Все жутче и жутче. Артур Смольянинов и Кирилл Мартынов на глазах у всех прощаются с родиной
10 января 2023 ● "360"
Публицист Миронова: Смольянинов и Мартынов больше не смогут вернуться в Россию.
Актер Артур Смольянинов во время мероприятия «Безумное чаепитие» на катке в Центральном парке культуры и отдыха имени Горького, 2015 год
/РИА «Новости»
При любой власти и любом исходе украинского конфликта люди вроде актера Артура Смольянинова и признанного иноагентом журналиста Кирилла Мартынова* не смогут вернуться домой, в России они больше не нужны. Почему это трагедия обреченных эмигрантов, публицист Анастасия Миронова рассказала в колонке для «360».
В ленинградской деревне, где я жила восемь лет, был нехороший дом потомков русского местного мужика, перешедшего в войну на сторону немцев и отправившегося работать прямиком в гестапо. Он пытал, убивал. После войны долго скрывался, но поймали. Семья его, конечно, из деревни уехала, хотя другие родственники остались. Каждый раз, когда я проходила мимо их дома, меня обдавало, будто кипятком, ощущением жути. Вспоминала, что бывают свои, которые вдруг становятся чужими. Был свой, жил через забор, а потом твоей дочке ногти на морозы выдирает и расстреливает соседей сотнями.
Жуть та усиливалась некрасивым совпадением: дом родни карателя оказался на улице, названной в честь замученной им жертвы. Идешь мимо и, вот вам крест, жуть пробирает.
Человек из Кемерова
Примерно такое же чувство — жути — накатило на меня вчера, когда я посмотрела интервью Артура Смольянинова Кириллу Мартынову*, главному редактору европейской «Новой газеты». На этот раз ощущение сопричастности к жуткому стало совсем нестерпимым: ведь я знаю Кирилла Мартынова* и четыре года работала с ним, он был редактором отдела мнений в «Новой газете», куда я писала, пока еще вся эта либеральная братия не раздраконила себя вконец.
Интересно, помнят ли читатели недавние времена, когда можно было публиковаться в «Новой» или работать на «Эхе», не будучи либералом? А такие времена были. В «Новой газете» даже Захар Прилепин работал, он был целым редактором нижегородской редакции. И на «Эхо» его звали. На «Эхе» выступала Мария Захарова, а ведущим был православный охранитель Алексей Голубев. Это потом они расходились, а я застала времена, когда можно было быть коммунистом или нацболом и при этом писать для либеральных медиа.
В такие-то времена я и познакомилась с Кириллом Мартыновым. И четыре года раз в две недели, а то и чаще, писала для «Новой газеты» колонку, которую отправляла Кириллу*, а он ее ставил в номер. Четыре года бок о бок с жутью. Потом только узнала, что Мартынов* — тот самый, из «новгородского дела». Посмотрите дело осужденной за попытку убийства своей дочери Антонины Мартыновой. Вот где жуть. Думала, хуже уже быть не может.
Кто бы мог тогда сказать, что Кирилл* превратится в кандидата философских наук, который будет сидеть и спрашивать латвийского актера Артура Смольянинова о том, что он думает о будущем российского общества. До того Кирилл* говорил много нервной чепухи: что все россияне виноваты перед всем миром, централизованное отопление — наследие имперского сознания. Это уроженец Кемерова такое говорил, представляете?
Но все его слова уходили в никуда. Понятно было, что человек зачем-то дернул за границу, что ему надо там выживать, что пример «Дождя»** в Латвии не воодушевляет… Но как-то все Кирилла* пропускали, что называется, мимо ушей. Не та птица…
Только сейчас обратили внимание, когда он объявился вдвоем со Смольяниновым. Россия, говорят, должна распасться, им, говорят, плевать, что с ней станет. И вообще они готовы стрелять в россиян ради щирой Украины.
