастья нет.

И отсюда имперско-советская ностальгия в разных формах. Советская действительность — тоже не самая совершенная — уходит из памяти, а несовершенство нынешнее дано нам в непосредственных ощущениях. Когда нет способности к охлажденному суждению (а она не всякому дана), то как же не поностальгировать.

Тем более, что восстановление империи — вещь в истории не такая уж редкая. В VI веке по Р.Х. византийский император Юстиниан почти собрал, казалось бы, сгинувшую безвозвратно Римскую империю, восстановив не только формальный сюзеренитет над Западной Римской империей (он никуда и не пропадал), но и фактическую власть Константинополя над Италией, Испанией и Северной Африкой. Это мог быть обратный поворот истории, но пандемия («юстинианова чума») все сгубила. Европа погрузилась в Темные века и чересполосицу варварских королевств — «суверенных государств» на нынешние деньги.

Впрочем, имперская идея долго жила в Европе и после этого, уйдя в архив лишь с началом Нового времени, да и то, как выяснилось, не навсегда. Сейчас мы видим попытку (не слишком, правда, удачную) сменить пестроту национальных государств Священным Брюссельским Рейхом европейской нации.

Впрочем, и Российская империя, распавшаяся в 1917 году, была железом и кровью восстановлена под названием СССР. Затем в 1991 году пал и СССР, однако теперь снова говорят о восстановлении империи. Восстановится или не восстановится, сказать трудно, но очевидно, что состояние послеимперского распада — тому в истории мы тьму примеров сыщем — энергетически неустойчиво. И что будет дальше — Бог весть.

Ясно лишь, что передовые идеологические лекала — «Чтобы в мире без Россий, без Латвий жить единым человечьим общежитьем» — продемонстрировали свою непригодность. История пошла по-другому, совсем не так, как виделось тридцать лет назад.

Такие зигзаги исторического процесса имеют много причин, среди которых и экономика — как же без нее. О большом значении имперского рынка сказано много. Даже в советских, а равно и в постсоветских учебниках отмечалось, что относительная легкость (во всяком случае не германское «Ужас-ужас-ужас»), с которой Англия и Франция прошли через Великую депрессию начала 30-х годов, была связана с наличием у этих стран больших колониальных империй, рынок которых демпфировал хозяйственные потрясения.

В советское время на эти прописи не слишком обращали внимание, но когда имперский рынок СССР распался на мелкие фрагменты, тогда вспомнили. Ибо свободная торговля в бывшем СССР пошла не по Адаму Смиту, она черт знает куда пошла.

Это было тяжело для метрополии (ужас «святых 90-х» до сих пор поминается, а охотники до возвращения в это время наблюдаются разве что в Лондоне, да среди аудитории «Эха Москвы»). Но сугубо и трегубо тяжело это было для имперских провинций. С их маленьким внутренним рынком и разрывом хозяйственных связей с метрополией было вообще хоть ложись да помирай.

Потом с грехом пополам приспособились — все больше посредством отхожего промысла на чужбине. В том числе и в России, которая тоже стала чужбиной. Но то чувство, что совместная жизнь в те времена, когда их сплотила навеки (но оказалось, что временно) великая Русь, была не столь ужасной, как ее малюют, — как же этому чувству в Богом и людьми забытых провинциях не появиться?

Скучно по хозяйственной части, но еще скучнее по части духовного производства. Не все было ладно с духом во времена советской тюрьмы народов, но в смысле аудитории (причем не только внутрисоветской, но даже и международной) это был золотой век искусства народов СССР. Век, который, похоже, уже никогда не повторится.

Блистательно развивавшийся грузинский (и не только грузинский) кинематограф. Где он, что с ним — не дает ответа. То же — и с театром. То же — и с литературой. А также с наукой и образованием. С приходом свободы от имперского гнета все это хизнуло.

Скажут: и в самой метрополии по этой части не то, чтобы все ладком да порядком. И это будет чистая правда. По сравнению с временами ЦК КПСС изящные искусства скурвились (хотя считалось, что по сравнению с СССР уже и некуда) необычайно. Впрочем, не только в России. Парижских, нью-йоркских, берлинских Афин нынче тоже не наблюдается. Коммерческий Голливуд и тот в страшном убожестве. Были «Римские каникулы», да все вышли.

Но освободившимся народам СССР тут была уготована самая печальная участь. И в производстве товаров народного и промышленного потребления узость рынка губительна. Но вдвойне губительна узость аудитории в сфере духовной. В имперские времена давление идеологического отдела, несомненно, было, хотя его давительная мощь порой преувеличивается. Но тот же идеологический отдел отчасти исцелял наносимые им раны, обеспечивая национальным деятелям искусств обширную имперскую аудиторию. Которой они теперь лишены начисто. И даже не по чьей-то злой воле, а просто потому что процесс пущен на самотек. Кому охота заниматься декадой грузинского искусства? Забот много, денег мало.

Тут отчасти повторились слова, которые Гоголь вложил в уста матушки Екатерины — «Не под монархическим (resp.: «имперским») правлением угнетаются высокие, благородные движенья души, не там презираются и преследуются творенья ума, поэзии и художеств; напротив, одни монархи бывали их покровителями; Шекспиры, Мольеры процветали под их великодушной защитой, между тем как Дант не мог найти угла в своей республиканской родине; истинные гении возникают во время блеска и могущества государей и государств, а не во время безобразных политических явлений и терроризмов республиканских, которые доселе не подарили миру ни одного поэта».

Премудрая царица объяснила, почему тесто, разрубленное топором, вновь соединяется, и напрасно сислибы против того говорят.

Автор
Максим СОКОЛОВ, публицист
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе