Пресса в Польше уже много лет пишет о Горбачеве почти стопроцентно позитивно, но поговорите с людьми – естественно, не с официальными специалистами из какого-нибудь официального "Центра восточных исследований", а с обычными работягами или сельскими бабушками. "Эх, неудачник-балаболка, намучились вы с ним и еще намучаетесь", – сказала мне такая польская бабушка в провинциальном Ольштыне. Да, дал вольность слова, да, незлой, но – намучаетесь. Наверное, нужно быть поляком или русским, чтобы понять эту невнятную западным людям дихотомию...
Так же и с распадом Советского Союза: официально в Польше принято радоваться "освобождению" Украины и Белоруссии из-под гнета российского империализма (еще совсем недавно, в шестидесятые годы, польская интеллигенция в своих эмигрантских газетах договорилась наконец в случае развала Варшавского блока не добиваться возврата этих земель в состав "Польши в границах 1772 года", уважать суверенитет будущих независимых Украины, Литвы, Белоруссии). Но рядовые граждане при рассказах о положении русского населения в Средней Азии все-таки сочувственно кивают головами: Речь Посполитая тоже несколько раз разваливалась, да и о жизни в Казахстане и других республиках Средней Азии благодаря большому количеству ссыльных поляков в Польше знают неплохо. И вообще – сердцем все понимают. Только в газетах пишут (и, увы, читают) чушь.
Семья и вера не меняются
Религия и нормы семейной жизни – это такие сферы, где вышеописанная подкожная связь действует без сбоев. Ведь вера и семья – это вещи консервативные, и матрицы их восприятия у проживших всего по тысячелетию в разных государствах поляков и русских разошлись несильно. Когда пресса всего мира стала активно выжимать слезу по поводу истории с Pussy Riot, единственной страной в Европе, где "преследуемым девушкам" активно отказалась сочувствовать преизрядная часть населения, стала Польша. "Да если бы у нас кто-то попробовал такое сделать в костеле святого Яна – да мы бы таких людей своими руками задушили!" – кипятился спросивший меня о судьбе "пусек" старик в Гданьске.
Вы спросите – а откуда же брались статьи о "бедных актерках" в "Газете выборчей", откуда общий русофобский тон в прессе, бесконечные разговоры со ссылками на писателя Чеслава Милоша о пребывании внешне похожих русских и поляков в разных цивилизациях?
Одной фразой тут не ответишь. Статьи о бедных актерках – произведение вечно прозападно настроенной и вечно в этом самом Западе разочаровывающейся польской либеральной интеллигенции, во многом похожей на русских либералов. Есть в Польше и этнический национализм (в отличие от вобравших в себя множество неславянских этносов россиян, поляки вышли из второй мировой страны обитателями почти моноэтнической страны). Есть и вполне психологически понятная привычка ставить свой польский католицизм выше "схизматической" веры восточных соседей.
Но вместе с этими разъединяющими факторами действует и мощная, опять же "подкожная" объединяющая сила: оставшиеся, несмотря на столетия разъединения, общими представления о том, что допустимо и что недопустимо в семье, вере, интимных отношениях. Когда правительство нынешнего либерального премьера Дональда Туска попыталось протащить легализацию гомосексуального сожительства под видом каких-то там "партнерских союзов", народ и на митингах, и по телевизору объяснил премьеру, где он имел эти самые партнерские союзы (идиомы со словами "задница" и "пошел" в русском и польском языках имеют одну и ту же синтаксическую форму, восходя к древним, но и ныне понятным первоисточникам).
Польско-польская война
Впрочем, реакция на историю с Pussy стала в Польше лишь элементом и так давно уже идущей конфронтации, которую в местной прессе даже называют "польско-польской войной". С одной стороны – либерально настроенная, адаптирующая все и вся под Евросоюз и алчущая вестернизационных перемен в стиле жизни "Гражданская платформа", с другой – националистическая партия "Закон и справедливость" (ЗИС), считающаяся в Западной Европе клерикальной, консервативной, можно сказать, реакционной силой.