Актеры Александр Яценко, Артур Смольянинов и Дарья Мельникова (слева направо) на премьере фильма «Долгая счастливая жизнь», 2013 год
/РИА «Новости»
Люди метрополии
Жуть. Артур Смольянинов еще и родился, оказывается, в один со мной день, только на год раньше. Двадцать седьмого октября родились Джеймс Кук, Никколо Паганини, Теодор Рузвельт и Артур Смольянинов, прости Господи…
Вы знаете, за всей этой бравадой «готовых стрелять» и отказаться от отопления антиимпериалистов я вижу большую трагедию обреченных эмигрантов. Это конвульсии от осознания финала своей жизни. Они похожи на раздухарившихся мужичков, которые с протрезвлением вдруг стали понимать, что к чему.
Например, что жизнь у них там оказалась не сахар. Тот же Смольянинов не от хорошей жизни растолстел так, что не узнать. Жалуется, что ходит на кастинги, а ролей нет. В Латвии-то! Его коллега по фонду «Подари жизнь» Чулпан Хаматова уже отжаловалась, пропала куда-то.
Все эти люди — и Мартынов, и Смольянинов — ехали туда, я уверена, ожидая, что их там будут носить на руках. Они ехали в Латвию с позицией: барин явился. Не видела ни одного известного россиянина, который в Прибалтике не вел бы себя как житель метрополии. Провинциальная российская бабулька уважает прибалтов больше, чем московские эмигранты, я вас уверяю. Они звезды. У Смольянинова телеаудитория раз в 20 больше населения Латвии, подписчиков — в пять раз больше. А Кирилл Мартынов*, бывший в России модным ученым, в республике наверняка поначалу чувствовал себя королем. Они не бежали туда, а осчастливливали латышей приездом.
Распишись, что предатель
Большой удар для наших людей: как правило, они ехали в маленькие и находящиеся в поле влияния русского мира страны, как говорят в Одессе, с понтом на морде, в статусе суперзнаменитостей. Но приняли их там не очень радушно.
Что в итоге? У людей отчаяние. И то, что говорит Артур Смольянинов, и то, что мы слышим от Кирилла Мартынова, — это порывы отчаявшихся людей. Там ничего не ждет, а сюда не вернуться. Во-первых, они себе наговорили на несколько сроков.
Многие подписывали в той же Латвии странные въездные бумаги: что не поддерживают присоединение Крыма, Донбасса, не поддерживают Путина — и вообще. Такая бумага ведь неспроста им подсовывалась, и не только в Латвии: это клятва верности кровью. Хочешь жить на Западе — дай расписку, по которой тебя Латвия в любой момент может отправить в российскую тюрьму.
Анна Монгайт* и Тамара Эйдельман*, кричащие в эфире «Слава Украине — героям слава!» (речовка боевиков запрещенной и признанной экстремистской в России «Украинской повстанческой армии» и ее лидеров), — это отчаяние. Вы заметили, что Максим Галкин* крикнул «Героям слава!», только когда в Израиле начали разбираться с законностью его репатриации? Зачем крикнул? А потому что страшно!
Они уповают на смену власти в России. Все их чаяния, все темы для их разговоров — о том, как власть в России сменится и они вернутся. Триумфально, конечно. Некоторые — на американских «Абрамсах», как Бабченко. И, разумеется, они себя видят новой властью. Разговоры о развале России и смене власти для них — как ночные беседы о хлебе для голодных.
«Общества, не умеющие изолировать предателей, распадаются»
Только голодный хлебом в итоге наестся, а эти при любой власти вернуться к нам уже не смогут. Потому что какая разница тому же актеру Сослану Фидарову, будет Путин сидеть в Кремле или не будет, когда вернется грозивший застрелить его Артур Смольянинов? Да никакой разницы нет. Моим соседям, мобилизованным на фронт, все эти граждане с навязшим на зубах «Слава Украине!» не нужны ни при какой власти. И мне нет дела до того, та же власть будет в креслах или новая, когда соберутся сюда люди, призывавшие лично меня изолировать, разбомбить, обложить контрибуциями.
Мне кажется, многое пошло бы в судьбах этих людей иначе, если бы они поняли, что войны у нас, допустим, и нет, но судим мы друг друга в рамках этики военного времени. А она не предусматривает триумфального возвращения коллаборантов. Это исключено. Генерал Власов мог жить в России только на немецких штыках — и больше никак.
Есть слово «предатель». Тот, кто был свой, а потом стал вредить своим ради интересов чужого. У предательства много градаций. Продавать немцам млеко и яйки — одно предательство. Сожительство с врагом — другое. Выдача партизан — третье. Прощение предательства становится для общества невозможным, как только оно принимает опасные для него формы. Это закон сохранения общества. Оно отторгает любую опасность, как ребенок отталкивает незнакомую еду, чтобы не отравиться.
Общества, не умеющие изолировать предателей, распадаются, даже если предательство было только на словах. В обычное время заявление актера о том, что он готов стрелять в сограждан и желает распада страны, могли бы игнорировать — оно не несет опасности. Но если это говорит человек, сидящий в стране, прямо участвующей в вооруженном конфликте с нами, это все меняет. Его предательство становится опасным, потому здоровое общество заинтересовано в изоляции этого человека навсегда.
Вам-то что до будущего России, Артур Сергеевич?
Артуру Смольянинову вообще не должно быть дела, как долго просуществует наша власть и какого она станет придерживаться курса: Смольянинову здесь не жить, он, как и Кирилл Мартынов*, больше нам не нужен. На него заведут дело, он, конечно, отныне будет спать и видеть, чтобы власть в России сменилась, причем непременно на лояльную гражданам, расплевавшимися с родиной.
Только это все зря: никакая власть не заставит нас принять Смольянинова обратно. Даже если представить, что все наши ракеты пришли в негодность и завтра над нами установят американский протекторат, на судьбу актера Смольянинова или его интервьюера Мартынова* это никак не повлияет. Потому что этика военного времени. А граждане этого не поняли.
В феврале — марте не все сообразили, что случилось и как теперь мы друг друга будем оценивать. Люди, вдруг принявшиеся желать победы Украине, просто не поняли, что они желают гибели своим соседям, их сыновьям, отцам, мужьям, братьям.
Во время вооруженного конфликта пораженчество не остается без осуждения, а предательство не прощается. Кто этого не понял, тот обречен на остракизм. Предатели сегодня говорят, будто СВО поддержали только охранители и их холуи, приспособленцы. Это неправда, поддержали самые разные люди.
Строго говоря, все, кто планирует жить в России. Потому что так работают законы общежития: если бой и ты желаешь смерти своим, ты враг. И неважно, испугавшийся ты патриот или растерявшийся предатель.
РИА «Новости»
«После» не будет
Пораженчество не должно следовать из конфликта с властью. Множество людей, которые десятилетиями эту власть критиковали и даже пострадали от нее, объединились вокруг армии и защиты независимости своей страны. Не все хотели спецоперации, мало кто в России до 24 февраля требовал ввести войска на Украину. Но все, кто связывает свое будущее с Россией, отбросили претензии к власти и консолидировались, потому что это жизненно важное испытание общества, вставшее перед опасностью.
В такие времена повышенной опасности человек должен четко проявить лояльность обществу. Это нормально, так живут все, во всех странах. Все люди разные, у всех разные потребности, взгляды и судьбы. Но во время смертельной опасности все делятся только на два типа: своих и чужих. Тех, кто откроет врагу ворота крепости, и кто откажется. Никакого другого деления сейчас между нами нет: или свой, или предатель.
Для предателей и активных пораженцев никогда никакого «после» не будет, они не смогут открыто вернуться, комфортно жить. Это не 1940-е, когда коллаборанту можно было после войны затаиться или всего лишь переехать. Нынче все слова на виду и все они — навсегда.
Об Артуре Смольянинове и Кирилле Мартынове* можно только поплакать. Это люди, которых исторгла из себя родина. Они никогда не смогут вернуться в свои дома, к близким.
Они не смогут спокойно жить в России, гулять по любимым улицам, наслаждаться весной в любимом городе, слышать родной и любимый язык. Эти люди попали в крайне немногочисленный ряд несчастных: они навсегда потеряли родину.
