Всю жизнь Обросов был гордым носителем шестидесятнических ценностей. Он восхищался Пушкиным как поэтом и далеким собратом по любви-ненависти к государственной махине. Обросову, кстати, как и другим "суровым", досталось от Хрущева и коллег старшего поколения на выставке "30 лет МОССХ" в 1962 году. Обросова задело по касательной: в выставке он не участвовал, но в "формалисты" записали все равно. Он писал портреты современников, героев интеллигенции — Булата Окуджавы, Беллы Ахмадуллиной и Василия Шукшина. В перестройку Обросов, как и многие его ровесники, наконец-то нашел силы вернуться к главной травме детства и написал несколько работ об отце и, в частности, триптих "Арест". 

Разочарование в идеологии не мешало Обросову занимать ответственные посты в системе государственного управления искусством. В конце 1960-х пришло время обновлений на верхушке иерархии, и Обросов стал секретарем Союза художников СССР. На этом посту он вместе с другими либералами, не чуждыми административных амбиций, работал на поддержку талантливой молодежи, которой власть наконец-то занялась всерьез. 

Как и Попкова, Обросова тянуло на русский Север. Это вообще тема шестидесятников, избранная ими в пику залитым ровным солнечным светом "праздникам урожая" сталинской эпохи. Советские Рокуэллы Кенты регулярно совершали паломничества в Карелию и Каргополь. Тяжелая жизнь и скудный пейзаж лучше всего соответствовали избранной "суровыми" живописной манере — графичной, основанной на четком противопоставлении света и тени. Обросов, пожалуй, довел этот стиль до совершенства: многие его вещи напоминают резкостью линий и упором на земляную гамму деревянные рельефы. Но не только отечественные холода вдохновляли Обросова. Серия, посвященная Норвегии, стала одной из лучших в его творчестве. 

Несмотря на получение государственной премии в 2000 году, у Обросова не получилось толкового возвращения на художественную сцену в наше время. Павел Никонов, например, изобрел себя заново и поразил даже самых снобски настроенных критиков экспрессионистскими полотнами. Таир Салахов во многом благодаря поддержке дочери, галеристки Айдан, снова возник в массовом сознании художником, не привязанным к эпохе "оттепели" и ее устаревшим идеалам. Обросов же крепко держался за прошлое, не доверял коммерческим структурам, определяющим сегодня погоду в искусстве, тосковал о русской деревне (серия "Прощание с деревней", создававшаяся в течение нескольких десятилетий, госпремию и получила). Но эта подчеркнутая старомодность у остроумного и веселого художника казалась юношеской фрондой, а не затхлым консерватизмом. 

Валентин Дьяконов

Коммерсантъ