«Угроза государству»: иммигрантская жизнь Пикассо в Париже
18 сентября 2023 ● The Art Newspaper Russia
Не вооружен, но очень опасен — так расценивали фигуру этого художника во французской полиции.
Ле Бато-Лавуар на Монмартре, где Пикассо останавливался в начале 1900-х гг.
Фото: Roger-Viollet
Исследовательница Анни Коэн-Солал в своей книге повествует о том, как занятия искусством сопрягались у Пабло Пикассо с многолетней поднадзорностью
В самом начале своей книги «Пикассо-иммигрант» Анни Коэн-Солал констатирует: «Любой может обратиться к архивам парижской полиции». Именно там она и обнаружила толстую папку с персональным делом художника. «Я наткнулась на подозреваемого — „иностранца“, который 25 октября 1900 года впервые прибыл в Париж, а спустя всего пару месяцев за ним установила наблюдение полиция». Личное дело росло до конца его жизни, с каждым годом наполняясь стенограммами допросов, видами на жительство, фотографиями на документы, отпечатками пальцев, квитанциями об аренде и заявлениями на натурализацию.
Annie Cohen-Solal. «Picasso the Foreigner: An Artist in France, 1900–1973». Farrar, Straus and Giroux. 608 с. $40. На английском языке
«Изучение полицейского досье на Пабло Пикассо повергло меня в шок, — рассказала The Art Newspaper Коэн-Солал. — Я не могла поверить, сколько раз ему пришлось ходить в полицейский участок, чтобы получить необходимые иностранцу документы, удостоверяющие его личность. Их требовалось обновлять дважды в год. В личном деле Пикассо, заведенном в 1901 году, когда ему еще не было и 20 лет, написано, что он представляет угрозу для страны».
Она называет свое исследование «научной охотой за сокровищами», ради которой сопоставлялись данные из полицейских и национальных архивов, а также из фондов Музея современного искусства в Нью-Йорке и Национальной художественной галереи в Вашингтоне. «…У меня появилась возможность сравнить два полицейских досье: на Пикассо и, например, на Санте Джеронимо Казерио, молодого итальянского пекаря-анархиста, убившего президента Франции в 1894 году, — говорит она. — И Пикассо расценивался полицией как человек гораздо более опасный, нежели Казерио!»
Обложка обширного полицейского досье на Пабло Пикассо, включавшего отчеты, стенограммы допросов и отпечатки пальцев.
Фото: Archives de la Préfecture de Police de Paris
Коэн-Солал пришла к выводу, что в течение первых 45 лет пребывания во Франции Пикассо был на подозрении у органов правопорядка по трем критериям: как иностранец, как анархист и как художник-авангардист. «Я также выяснила, сколь блестяще Пикассо справлялся с этой ситуацией, создав сеть контактов во Франции и других частях западного мира, — отмечает исследовательница. — Например, своим дилером он дальновидно избрал очень молодого в ту пору Даниеля-Анри Канвейлера. Тот понял его шедевр 1907 года „Авиньонские девицы“ раньше всех и преуспел в продвижении по миру кубистских работ Пикассо, что сделало его богатым человеком».
Жившие в Париже иностранцы, по мнению Коэн-Солал, «играли важнейшую роль в развитии Пикассо». «Я решила изучить, кто они, как они мыслили, как развивались и как взаимодействовали с Пикассо. Я описала удивительный набор персонажей — от Гертруды Стайн, писательницы из США, до Винценца Крамаржа, ученого из Праги, и Карла Эйнштейна, критика и интеллектуала из Пруссии».
Заполненный формуляр по запросу Пабло Пикассо на продление вида на жительство в Париже. 1935.
Фото: Archives de la Préfecture de Police de Paris
Коэн-Солал утверждает, что было непросто интерпретировать смысл различных периодов, через которые прошел Пикассо. Например, работая сценографом. «Почему он вообще начал работать декоратором у Сергея Дягилева, директора антрепризы „Русский балет“? Это связано с тем, что с декабря 1914-го, когда все произведения, хранившиеся у Канвейлера, конфисковала полиция, поскольку тот был гражданином Германии, Пикассо пришлось искать другие профессиональные контакты и ниши».
Книга также демонстрирует нежные отношения художника с его матерью, Марией Пикассо Лопес, через послания, отправленные ими друг другу. «Я открыла, одно за другим, тысячи писем от его матери, — говорит Коэн-Солал, — обратив внимание на то, как он сам их вскрывал: одни — пальцами, другие — ножом… некоторые были заляпаны краской или кофе».