____________________________________
*Физическое лицо, выполняющее функции СМИ-иноагента.
**СМИ, выполняющее функции иноагента.
/РИА «Новости»
При любой власти и любом исходе украинского конфликта люди вроде актера Артура Смольянинова и признанного иноагентом журналиста Кирилла Мартынова* не смогут вернуться домой, в России они больше не нужны. Почему это трагедия обреченных эмигрантов, публицист Анастасия Миронова рассказала в колонке для «360».
В ленинградской деревне, где я жила восемь лет, был нехороший дом потомков русского местного мужика, перешедшего в войну на сторону немцев и отправившегося работать прямиком в гестапо. Он пытал, убивал. После войны долго скрывался, но поймали. Семья его, конечно, из деревни уехала, хотя другие родственники остались. Каждый раз, когда я проходила мимо их дома, меня обдавало, будто кипятком, ощущением жути. Вспоминала, что бывают свои, которые вдруг становятся чужими. Был свой, жил через забор, а потом твоей дочке ногти на морозы выдирает и расстреливает соседей сотнями.
Жуть та усиливалась некрасивым совпадением: дом родни карателя оказался на улице, названной в честь замученной им жертвы. Идешь мимо и, вот вам крест, жуть пробирает.
Человек из Кемерова
Примерно такое же чувство — жути — накатило на меня вчера, когда я посмотрела интервью Артура Смольянинова Кириллу Мартынову*, главному редактору европейской «Новой газеты». На этот раз ощущение сопричастности к жуткому стало совсем нестерпимым: ведь я знаю Кирилла Мартынова* и четыре года работала с ним, он был редактором отдела мнений в «Новой газете», куда я писала, пока еще вся эта либеральная братия не раздраконила себя вконец.
Интересно, помнят ли читатели недавние времена, когда можно было публиковаться в «Новой» или работать на «Эхе», не будучи либералом? А такие времена были. В «Новой газете» даже Захар Прилепин работал, он был целым редактором нижегородской редакции. И на «Эхо» его звали. На «Эхе» выступала Мария Захарова, а ведущим был православный охранитель Алексей Голубев. Это потом они расходились, а я застала времена, когда можно было быть коммунистом или нацболом и при этом писать для либеральных медиа.
В такие-то времена я и познакомилась с Кириллом Мартыновым. И четыре года раз в две недели, а то и чаще, писала для «Новой газеты» колонку, которую отправляла Кириллу*, а он ее ставил в номер. Четыре года бок о бок с жутью. Потом только узнала, что Мартынов* — тот самый, из «новгородского дела». Посмотрите дело осужденной за попытку убийства своей дочери Антонины Мартыновой. Вот где жуть. Думала, хуже уже быть не может.
Кто бы мог тогда сказать, что Кирилл* превратится в кандидата философских наук, который будет сидеть и спрашивать латвийского актера Артура Смольянинова о том, что он думает о будущем российского общества. До того Кирилл* говорил много нервной чепухи: что все россияне виноваты перед всем миром, централизованное отопление — наследие имперского сознания. Это уроженец Кемерова такое говорил, представляете?
Но все его слова уходили в никуда. Понятно было, что человек зачем-то дернул за границу, что ему надо там выживать, что пример «Дождя»** в Латвии не воодушевляет… Но как-то все Кирилла* пропускали, что называется, мимо ушей. Не та птица…
Только сейчас обратили внимание, когда он объявился вдвоем со Смольяниновым. Россия, говорят, должна распасться, им, говорят, плевать, что с ней станет. И вообще они готовы стрелять в россиян ради щирой Украины.
Актеры Александр Яценко, Артур Смольянинов и Дарья Мельникова (слева направо) на премьере фильма «Долгая счастливая жизнь», 2013 год
/РИА «Новости»
Люди метрополии
Жуть. Артур Смольянинов еще и родился, оказывается, в один со мной день, только на год раньше. Двадцать седьмого октября родились Джеймс Кук, Никколо Паганини, Теодор Рузвельт и Артур Смольянинов, прости Господи…
Вы знаете, за всей этой бравадой «готовых стрелять» и отказаться от отопления антиимпериалистов я вижу большую трагедию обреченных эмигрантов. Это конвульсии от осознания финала своей жизни. Они похожи на раздухарившихся мужичков, которые с протрезвлением вдруг стали понимать, что к чему.
Например, что жизнь у них там оказалась не сахар. Тот же Смольянинов не от хорошей жизни растолстел так, что не узнать. Жалуется, что ходит на кастинги, а ролей нет. В Латвии-то! Его коллега по фонду «Подари жизнь» Чулпан Хаматова уже отжаловалась, пропала куда-то.
Все эти люди — и Мартынов, и Смольянинов — ехали туда, я уверена, ожидая, что их там будут носить на руках. Они ехали в Латвию с позицией: барин явился. Не видела ни одного известного россиянина, который в Прибалтике не вел бы себя как житель метрополии. Провинциальная российская бабулька уважает прибалтов больше, чем московские эмигранты, я вас уверяю. Они звезды. У Смольянинова телеаудитория раз в 20 больше населения Латвии, подписчиков — в пять раз больше. А Кирилл Мартынов*, бывший в России модным ученым, в республике наверняка поначалу чувствовал себя королем. Они не бежали туда, а осчастливливали латышей приездом.
Распишись, что предатель
Большой удар для наших людей: как правило, они ехали в маленькие и находящиеся в поле влияния русского мира страны, как говорят в Одессе, с понтом на морде, в статусе суперзнаменитостей. Но приняли их там не очень радушно.
Что в итоге? У людей отчаяние. И то, что говорит Артур Смольянинов, и то, что мы слышим от Кирилла Мартынова, — это порывы отчаявшихся людей. Там ничего не ждет, а сюда не вернуться. Во-первых, они себе наговорили на несколько сроков.
Многие подписывали в той же Латвии странные въездные бумаги: что не поддерживают присоединение Крыма, Донбасса, не поддерживают Путина — и вообще. Такая бумага ведь неспроста им подсовывалась, и не только в Латвии: это клятва верности кровью. Хочешь жить на Западе — дай расписку, по которой тебя Латвия в любой момент может отправить в российскую тюрьму.
Анна Монгайт* и Тамара Эйдельман*, кричащие в эфире «Слава Украине — героям слава!» (речовка боевиков запрещенной и признанной экстремистской в России «Украинской повстанческой армии» и ее лидеров), — это отчаяние. Вы заметили, что Максим Галкин* крикнул «Героям слава!», только когда в Израиле начали разбираться с законностью его репатриации? Зачем крикнул? А потому что страшно!
Они уповают на смену власти в России. Все их чаяния, все темы для их разговоров — о том, как власть в России сменится и они вернутся. Триумфально, конечно. Некоторые — на американских «Абрамсах», как Бабченко. И, разумеется, они себя видят новой властью. Разговоры о развале России и смене власти для них — как ночные беседы о хлебе для голодных.
«Общества, не умеющие изолировать предателей, распадаются»
Только голодный хлебом в итоге наестся, а эти при любой власти вернуться к нам уже не смогут. Потому что какая разница тому же актеру Сослану Фидарову, будет Путин сидеть в Кремле или не будет, когда вернется грозивший застрелить его Артур Смольянинов? Да никакой разницы нет. Моим соседям, мобилизованным на фронт, все эти граждане с навязшим на зубах «Слава Украине!» не нужны ни при какой власти. И мне нет дела до того, та же власть будет в креслах или новая, когда соберутся сюда люди, призывавшие лично меня изолировать, разбомбить, обложить контрибуциями.
Мне кажется, многое пошло бы в судьбах этих людей иначе, если бы они поняли, что войны у нас, допустим, и нет, но судим мы друг друга в рамках этики военного времени. А она не предусматривает триумфального возвращения коллаборантов. Это исключено. Генерал Власов мог жить в России только на немецких штыках — и больше никак.
Есть слово «предатель». Тот, кто был свой, а потом стал вредить своим ради интересов чужого. У предательства много градаций. Продавать немцам млеко и яйки — одно предательство. Сожительство с врагом — другое. Выдача партизан — третье. Прощение предательства становится для общества невозможным, как только оно принимает опасные для него формы. Это закон сохранения общества. Оно отторгает любую опасность, как ребенок отталкивает незнакомую еду, чтобы не отравиться.
Общества, не умеющие изолировать предателей, распадаются, даже если предательство было только на словах. В обычное время заявление актера о том, что он готов стрелять в сограждан и желает распада страны, могли бы игнорировать — оно не несет опасности. Но если это говорит человек, сидящий в стране, прямо участвующей в вооруженном конфликте с нами, это все меняет. Его предательство становится опасным, потому здоровое общество заинтересовано в изоляции этого человека навсегда.
Вам-то что до будущего России, Артур Сергеевич?
Артуру Смольянинову вообще не должно быть дела, как долго просуществует наша власть и какого она станет придерживаться курса: Смольянинову здесь не жить, он, как и Кирилл Мартынов*, больше нам не нужен. На него заведут дело, он, конечно, отныне будет спать и видеть, чтобы власть в России сменилась, причем непременно на лояльную гражданам, расплевавшимися с родиной.
Только это все зря: никакая власть не заставит нас принять Смольянинова обратно. Даже если представить, что все наши ракеты пришли в негодность и завтра над нами установят американский протекторат, на судьбу актера Смольянинова или его интервьюера Мартынова* это никак не повлияет. Потому что этика военного времени. А граждане этого не поняли.
В феврале — марте не все сообразили, что случилось и как теперь мы друг друга будем оценивать. Люди, вдруг принявшиеся желать победы Украине, просто не поняли, что они желают гибели своим соседям, их сыновьям, отцам, мужьям, братьям.
Во время вооруженного конфликта пораженчество не остается без осуждения, а предательство не прощается. Кто этого не понял, тот обречен на остракизм. Предатели сегодня говорят, будто СВО поддержали только охранители и их холуи, приспособленцы. Это неправда, поддержали самые разные люди.
Строго говоря, все, кто планирует жить в России. Потому что так работают законы общежития: если бой и ты желаешь смерти своим, ты враг. И неважно, испугавшийся ты патриот или растерявшийся предатель.
РИА «Новости»
«После» не будет
Пораженчество не должно следовать из конфликта с властью. Множество людей, которые десятилетиями эту власть критиковали и даже пострадали от нее, объединились вокруг армии и защиты независимости своей страны. Не все хотели спецоперации, мало кто в России до 24 февраля требовал ввести войска на Украину. Но все, кто связывает свое будущее с Россией, отбросили претензии к власти и консолидировались, потому что это жизненно важное испытание общества, вставшее перед опасностью.
В такие времена повышенной опасности человек должен четко проявить лояльность обществу. Это нормально, так живут все, во всех странах. Все люди разные, у всех разные потребности, взгляды и судьбы. Но во время смертельной опасности все делятся только на два типа: своих и чужих. Тех, кто откроет врагу ворота крепости, и кто откажется. Никакого другого деления сейчас между нами нет: или свой, или предатель.
Для предателей и активных пораженцев никогда никакого «после» не будет, они не смогут открыто вернуться, комфортно жить. Это не 1940-е, когда коллаборанту можно было после войны затаиться или всего лишь переехать. Нынче все слова на виду и все они — навсегда.
Об Артуре Смольянинове и Кирилле Мартынове* можно только поплакать. Это люди, которых исторгла из себя родина. Они никогда не смогут вернуться в свои дома, к близким.
Они не смогут спокойно жить в России, гулять по любимым улицам, наслаждаться весной в любимом городе, слышать родной и любимый язык. Эти люди попали в крайне немногочисленный ряд несчастных: они навсегда потеряли родину.
____________________________________
*Физическое лицо, выполняющее функции СМИ-иноагента.
**СМИ, выполняющее функции иноагента.