Группа Pussy Riot влетела в это подергиваемое лишь изредка всплесками компроматов польско-польское болото как неопознанный летающий объект. Замешательство в первую очередь проявилось в ЗИС. Русофобия и особенно ненависть к российскому государству – одна из идеологических основ ЗИС, теория "российского заговора" вокруг катастрофы с "зисовским" президентом Лехом Качинским в Смоленске стала в последние годы непременной частью убеждений каждого правоверного сторонника возглавляемой братом погибшего, Ярославом Качинским, партии.
Раньше все было просто: Путин – "неисправившийся" агент КГБ, в России преследуют католиков, россияне – это все те же советские безбожники. А тут – ситуация складывается такая, что вроде как если ты за христианство – нужно поддерживать оскорбленного кощунниками Путина и связанную с ним Русскую православную церковь. Так далеко ЗИС, конечно, не пошла, выбирая для своей критики более привычные мишени – Евросоюз, премьера Туска, реформаторов польской системы образования и особенно уроков истории в школе (польские ливановы из-за сопротивления костела и ЗИС разрушают школу осторожнее российских, но двигаются в том же направлении, потрясая директивами Евросоюза, от которых Польша, как член ЕС, отказаться не может). Но впервые ЗИС не присоединилась с энтузиазмом к крупной общеевропейской антироссийской кампании. На обычно тусклом идеологическом горизонте польских религиозных правых забрезжило что-то новое – появилась возможность хоть какой-то, пусть ситуационной, коалиции с православной общественностью России.
Чего хотят либералы?
Непроста оказалась и ситуация "Гражданской платформы". Эта партия, располагаемая экспертами по европейским стандартам все-таки очень далеко вправо от центра, совсем недавно оказалась, против собственного желания, в одной лодке с Россией. Почему? Да потому что после смоленской катастрофы политики ЗИС сосредоточили свои подозрения не столько на России, сколько на лидере "Платформы" – премьер-министре Дональде Туске, который за несколько дней до смоленской катастрофы почтил павших в Катыни вместе со своим российским коллегой Путиным. Сторонники теорий заговора стали откапывать в архивах разные неприязненные слова Туска и нового президента Бронислава Коморовского в адрес покойного Качинского, нашли даже что-то вроде намека, что Качинский может не вернуться из полета. "Платформа" в ответ скромно, но все-таки вместе с российскими властями и журналистами указывала на абсурдность подозрений ЗИС. А подозрения были одно другого нелепее: например, что русские напустили искусственный туман вокруг смоленского аэропорта; или что перед самолетом польского президента неизвестными убийцами было выпущено облако легкого газа гелия, который привел к уменьшению подъемной тяги и падению президентского лайнера.
Сейчас смоленская катастрофа медленно, но верно отходит в прошлое, и даже такой памятливый и ранимый народ, как поляки, постепенно устает от этой темы. А вот польско-польские противоречия по поводу новых "стилей жизни", которые Евросоюз не прекратит навязывать Польше, – эти противоречия никуда не денутся. Со временем полякам становится ясно, что Евросоюз – отнюдь не нейтральная в вопросах религии сила. Это сила мощная и в целом антихристианская, выступающая за "секуляризацию" и рассматривающая церковь как обломок средневековья. Остатки уважения к этому "обломку" в Польше ЕС испытывает только по той причине, что конкретный польский "обломок средневековья" в прошлом просто как-то раз пригодился в борьбе с коммунизмом. (По этой же причине в либеральных польских СМИ, да и в целом в странах ЕС охотно публикуют ностальгические статьи об участии костела в антикоммунистическом рабочем движении "Солидарность", но почти всегда замалчивают критику покойным Папой современной "тотально-рыночной" социально-экономической системы, которую Иоанн Павел Второй считал греховной и нежизнеспособной.)
Мощное народное движение против переделки польских культурных норм по лекалам Евросоюза, протесты против поощрения абортов, экспериментов с искусственным зачатием и "новыми формами семьи", защита проверенных культурных ценностей (а у России и Польши они часто совпадают из-за общего девятнадцатого века) – все эти факторы делают польских консерваторов и российскую православную общественность естественными союзниками. Предстоит, правда, преодолеть основанное на стереотипах отчуждение, создать атмосферу неприятия провокаций и непродуманных заявлений с обеих сторон (особенно трудно это будет сделать с польской стороны). Но задел для будущего все-таки есть.
Дмитрий Варнавин