Андрей Рудалёв: Новая литературная реальность в плену компрачикосов

«Спасибо за то, что сражаетесь!» – заявил писатель Борис Акунин. 
Писатель Григорий Чхартишвили (Борис Акунин).
Фото ИТАР-ТАСС/ Александра Мудрац


Вован и Лексус записали очередной пранк. На вопрос по поводу атак на Крымский мост, а также ряд регионов России он ответил: «А как же иначе!»


Знаковым оказались и его рассуждения на предмет: может ли литератор ратовать и поощрять убийства своих читателей. Тут Акунин был предельно прагматичен и вовсе не из гуманизма делал ставку на идеологию и пропаганду, потому как, по его словам, «Россию можно победить только изнутри». По истории конца XX века это хорошо известно, и литератор в этом направлении идеологической работы особенно старается. Не он один.

До этого в «гостях» у пранкеров был Дмитрий Быков*, который заявил, что готов отправить свой гонорар за книгу на покупку дронов для ВСУ.

А как же гуманистический пафос, о котором они долго и упорно говорили-писали, переиначивая под собственную оптику и идеологические установки отечественную культуру? Или гуманизм у них вновь обрел окрас радикальных и шоковых методов? «А как же иначе?!» – по Акунину. Как в годы перестройки и в начале 90-х они пугали опасностью, которую представляет собой СССР-Россия для всех. Теперь эти старые песни о главном вернулись, и причина далеко не только в СВО. Основная – в том, что Россия сохранилась. Не рассыпалась, не превратилась в конфедерацию, в какую-то иную умозрительную и формальную конструкцию.

***

Несколько лет назад для альманаха, который издает Евгений Водолазкин, я написал статью «Новая литературная реальность». В ней рассуждал об уникальности современной литературной реальности. Обратил внимание, что отечественная словесность движется в направлении англоязычной литературы, как ее характеризовал в свое время Сергей Довлатов. Это и падение писательского статуса, и значимости литературы, которая ориентируется на узкий круг читателя. Рынок и спрос стали главными цензорами литпроцесса. Если традиционно в России литература была всегда больше чем литература и охватывала сферы, которые, казалось бы, ей не свойственны, то теперь изменилось само ее восприятие.

Там же говорил, что главной инстанцией в современном литпроцессе стал издательский станок. Причем монопольный. Отмечал и то, что на фоне дистанцирования государства от идеологии стало все более бросающимся в глаза возвращение идеологической литературы. Этот массив растет, будто на дрожжах, обретает силу и наращивает свою мощь.

Писательское творчество по определенным идеологическим установкам и следование конъюнктуре становятся главным социальным лифтом в литературе. Отсюда и выбор тем, проблем, кочующих из текста в текст, а также особенности авторской оптики, как в особом едином строю. Говоря об актуальном, литература не столько работает в области вопросов, которые мрачат душу и леденят сердца читателей, сколько настоятельно пытается навязать им повестку, погрузить в определенные области рассуждений и проблем, зачастую искусственных и ложных. Если в 90-е литераторы старались не омрачать «завоевания демократии», то теперь силятся их пролонгировать и умножить.

По наивности полагал, что это естественный процесс. Мол, политико-идеологическое высказывание из сферы журналистики и публицистики перемещается в литературную плоскость. Что дело в бизнесе, который всем рулит. И только позже понял прописную истину, что все дело в организации литпроцесса, что у каждой проблемы есть конкретные имя и фамилия. Все они на слуху: Швыдкой, Сеславинский, Владимир Толстой, «министр литературы» Григорьев… Какие бы откровения от них можно было бы услышать в беседе с пранкерами?.. Это риторический вопрос.

Все они вышли из стихии разрушения, очернительства, дефрагментации отечественной цивилизации и все распадные перестроечные процессы подстраивают под новые обстоятельства, продолжая работу по отчуждению от страны, на отрыв от корней.

Вот и возникает закономерный вопрос: есть ли смысл рассуждать о литературе, ее тенденциях и специфике без учета тех самых персонифицированных обстоятельств, что твои компрачикосы, которые на нее прямо влияют по принципу взаимоотношений Карабаса со своим театром?

У всех на слуху штамп, что в постсоветской России – невиданная свобода творчества. Но как возможно говорить о свободе в ситуации, когда писатель, по сути, крайне бесправен? У него нулевой статус. Бесправен в первую очередь в экономическом отношении. Он, конечно, может говорить и писать что угодно, но при этом отдает себе отчет, что это «что угодно» вполне может отправить его на маргинальную периферию и в ситуацию полного забвения. Как можно говорить о свободе творчества, если весь литпроцесс в руках сановных «эффективных менеджеров», которые и задают свои стандарты, свою систему ценностей, ставят планку успеха?

Общее место, что постсоветская российская литература – крайне монополизированная сфера. Искусственно создавался монопольный издательский монстр, в руках которого оказался и печатный станок, и система распространения. Рядом с ним возникла главная премиальная институция – «Большая книга», с основания ставшая закрытой кастой и с проповедованием принципа несменяемости. Эта институция была необходима для создания флера статусности «станка», монополизации им еще и категории качества.

После того как стали раздаваться голоса, что государство должно обращать внимание на сферу культуры и литературы, а не просто давать деньги и пускать все на самотек, литературные хозяева оседлали и этот процесс.

Так была создана ассоциация союзов писателей и издателей, которая после начала СВО четко продекларировала идеологию «хатаскрайников», углубилась в «чистое искусство», все остальное назвав политикой, в которую не вмешивается.

В нынешнем году с благословения главного литературного сановника постсоветской России Владимира Григорьева была создана ассоциация литературных фестивалей, которая ставит своей задачей освоить все регионы страны и монополизировать это освоение.

Вроде бы все есть: с одной стороны, невидимая рука рынка, с другой – государственное попечение. Но все это в нынешних реалиях ведет лишь к большей монополизации литературы. В первую очередь идеологической, но не отражающей интересы государства. Это отлично видно из тех же пранков с одними из главных литературных «властителей дум». Подобных же десятки. И все, как правило, статусные, авторитетные, которые регулярно подсвечивались и для которых исправно работал социальный лифт. Таковы плоды десятилетий весьма специфической работы по форматированию современной литературы.

В литературе заявлен принцип: «пусть цветут все цветы». Он вроде как ориентирован на плюрализм и естественный отбор. Но это не так, он выстраивает иерархию. Всегда можно сказать, что те же Акунин и Быков* вечно в приоритетных выкладках в силу качества текстов. И хоть миллион раз докажешь, что на самом деле они дефилируют голышом и демонстрируют лишь свой срам, от этого ничего не изменится.

Тот же Акунин в своих откровениях заявил, что в Москве сидит влиятельный и хитрый человек, который контролирует, чтобы книги иноагентов не исчезали с полок магазинов…

 

***

К примеру, в современном литпроцессе особенно выделяется лейбл «Редакция Шубиной». Создана легенда восприятия его в качестве законодателя литературной моды, а также особенного знака качества и пристанища настоящей литературы. Еще бы: например, все три книги-победителя «Большой книги» сезона 2023 года вышли в этой редакции. И так почти всегда.

В свое время Елена Шубина трудилась под началом Владимира Григорьева в издательстве «Вагриус». Сейчас ее редакция создана и функционирует в брюхе монопольной издательской структуры, которая поглотила практически все книгоиздание в стране.

Безусловно, многие литераторы зависимы от Шубиной. Именно ее решение влияет на то, увидит ли книга того или иного автора свет и приоритетные выкладки в книжных или будет прозябать в столе, в лучшем случае опубликованная в подобие самиздата на локальную аудиторию.

Шубина дает путевку в жизнь. Предоставляет литературные лифты и может поспособствовать созданию головокружительной писательской карьеры, благо маркетинговые методы продвижения неплохо проработаны.

Соответственно, все критики редакции – неудачники и которым там дали от ворот поворот. Именно так гласит легенда о главном редакторе – подвижнике современной литературы. Если бы не она, то и ничего не было бы…

Действительно, не было. Подтвердить это легко, достаточно задать вопрос: кому нужны были бы авторы и их тексты, составляющие основной вал редакции. Имена многих на слуху и раскручены, но это вовсе ничего не говорит о том, что они представляют что-либо в литературном отношении. Технология проста: создан монопольный бренд современной литературы, и под его маркой разливают подобие бормотухи. Читатель морщится, недоумевает, но сила убеждения и продвижения делает свое дело.

