Погром

Валерий Айрапетян, уроженец Баку, о том, как его семья бежала


Мы начинаем публикацию серии материалов о судьбе тех, чья жизнь разрушилась вместе с Советским Союзом. Приглашаем к разговору всех, кого затронула эта трагедия.

20 февраля 1988 года народные депутаты Нагорно-Карабахской Автономной Области обратились к Верховным Советам Армянской ССР, Азербайджанской ССР и СССР с просьбой рассмотреть вопрос о передаче области, в которой армяне составляли большинство, в состав Армении. 21 февраля в постановлении Политбюро ЦК КПСС это требование было представлено как экстремистское. 15 мая в Баку состоялся первый антиармянский митинг. К началу 1990 года в Баку осталось около 40 тыс. армян. 13 января начались антиармянские погромы. По данным переписи 2009 года в Баку на тот момент проживало 104 армянина.

Отец моего отца – дедушка Арсен – переехал с семьей в Баку в 1955 году, после ссылки на Алтай, куда угодил «врагом народа» (попал в плен в 42-м, предатель). На улице Араблинской он с братьями выстроил дом, а когда была закончена крыша и начались отделочные работы, – умер от саркомы. Мой отец достроил баню и мастерскую, посадил плодовые деревья, женился на моей матери и занялся производством детей. К моменту моего рождения меня поджидали две сестры.

Детство помнится мне сытым, солнечным, безопасным. Нескончаемые застолья, смех моих развеселых дядюшек, походы в театр, цирк, зоопарк, аттракционы… Лето мы проводили на пляжах Каспия. Мои друзья – азербайджанец Эмин, молоканка Кристина, русский Андрей и армянка Гохар – бродили дружной стайкой по карьеру, подкладывали под приближающийся трамвай спички, ели тутовые ягоды и гоняли дворовых собак.

А потом начались разговоры.

Из родительской комнаты доносился громкий умоляющий шёпот матери и раздраженное отнекивание отца.

- Отцовский дом я не продам! – кричал отец и хлопал дверью.

Мама работала фельдшером в больнице им. Семашко. Её начальником был родственник Гейдара Алиева – Нарик Налиманович Алиев. Однажды он подозвал к себе мать и сказал ей: «Сильва, пока не поздно, продайте дом и уезжайте в Армению. Будет заварушка…».

В марте 1986 года, на следующий день после празднования моего шестилетия, к нам пришли люди и предложили за дом – 80 тысяч крепких советских рублей. Трешка в Ленинграде стоила тогда около 25 тысяч. Отец отказал.

- Больще, чем я, тыбэ уже ныкто нэ даст, - обронил перед выходом толстый покупатель-азербайджанец. Его слова стали пророчеством.

Летом следующего, 87-го года азербайджанская семья из Армении предложила за дом 66 тысяч, осенью, другие покупатели – 54 тысячи. В январе 88-го худощавый мужчина готов был купить наш дом за 35 тысяч…

Все чаще в доме звучало пугающее слово «Карабах». Чаще его произносила мама, а папа всегда недовольно отмахивался. «Ничего не будет, не бойся», - говорил он, хмурея день ото дня.

В октябре 88-го отца выбросили на ходу из автобуса. Изъяли паспорт: пятая графа, армянин. Бледный, с ссадинами на лице и руках отец вернулся домой и сказал: «Пора уезжать». Покупатели будто испарились. Беременная мама ходила по зажиточным соседям и рассказывала про крепкий дом и низкую цену. Джамбул, сын богатой соседки Хураман, без стука вошел в дом и с порога заявил отцу: «Дам за дом 13 тысяч. Не продашь – будет беда».

Отец согласился.

В ноябре родился мой брат Арсен. Роды были сложные, ребёнок перенёс длительную гипоксию, требовалась срочная интенсивная терапия. Врачи роддома не реагировали на мольбы мамы спасти сына. Заступившая на смену русская врач Никифорова подключила синюшного Арсена к гормональным капельницам, и мальчик выжил.

Джамбул внес залог - 5 тысяч рублей, обещая выплатить остаток позже. Папа заказал два контейнера для перевозки вещей в Армению. Один контейнер заняла его библиотека, второй - мебель, вещи, утварь.

В аэропорт ехали ночью. Был введен комендантский час, нас сопровождал уазик с солдатами. Мне было восемь лет, и я все понимал. Мы убегаем. Жажда приключений смешалась с тревогой, вызванной напряжением и гробовым молчанием родителей. Отец посадил нас – бабушку, мать и четверых детей – на рейс «Баку-Ереван», а сам остался решать вопросы с домом и ждать денег от Джамбула.

В Ереван мы прилетели 6 декабря. Нас встретила сестра отца с мужем. В столице у нее был большой дом. Контейнеры с книгами и мебелью они получили за неделю до нашего приезда.

Следующим утром, 7 декабря 1988 года, мы сидели и завтракали за большим столом. Вдруг стол подпрыгнул. Все заглянули под скатерть, предполагая розыгрыш. Спустя мгновение дом затрясло так, что из кухонного шкафа посыпалась на пол посуда. «Землетрясение!» - крикнула тётя. Напуганные, мы выбежали на улицу и простояли на ветру около часа. Спустя еще пару часов мы узнали из теленовостей, что в результате землетрясения с лица земли стёрт город Спитак, а Ленинакан и Кировакан сильно разрушены. «Число погибших измеряется десятками тысяч, около полумиллиона человек остались без крова», - сообщил диктор. Еревана коснулась лишь волна Спитакского землетрясения.

От переживаний у матери пропало молоко, со смесями был большой дефицит, и трехнедельный Арсен заболел. Всё время ребенок кричал. Он то синел, то багровел, то становился мертвенно бледным. Врачей в Ереване осталось немного, большинство выехало в зону бедствия. Арсена отпаивали козьим молоком, и, спустя несколько дней, брат пошел на поправку.

Отец прибыл в феврале. Обросший, худой, с синяками вокруг глаз.

Джамбул не заплатил. Угрожая убийством, он заставил отца переписать дом на имя своей матери Хураман, а после дал сутки на то, чтобы освободить жилплощадь. Тем же вечером папа рванул в аэропорт, купил билет и уже утром вылетел в Ереван. За вычетом контейнерных перевозок, нашего перелета в Армению и затрат на жизнь, у отца осталось чуть меньше 3 тысяч рублей. Вечером из рассказа отца я узнал, что папу моей подруги Гохар забили насмерть арматурами.

Валерий Айрапетян

Свободная Пресса

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе