Судя по выставке в "Царицыно", современная "книга художника" как раз и зависла между анархией и роскошью. По крайней мере, в просторных залах Хлебного дома уместились как образчики невиданной усидчивости, так и веселые книги-объекты, продолжающие линию футуристического нигилизма. "Заумный язык" Крученых вынуждал придумывать новые графические решения для языка, построенного на иррациональном соединении фонем (вспомним "дыр бул щил"), а концептуалистские книги современности язык уж совсем не жалуют и в адекватности ему отказывают. Кураторская группа из Юрия Самодурова и графиков Виктора Лукина и Валерия Власова внесла в экспозицию дополнительную нотку абсурда, предъявив как "книгу художника" издание нот "Богемских рапсодий" Ференца Листа на языке слепых. Для зрителя с нормальным зрением эта книга выглядит чистой заумью. Не менее бессмысленным, но по-настоящему завораживающим кажется объект Владимира Смоляра "Лев Толстой. Война и мир". На листе полтора на семь метров мелким шрифтом напечатан весь текст хрестоматийного романа, превращенного таким образом в реку, в которую нельзя вступить дважды: глаз, выхватив кусок фразы ("Варфоломеевская ночь произошла от расстройства желудка Карла IX"), уже никогда не найдет его снова. Издевательским оммажем авангарду выглядит небольшая книжечка Вагрича Бахчаняна "5 черных кругов", тут название адекватно описывает содержание. 

Но книг, демонстрирующих серьезные ремесленные навыки, в экспозиции все-таки больше. Ближе всего к создателям средневековых "часословов" располагается выдающийся график Петр Переверзенцев, любитель самодельной бумаги, на которой символистские фигурки на пересечении Гриши Брускина и Кузьмы Петрова-Водкина идут бесконечным парадом в окружении виртуозной каллиграфии. Как дорогое подарочное издание выглядит громадный том Анны Тагути "Островаксенов", созданный совместно с писателем Василием Аксеновым незадолго до его смерти. Здесь тексты великого "шестидесятника" даны в разбивку с коллажами, напоминающими о ведущем художнике любимой Аксеновым Америки 1960-х — Роберте Раушенберге. 

Особенно интригуют книги на пересечении абсурда и ремесла. Таково, например, ироническое пособие по обнаружению в Париже Эйфелевой башни Алексея Мальцева. В первом томе этого издания читателю предлагается использовать набор инструментов землемера или артиллериста. Привязав специальную веревочку к встреченному за рубежом памятнику, владелец книги должен распутать ее и посмотреть на здание с расстояния, на котором она оказывается натянутой, через специальный шаблон. Если силуэт здания совпадает с контуром шаблона, перед вами — инженерное чудо Франции. Другое пограничное издание тоже на архитектурную тему. Это рукописный дневник живого классика соц-арта Леонида Сокова об установке произведения под названием "Вышка" в итальянском городке Прато. Скульптура представляет собой лагерную вышку, в которой прячется бронзовый автопортрет автора в солдатской шинели и буденовке. 

На выставке-сателлите "Большое и маленькое" сотрудники ГЦСИ решили показать труды известных ныне художников семидесятых в области детской книги. Илье Кабакову, Виктору Пивоварову, Юло Соостеру, Эдуарду Гороховскому и дуэту Олег Васильев—Эрик Булатов отдано по залу. Кое-где печатная продукция сопровождается "взрослой" графикой. Тема интересная: почти все художники вспоминают об этом занятии как о тяжелом бремени, но, глядя на столь качественную работу, задумываешься — а что было раньше, придуманный Кабаковым жанр "альбомов" или заработок в иллюстрации бесконечных книг для детей? Каким образом из воздуха относительной свободы, царившего в прикладной графике, вырос концептуализм? К сожалению, зрителю не предлагается никаких размышлений и исследований на этот счет: кураторы ограничиваются кратким и малоосмысленным "похоже".

ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ

Коммерсантъ