А что теперь Коэн-Солал думает об этом художнике в целом? «К концу моего исследования Пабло Пикассо стал для меня еще более интригующим, чем прежде»
Фото: Roger-Viollet
Исследовательница Анни Коэн-Солал в своей книге повествует о том, как занятия искусством сопрягались у Пабло Пикассо с многолетней поднадзорностью
В самом начале своей книги «Пикассо-иммигрант» Анни Коэн-Солал констатирует: «Любой может обратиться к архивам парижской полиции». Именно там она и обнаружила толстую папку с персональным делом художника. «Я наткнулась на подозреваемого — „иностранца“, который 25 октября 1900 года впервые прибыл в Париж, а спустя всего пару месяцев за ним установила наблюдение полиция». Личное дело росло до конца его жизни, с каждым годом наполняясь стенограммами допросов, видами на жительство, фотографиями на документы, отпечатками пальцев, квитанциями об аренде и заявлениями на натурализацию.
Annie Cohen-Solal. «Picasso the Foreigner: An Artist in France, 1900–1973». Farrar, Straus and Giroux. 608 с. $40. На английском языке
«Изучение полицейского досье на Пабло Пикассо повергло меня в шок, — рассказала The Art Newspaper Коэн-Солал. — Я не могла поверить, сколько раз ему пришлось ходить в полицейский участок, чтобы получить необходимые иностранцу документы, удостоверяющие его личность. Их требовалось обновлять дважды в год. В личном деле Пикассо, заведенном в 1901 году, когда ему еще не было и 20 лет, написано, что он представляет угрозу для страны».
Она называет свое исследование «научной охотой за сокровищами», ради которой сопоставлялись данные из полицейских и национальных архивов, а также из фондов Музея современного искусства в Нью-Йорке и Национальной художественной галереи в Вашингтоне. «…У меня появилась возможность сравнить два полицейских досье: на Пикассо и, например, на Санте Джеронимо Казерио, молодого итальянского пекаря-анархиста, убившего президента Франции в 1894 году, — говорит она. — И Пикассо расценивался полицией как человек гораздо более опасный, нежели Казерио!»
Обложка обширного полицейского досье на Пабло Пикассо, включавшего отчеты, стенограммы допросов и отпечатки пальцев.
Фото: Archives de la Préfecture de Police de Paris
Коэн-Солал пришла к выводу, что в течение первых 45 лет пребывания во Франции Пикассо был на подозрении у органов правопорядка по трем критериям: как иностранец, как анархист и как художник-авангардист. «Я также выяснила, сколь блестяще Пикассо справлялся с этой ситуацией, создав сеть контактов во Франции и других частях западного мира, — отмечает исследовательница. — Например, своим дилером он дальновидно избрал очень молодого в ту пору Даниеля-Анри Канвейлера. Тот понял его шедевр 1907 года „Авиньонские девицы“ раньше всех и преуспел в продвижении по миру кубистских работ Пикассо, что сделало его богатым человеком».
Жившие в Париже иностранцы, по мнению Коэн-Солал, «играли важнейшую роль в развитии Пикассо». «Я решила изучить, кто они, как они мыслили, как развивались и как взаимодействовали с Пикассо. Я описала удивительный набор персонажей — от Гертруды Стайн, писательницы из США, до Винценца Крамаржа, ученого из Праги, и Карла Эйнштейна, критика и интеллектуала из Пруссии».
Заполненный формуляр по запросу Пабло Пикассо на продление вида на жительство в Париже. 1935.
Фото: Archives de la Préfecture de Police de Paris
Коэн-Солал утверждает, что было непросто интерпретировать смысл различных периодов, через которые прошел Пикассо. Например, работая сценографом. «Почему он вообще начал работать декоратором у Сергея Дягилева, директора антрепризы „Русский балет“? Это связано с тем, что с декабря 1914-го, когда все произведения, хранившиеся у Канвейлера, конфисковала полиция, поскольку тот был гражданином Германии, Пикассо пришлось искать другие профессиональные контакты и ниши».
Книга также демонстрирует нежные отношения художника с его матерью, Марией Пикассо Лопес, через послания, отправленные ими друг другу. «Я открыла, одно за другим, тысячи писем от его матери, — говорит Коэн-Солал, — обратив внимание на то, как он сам их вскрывал: одни — пальцами, другие — ножом… некоторые были заляпаны краской или кофе».
А что теперь Коэн-Солал думает об этом художнике в целом? «К концу моего исследования Пабло Пикассо стал для меня еще более интригующим, чем прежде»