Фото: Дмитрий Духанин / Коммерсантъ
— Для чего вам понадобилась венская ярмарка?
— Для меня арт-бизнес — стратегически интересная тема, я давно занимаюсь бизнесом в этой индустрии, начал еще восемь лет назад с компании Skate`s Art Market Research. Мне кажется очень привлекательным направление, которое я бы назвал интеллектуальным потреблением, и новейшее современное искусство является его значительной частью. Потребитель тут другой, нежели тот, которого привыкли обслуживать традиционные галереи, и он требует иных моделей ведения бизнеса. Для меня VIENNAFAIR — это, если хотите, flagship store, который демонстрирует определенное качество и делает бизнес международным. Если мы здесь сработаемся с галереями, коллекционерами и спонсорами, то это будет trendsetting ярмарка. Мы правильно выбрали нишу The New Contemporary: если мы сможем определять новые тенденции, новые имена и новые направления, то будет логично построить вокруг этого дополнительную инфраструктуру и сделать бизнес приличного масштаба.
— Похоже, против вас в Вене многие настроены: вы поменяли прежних арт-директоров, хорошо известных и влиятельных венских критиков и кураторов на никому тут не известных и молодых. Зачем это было нужно?
— Мы с самого начала были настроены сохранить хорошие отношения с прежними арт-директорами, но просто не сработались с ними. Для них это был всего лишь один из множества проектов, а я стою за командную корпоративную культуру. Я на это смотрю как на start up, где люди открыто работают друг с другом — там нет своих и чужих, наших и ненаших. Я их ни в коем случае не критикую (Георга Шёльхаммера и Хедвиг Заксенхубер), считаю, что мы с ними очень хорошо расстались, и надеюсь, что ни у кого нет претензий. И я очень рад, что у нас с Кристиной Штейнбрехер и Витой Заман получилась настоящая команда.
— Против вас многие настроены и в Москве: вы перенесли VIENNAFAIR, так что она теперь день в день совпадает с «Арт-Москвой», вы сманили арт-директора «Арт-Москвы» Кристину Штейнбрехер. Топите конкурента?
— Я «Арт-Москве» искренне желаю успеха, но не могу сказать, что в том виде, в каком московская ярмарка сейчас существует, она является для нас каким-то раздражителем или конкурентом. Мы получили те русские галереи и тех русских коллекционеров, каких хотели. Я не назначал ярмарку на дни «Арт-Москвы» — мы унаследовали определенное время от контракта с Reed Exhibitions на три года вперед, причем даты у VIENNAFAIR, к сожалению, пляшущие, в следующем году она будет в октябре. Что касается Кристины — это точно было сделано не для того, чтобы ущучить «Арт-Москву». Когда я понял, что мы не срабатываемся с Георгом и Хедвиг, пришлось приводить в действие запасной план, и я рад, что Кристина приняла мое предложение — она замечательный профессионал и здесь раскроется больше, чем в Москве.
— Формат венской ярмарки стал вроде бы ближе к Frieze...
— В кураторскую часть я не лезу, формат ярмарки — на усмотрение арт-директоров. Главное, что случилось,— это ребрендинг на The New Contemporary: мы четко определяем себе место на рынке — фокус на молодое искусство. То есть никаких претензий на миллионы, никаких Пикассо — в этом смысле мы точно не Frieze. Фундаментальная стратегическая задача состоит в том, чтобы сюда приходили как состоявшиеся коллекционеры — посмотреть на свеженькое, новенькое, так и начинающие, которые ничего пока не понимают в коллекционировании. Поэтому мы старались дать как можно больше entertainment и сосредоточиться на всякого рода жюри и призах, чтобы было видно, как работают деньги. Говорить о деньгах мы не стесняемся: галереи хотят отбить участие — отлично. Второй важный момент — хотелось бы получить интеллектуальное лидерство, поэтому у нас есть International Art Industry Forum — этот форум совсем в другой весовой категории, чем обычные talks, которые делаются на ярмарках: по составу людей, по качеству дискуссий. И мы тщательно работали с нашими спонсорами и партнерами, чтобы они привозили группы клиентов для ознакомления с этими идеями. Тут есть мощная развлекательно-образовательная составляющая, чтобы людей подсадить на мысль, что здесь они могут неплохо купить искусство.
— Несмотря на русское присутствие, от VIENNAFAIR по-прежнему остается впечатление, что это мир искусства, каким он видится из центра Австрийской империи — Венгрия, Румыния, бывшая Югославия. Почему нет крупных немецких или французских галерей, не говоря уже об Америке? Или это сознательный ход?
— Мы начали работать с конца апреля, к сожалению, много времени было потеряно. Что успели, то успели. С точки зрения географического набора это неоптимальный вариант, и в будущих изданиях ярмарки ситуация изменится. Я бы хотел уйти от географии и надеялся, что восточноевропейский вкус мы потерям уже в этом году. Но мы будем становиться более global, и Вена, ключевой центр модернизма, для этого больше всего подходит.
— Почему «Риджина» в последний момент отказалась участвовать?
— Мне сложно сказать, я знаю, с чем это связано, считаю, что Владимиру Овчаренко было бы здесь правильно быть, и сожалею, что его здесь нет.
— Для чего вам «закупочная комиссия»? Куда пойдут купленные ею на ярмарке работы?
— Моя задача была создать более или менее гарантированный спрос: я хотел доказать галереям, что им выгодно здесь участвовать, и очень надеюсь, что по завершении ярмарки они окажутся в выигрыше. Для этого и создан фонд Art Vectors Investment Partnership.
Идея такова, что у многих людей просто нет времени коллекционировать искусство. Я к этому отношусь серьезно: либо ты занимаешься декорированием стен, либо коллекционируешь искусство. Если времени нет — надо доверить дело профессионалам. Мы собрали нескольких серьезных людей, скинулись — я положил туда и немного своих денег, наняли хорошего менеджера — это Фриц Киради, который построил фонд ART Photography. Skate`s Art Market Research отслеживает деятельность фондов, и я знаю Фрица Киради как человека с безупречной репутацией. Фонд на пять миллионов, будет тратить по миллиону в год — может, конечно, потратить и меньше: задача — купить так, чтобы на этом можно было заработать. Посмотрим, как сработает жюри: я не знаю, что они там выбирают, не вмешиваюсь.
— То есть это такой пример, как надо инвестировать в искусство?
— С одной стороны, мы хотели показать пример прозрачной покупки искусства — без всяких разводок и тумана, все чисто и затраты ясны. Примеру фонда Art Vectors сразу последовал Московский музей современного искусства — мы им помогли найти донора, и они тоже здесь что-то покупают и привезут в Москву. Что касается дальнейшей жизни коллекции, жюри Art Vectors должно придумать, как ее продвигать. Фондом предусмотрено, что часть денег будет направляться на продюсирование коллекции. Нам важно, чтобы она очутилась в правильных музеях. Коллекция, конечно, должна также ездить по миру, чтобы быть такой живой рекламой VIENNAFAIR.
— Сколько коллекционеров вам удалось зазвать на ярмарку?
— Цифры следующие. Через International Art Industry Forum мы собирали международную публику, opinion leaders, чтобы показать качество аудитории: там порядка 200 человек зарегистрировалось. Затем мы работали с партнерами. Sotheby`s делает здесь превью своих аукционов и позвал «платиновых» членов, которые в принципе покупают искусство другого уровня, но многие из них приехали сюда просто из любопытства — посмотреть на новое, свежее искусство. Dorotheum тоже приведет своих коллекционеров, польский аукционный дом Abbey House везет коллекционеров из Польши и Турции. Erste Bank в этом году не только субсидировал восточноевропейские галереи, чтобы те смогли тут участвовать, но и пригласил человек 150 самых важных клиентов private banking. VTB Capital привезет своих клиентов. То есть мы ожидаем приезда нескольких тысяч коллекционеров.
— В этом году закрылось несколько важных московских галерей, и основная причина, которую называют галеристы,— в России нет коллекционеров. Это так?
— Мой ответ может не понравиться многим галеристам. Проблема в генезисе: многие русские галереи обслуживали олигархов, а олигархи как клиенты для московских галерей потеряны — они покупают искусство другой ценовой категории за границей и не чувствуют себя комфортно, когда создают персональные коллекции внутри страны. Новая элита, как мне кажется, вообще не заинтересована в покупке искусства — это связано с ее происхождением, это люди с другой планеты. Но мне кажется, что есть перспективный рынок для торговли искусством в России, это middle class, ну или upper middle class, который не будет ни переплачивать, ни разводиться на причастность к крутым. Это более интеллектуальное поколение, оно знает, как коллекционирование устроено в мире, и захочет воспроизводить эти модели в России — ведь была же у нас когда-то традиция коллекционирования. Но с ними надо по-другому работать: тут на понтах далеко не уедешь, требуется интеллектуальный диалог. Такие галереи в России есть, и они здесь участвуют — я уверен, что рынок современного искусства в России будет расти. Рынок есть, просто он другой, сильно изменившийся. Смотрите, вот и «Арт-Москва» тоже скорректировала свою стратегию, стала подемократичнее.
СЕРГЕЙ СКАТЕРЩИКОВ
Коммерсантъ