Угол отражения: как великий художник реформировал рекламу
5 декабря 2021 ● "Известия"
К 130-летию Александра Родченко.
Фото: commons.wikimedia.org/Елеазар Лангман
5 декабря 1891 года родился Александр Родченко — крупнейший художник русского конструктивизма, реформатор художественной фотографии. В этот день «Известия» вспомнили, как сын театрального бутафора изменил представление о визуальной рекламе, создал жанр фотоколлажа и научил весь мир держать камеру под углом.
Дитя кулис
Родченко вырос в буквальном смысле у сцены, а если еще точнее — над ней. По легенде, квартира бутафора Михаила Родченко находилась этажом выше театра, где он служил. Будущий герой русского конструктивизма, впрочем, театром в детстве интересовался постольку-поскольку: после юношеских метаний поступил вольнослушателем в художественную школу, переехал в Москву, якшался с футуристами. Обычная биография творческого человека, которому к началу Первой мировой стукнуло лет эдак 25. (Фронта Родченко избежал, как и многие интеллигенты, в санитарном поезде).
Октябрьская революция, как к ней ни относись, для богемы — если только эта богема была достаточно левацки настроена — оказалась сущим кладом. Да, голод, лишения, ЧК — но при этом можно устроиться с относительным комфортом. Ну, при условии, что станешь для новых реалий своим. Разночинец Родченко, вчерашний футурист, переполненный радикальными идеями во всех доступных ему жанрах искусства для нового строя сразу же стал своим в доску.
Круг общения Родченко тех лет сложился самым естественным образом. «Мне были близки художники такие же, как я, непризнанные, непокупаемые, обругиваемые во всех газетах, как Малевич, Татлин, Маяковский, Хлебников и др. Мы бунтовали против принятых канонов, вкусов, ценностей. Мы работали и возмущали этот буржуазный мир, и из-за этого нас не покупали и не принимали. Мы чувствовали свою силу и ненависть к существующему тогда искусству. <…> И полную правоту нового искусства». И если с Малевичем отношения у Родченко не сложились, то Татлина он считал своим учителем («Я от него учился всему: отношению к профессии, к вещам, к материалу, к продовольствию и всей жизни»). Сотрудничество же с Маяковским сделало Родченко общенациональной знаменитостью.
Владимир Маяковский, Дмитрий Шостакович, Александр Родченко и Всеволод Мейерхольд во время работы над спектаклем «Клоп», 1929 год
Фото: РИА Новости/Игнатович
Они познакомились в 1920 году на большой выставке, где Родченко выставил почти 60 своих работ. Это была дружба с первой встречи («Меня Маяковский с первого раза звал «старик», а я его ― Володя; он был моложе меня всего на два года»), но ставшее легендарным сотрудничество началось только через три года.
Товарищ агитатор
За этот, в общем-то, короткий, срок имя Родченко стало известно как минимум в профессиональной среде. Его прославили фотомонтажи. Коллажируя графику (в том числе тогдашних корифеев вроде Эля Лисицкого) и фотографии, Родченко создал свой, моментально узнаваемый стиль. Важно, что речь ни в коем случае не шла об искусстве ради искусства: художник работал исключительно в прикладных жанрах — агитации и рекламе. Осип Брик писал: «Родченко знает, что, сидя у себя в мастерской, ничего не сделаешь, что надо идти в реальную работу, нести свой организаторский дар туда, где он нужен, — в производство».
Именно реклама и объединила Родченко и Маяковского. Их тандем, получивший официальное название «Реклам-конструктор: Маяковский – Родченко» создал почти все графически-поэтические шедевры, которые всплывают в памяти при словах «советская реклама двадцатых». «Нигде, кроме как в Моссельпроме», «Нам оставляются от старого мира только папиросы «Ира», «Лучше сосок не было и нет» — всё это продукция «реклам-конструктора». Оформлял Родченко и обложки редактируемого Маяковским журнала «ЛЕФ» и его книги. Наконец, запечатлен был и сам поэт: именно камере Родченко принадлежит едва ли не самая известная (а по мнению самого художника, «одна из лучших») фотографий Маяковского.
Александр Родченко в 1951 году
Фото: РИА Новости
Светописец
Родченко занялся фотографией, будучи уже признанным художником и даже профессором. Неприукрашенная скупая строгость позитива казалась ему идеальной для воплощения конструктивистских принципов. Кроме того — для Родченко этот всегда было немаловажным — здесь он почувствовал не паханное поле для экспериментов.
Фотоискусства как жанра в то время практически не существовало — несмотря на почти вековую историю фотографии. С точки зрения композиции снимки выглядели, как и во времена Дагера: фронтально снятый человек или пейзаж, твердо установленная на земле камера. Родченко смотрел в объектив глазами художника. «Чтобы приучить человека видеть с новых точек, необходимо снимать обыкновенные, хорошо знакомые ему предметы с совершенно неожиданных точек и в неожиданных положениях», — писал он.
Ракурс Родченко — это всегда снимать объект снизу вверх или сверху внизу, никакой статики, ничего похожего на то, что делали раньше. Так снят его гениальный «Пионер-трубач» и блистательная в своей кинематографичности «Лестница». Диагональ Родченко — отказ от традиционного взгляда прямо в глаза, стремление подчинить камеру (и кадр) самой жизни в ее нелинейной естественности.
Фотография на долгое время стала основной профессией Родченко: формально он долго служил фотокором в различных газетах и журналах. В репортажах оставался верен себе, настойчиво избегая всяких шаблонов даже при непростой фактуре. В 1933 году Родченко был включен в авторский коллектив той самой книги «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина», восхвалявшей «перековку» заключенных ГУЛАГа. Его фотографии не более правдивы, чем тексты Горького, Катаева или Зощенко, но, пожалуй, всё же более талантливы.
Выставка «Александр Родченко. Из коллекции Still Art Foundation» в Москве, 2020 год
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Александр Казаков
Отношения Родченко с властью никогда не были безоблачны. Его безудержным арт-экспериментам двадцатых положила конец статья-донос в журнале «Советское фото». Работой над «Беломорканалом» (хорошо еще, не на нем самом) Родченко вроде бы реабилитировался в глазах искусствоведов в штатском. Но не до конца. С середины тридцатых и до самых последних дней он жил как бы на обочине художественной жизни. Много снимал, например, цирк.
«Цирк настолько поразил меня, что это осталось на всю жизнь любимым зрелищем. В нем было всё необычным. Обычные вещи летали, вертелись, превращались. Цирк ― это настоящее зрелище неожиданностей, ловкости, красок, смеха, ужаса, музыки и т.д.», — писал Родченко. О его блистательной эпохе мало кто помнил — кроме, разумеется, жены, ближайшего друга и соавтора Варвары Степановой. Усилиями которой и была организована первая за много лет персональная выставка Родченко. Увы, уже после его кончины.
Посмертная же слава Родченко оказалась всеобъемлющей и громадной. Его ракурсы и диагонали ныне общее место, базовые основы фотоискусства. Его фотоколлажам посвящены страницы в учебниках искусствоведения. Его рекламные плакаты, созданные совместно с Маяковским, — неотъемлемая часть русского культурного кода. Проживший в России и вместе с Россией самые страшные годы ее новейшей истории, Александр Родченко сумел остаться в этой истории навсегда.
5 декабря 1891 года родился Александр Родченко — крупнейший художник русского конструктивизма, реформатор художественной фотографии. В этот день «Известия» вспомнили, как сын театрального бутафора изменил представление о визуальной рекламе, создал жанр фотоколлажа и научил весь мир держать камеру под углом.
Дитя кулис
Родченко вырос в буквальном смысле у сцены, а если еще точнее — над ней. По легенде, квартира бутафора Михаила Родченко находилась этажом выше театра, где он служил. Будущий герой русского конструктивизма, впрочем, театром в детстве интересовался постольку-поскольку: после юношеских метаний поступил вольнослушателем в художественную школу, переехал в Москву, якшался с футуристами. Обычная биография творческого человека, которому к началу Первой мировой стукнуло лет эдак 25. (Фронта Родченко избежал, как и многие интеллигенты, в санитарном поезде).
Октябрьская революция, как к ней ни относись, для богемы — если только эта богема была достаточно левацки настроена — оказалась сущим кладом. Да, голод, лишения, ЧК — но при этом можно устроиться с относительным комфортом. Ну, при условии, что станешь для новых реалий своим. Разночинец Родченко, вчерашний футурист, переполненный радикальными идеями во всех доступных ему жанрах искусства для нового строя сразу же стал своим в доску.
Круг общения Родченко тех лет сложился самым естественным образом. «Мне были близки художники такие же, как я, непризнанные, непокупаемые, обругиваемые во всех газетах, как Малевич, Татлин, Маяковский, Хлебников и др. Мы бунтовали против принятых канонов, вкусов, ценностей. Мы работали и возмущали этот буржуазный мир, и из-за этого нас не покупали и не принимали. Мы чувствовали свою силу и ненависть к существующему тогда искусству. <…> И полную правоту нового искусства». И если с Малевичем отношения у Родченко не сложились, то Татлина он считал своим учителем («Я от него учился всему: отношению к профессии, к вещам, к материалу, к продовольствию и всей жизни»). Сотрудничество же с Маяковским сделало Родченко общенациональной знаменитостью.
Владимир Маяковский, Дмитрий Шостакович, Александр Родченко и Всеволод Мейерхольд во время работы над спектаклем «Клоп», 1929 год
Фото: РИА Новости/Игнатович
Они познакомились в 1920 году на большой выставке, где Родченко выставил почти 60 своих работ. Это была дружба с первой встречи («Меня Маяковский с первого раза звал «старик», а я его ― Володя; он был моложе меня всего на два года»), но ставшее легендарным сотрудничество началось только через три года.
Товарищ агитатор
За этот, в общем-то, короткий, срок имя Родченко стало известно как минимум в профессиональной среде. Его прославили фотомонтажи. Коллажируя графику (в том числе тогдашних корифеев вроде Эля Лисицкого) и фотографии, Родченко создал свой, моментально узнаваемый стиль. Важно, что речь ни в коем случае не шла об искусстве ради искусства: художник работал исключительно в прикладных жанрах — агитации и рекламе. Осип Брик писал: «Родченко знает, что, сидя у себя в мастерской, ничего не сделаешь, что надо идти в реальную работу, нести свой организаторский дар туда, где он нужен, — в производство».
Именно реклама и объединила Родченко и Маяковского. Их тандем, получивший официальное название «Реклам-конструктор: Маяковский – Родченко» создал почти все графически-поэтические шедевры, которые всплывают в памяти при словах «советская реклама двадцатых». «Нигде, кроме как в Моссельпроме», «Нам оставляются от старого мира только папиросы «Ира», «Лучше сосок не было и нет» — всё это продукция «реклам-конструктора». Оформлял Родченко и обложки редактируемого Маяковским журнала «ЛЕФ» и его книги. Наконец, запечатлен был и сам поэт: именно камере Родченко принадлежит едва ли не самая известная (а по мнению самого художника, «одна из лучших») фотографий Маяковского.
Александр Родченко в 1951 году
Фото: РИА Новости
Светописец
Родченко занялся фотографией, будучи уже признанным художником и даже профессором. Неприукрашенная скупая строгость позитива казалась ему идеальной для воплощения конструктивистских принципов. Кроме того — для Родченко этот всегда было немаловажным — здесь он почувствовал не паханное поле для экспериментов.
Фотоискусства как жанра в то время практически не существовало — несмотря на почти вековую историю фотографии. С точки зрения композиции снимки выглядели, как и во времена Дагера: фронтально снятый человек или пейзаж, твердо установленная на земле камера. Родченко смотрел в объектив глазами художника. «Чтобы приучить человека видеть с новых точек, необходимо снимать обыкновенные, хорошо знакомые ему предметы с совершенно неожиданных точек и в неожиданных положениях», — писал он.
Ракурс Родченко — это всегда снимать объект снизу вверх или сверху внизу, никакой статики, ничего похожего на то, что делали раньше. Так снят его гениальный «Пионер-трубач» и блистательная в своей кинематографичности «Лестница». Диагональ Родченко — отказ от традиционного взгляда прямо в глаза, стремление подчинить камеру (и кадр) самой жизни в ее нелинейной естественности.
Фотография на долгое время стала основной профессией Родченко: формально он долго служил фотокором в различных газетах и журналах. В репортажах оставался верен себе, настойчиво избегая всяких шаблонов даже при непростой фактуре. В 1933 году Родченко был включен в авторский коллектив той самой книги «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина», восхвалявшей «перековку» заключенных ГУЛАГа. Его фотографии не более правдивы, чем тексты Горького, Катаева или Зощенко, но, пожалуй, всё же более талантливы.
Выставка «Александр Родченко. Из коллекции Still Art Foundation» в Москве, 2020 год
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Александр Казаков
Отношения Родченко с властью никогда не были безоблачны. Его безудержным арт-экспериментам двадцатых положила конец статья-донос в журнале «Советское фото». Работой над «Беломорканалом» (хорошо еще, не на нем самом) Родченко вроде бы реабилитировался в глазах искусствоведов в штатском. Но не до конца. С середины тридцатых и до самых последних дней он жил как бы на обочине художественной жизни. Много снимал, например, цирк.
«Цирк настолько поразил меня, что это осталось на всю жизнь любимым зрелищем. В нем было всё необычным. Обычные вещи летали, вертелись, превращались. Цирк ― это настоящее зрелище неожиданностей, ловкости, красок, смеха, ужаса, музыки и т.д.», — писал Родченко. О его блистательной эпохе мало кто помнил — кроме, разумеется, жены, ближайшего друга и соавтора Варвары Степановой. Усилиями которой и была организована первая за много лет персональная выставка Родченко. Увы, уже после его кончины.
Посмертная же слава Родченко оказалась всеобъемлющей и громадной. Его ракурсы и диагонали ныне общее место, базовые основы фотоискусства. Его фотоколлажам посвящены страницы в учебниках искусствоведения. Его рекламные плакаты, созданные совместно с Маяковским, — неотъемлемая часть русского культурного кода. Проживший в России и вместе с Россией самые страшные годы ее новейшей истории, Александр Родченко сумел остаться в этой истории навсегда.