Потом заглянула в энциклопедию: «Мали. Государство в Западной Африке. Одна из беднейших стран мира (209?е место). Младенческая смертность — 102 на 1000 (8?е место в мире). Грамотность населения — 46%».
Моя собеседница замужем, у нее четверо детей. Муж тоже ученый. Вопросы о нищете и трудностях биологическая малийка встречает бесшабашным хохотом — знаем, проходили.
Вспоминаю наши 90?е — тогда все тоже смеялись. Доктора наук и кандидаты пололи картошку и перебрасывались с соседями соображениями о нуклеотидных последовательностях геномов. Тогда-то в головах чиновников и созрел мудрый план перековать микроскопы на мотыги и обратить фундаментальную науку на пользу обществу.
В это самое время малийская толстуха училась в России биологии. С чудовищным акцентом и ошибками она говорит по-русски. Спрашиваю о предмете ее научного интереса. Получается что-то вокруг протеинов.
— Это имеет практическое значение для Мали?
Малийка снова смеется:
— Фундаментал ресерч. Польза потом, потом…
Российские ученые от прополки последние годы освобождены. Но фундаментальности в науке становится все меньше. И все больше великого и грантоемкого «нано».
А вот, например, Коморские острова — кто подзабыл географию, это к северу от Мадагаскара. С грамотностью там примерно так же, как в Мали. Разговариваю с биохимиком Джуди Рукиа.
— Нельзя сказать, что на Коморах вообще нет ученых, — констатирует она. — Но нашему университету всего семь лет. В своей области я единственный специалист.
Работать по своей теме Джуди приглашена в Университет Перпиньяна (Франция) — будет там исследовать биохимию сине-зеленых водорослей и губок. Тоже «фундаментал ресерч».
Спрашиваю, как выглядит ее рабочее место на родине:
— Я со студентами выхожу на берег моря и показываю им, как растут водоросли.
Самое время проникнуться патриотизмом: у нас все-таки многомиллионные федеральные целевые программы, грантодающие фонды и прочее. Но откуда же этот комплекс провинциалов в нашей науке?
— У вас нет ощущения, что уровень научных исследований в Египте не соответствует международному? — спрашиваю у Рашики Эль-Риди из Каирского университета.
— Мы бедная страна, — разводит руками Рашика. — Вы ядерная держава. Ваша физика — это основа основ. А мы никому не нужны. У нас только 1% публикаций приходится на международные научные журналы.
Забавно, думаю я. В России публикации в международных журналах составляют тот же 1%. Это и есть фундаментальные исследования. Остальное — вынужденная прикладнуха.
Вернувшись в Россию, показываю список премированных работ ученому секретарю одного из наших биологических институтов. Вывод:
— Все эти женщины заняты фундаментальными работами. Никого из них не обязывали выдать продукт, который принесет пользу.
После этих слов ученый секретарь стучит кулаком по столу и кричит, что больше не может каждую неделю высасывать из пальца инновационные коммерческие проекты.
— Мы работаем ради получения нового знания, и только ради этого! — вопиет она. — Только в этом смысл научной деятельности. Знание, но не продукт. Почему это понимают во всем мире, но не в России?
Такова песнь прогресса в русском переводе.
Ольга Андреева, корреспондент отдела «Науки» журнала «Русский репортер»
Эксперт