В последнее время, чтобы конвейер редакции исправно работал, к нему подключили ряд литературных курсов – своеобразных бройлерных, где выращивают по определенным стандартам мало отличимые друг от друга тушки литераторов.

Да, и еще: редакция Шубиной – сейчас это главное пристанище идеологической литературы.

Вовсе не надо думать, что мера всего – качество текста. Уже давно его восприятие зависимо от соответствия идеологическим стандартам. Если произведение подпадает под формат их прокрустова ложа – то его качество на достаточном уровне. Таковы наши литературная реальность или формат. Поэтому многие литераторы, зависимые от редакции, едва ли свободны в своем творчестве. Так или иначе им приходится соответствовать и ориентироваться на заданные негласные стандарты.

Редакция устанавливает литературные ориентиры. Создаются и навязываются особые тоннельные стереотипы, следуя которым, якобы можно пройти через игольное ушко к успеху. В противном случае ждет аутсайдерство.

Можно, к примеру, вытащить из рукава Гузель Яхину, объявить ее великой писательницей и подсветить всеми возможными pr-средствами. Дать понять, что «почва», которую она обрабатывает, очень плодородна – и повести по ее стопам продолжателей. А тема и на самом деле «перспективна»: это и русское имперство, русский колониализм, страдания народов с акцентом на травмы и трагедии. Расчесывание всего этого. История общности подменяется образом тюрьмы или ГУЛАГА народов с подспудными выводами о необходимости деколонизации. Литератору с последователями выдается гаечный ключ, и он старательно и под аплодисменты откручивает один из элементов цивилизационной архитектуры.

В 2022 году после начала СВО редакция также озвучила свое идеологическое послание, показательно перестав сотрудничать с Захаром Прилепиным. После откровений Дмитрия Быкова* подобных заявлений сделано не было, и его книги исправно печатаются.

***

Так мы и получили таких литераторов, а также литературу, которую имеем. Она в подавляющей своей массе либо работает на пропагандистское навязывание ценностей с диктатом противостояния стране, о чем говорит тот же Акунин (например, рассуждая о военных как отребьях общества). Либо прикрывается нейтральной позицией «хата с краю», не забывая про фигу в кармане.

Очевидно, что изменения в литературной сфере и – шире – культурной давно назрели. Это вопрос цивилизационной культурной безопасности.

Необходимо преодоление созданной в культуре и литературе монополии, которая базируется на фундаментальном идеологическом манифесте октября 1993 года «Раздавить гадину!»

Необходимы не просто кадровые решения в отношении людей, которые десятилетиями патронируют литературу, но формулирование цивилизационной системы ценностей, которая могла бы стать социальным лифтом для литераторов.

Необходимо избавление литераторов от постыдной и лакейской зависимости от литературных управленцев, мнящих себя хозяевами, и освобождение творчества.

Необходимо стимулирование настоящей, а не мнимой конкуренции и дискуссионной среды. Необходимо создание под патронажем государства крупного издательства, системы книгораспространения, СМИ. Необходима большая и широкая дискуссия о путях развития отечественной литературы и ее значения для страны.

И, конечно же, государство в первую очередь должно сформулировать для себя: для чего ему нужна литература. Чтобы ждать удара в спину, чтобы создавался разброд и отчуждение в обществе с кашей в головах? Или чтобы общество постепенно обретало нераздельное чувство родства с отечественной цивилизацией, чтобы продолжало писать историю общности.

Процессу этого понимания помочь могут, например, слова Вадима Кожинова. Видный отечественный мыслитель, рассуждая о значении поэзии в годы Великой Отечественной войны, писал: «Поэтическое слово имело в то время значение, сопоставимое, допустим, со значением всей совокупности боевых приказов и тыловых распоряжений».
_____________________
*внесён в реестр иноагентов

Автор
Андрей РУДАЛЁВ
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе