ТРАВМА ПОИСКА ИДЕНТИЧНОСТИ

О ДВУХ НОВЫХ КНИГАХ, ПОСВЯЩЕННЫХ АРХИТЕКТУРЕ ПОСЛЕДНИХ ДЕСЯТИЛЕТИЙ

Бег времени быстр. То, что только было настоящим – уже прошлое. Так называемый «лужковский стиль» определял лицо Москвы 1990 – 2010 годов. 

Сегодня он уже история и стал темой двух интереснейших архитектурных книжек: выпущенного немецким издательством Kerber фотоальбома гиперреалиста Фрэнка Херфорта «Имперская помпа» (постсоветский небоскреб) и монографии директора архитектурного бюро Александра Бродского Даши Парамоновой «Грибы, мутанты и другие: архитектура эры Лужкова» (издательство Strelka Press).

За последние двадцать лет интенсивность архитектурной жизни России была аномально насыщенной. Дело не только в том, что ландшафт многих городов (особенно мегаполисов) неузнаваемо менялся по аналогии с ускоренной прокруткой кинопленки. Дело в том, что сама реакция профессионального сообщества на происходящие изменения менялась столь же молниеносно.

Я очень хорошо помню, что в девяностые такие авторитетные критики, как Григорий Ревзин и Николай Малинин вполне снисходительно относились к стилю постсоветской вернакулярности, ко всем этим пыжащимся быть дружественными по отношению к старой застройке башенкам, бельведерчикам, узорчикам в духе неуклюжего модерна. Ах, это очень мило! Восклицали все. Это наш родной постмодернизм. Большой оригинал! С ним можно даже поиграть в литературные ассоциации (помнится в 1999 году бывшие тогда «митьками» Николай Полисский, Константин Батынков, Сергей Лобанов реагировали на лужковский вернакулярный стиль «Маниловским проектом», предполагавшим созерцательное прожектерство внутри новых московских бельведеров).

Но время шло. И дружеское приятие, веселая насмешливость по мере роста аппетитов алчного московского строительного бизнеса сменялись раздражением, злостью, ненавистью. Этими эмоциями стало определяться профессиональное отношение ко все более наглому и беспардонному «лужковскому стилю» двухтысячных. Началась самая настоящая война с «мэрской архитектурой». В ней (опусах компании «Донстрой», например, или творениях Михаила Посохина-младшего) наконец-то увидели безнадежно низкое качество во всем: от замысла до формы дверных ручек и оконных шпингалетов. Масло в огонь подливала и «сносная компания»: когда памятник уничтожали, чтобы потом воссоздать в подобии китайского пластмассового сувенира. Манеж, Военторг, гостиницу «Москва», Царицыно не забудем, не простим!

Но время шло. И сегодня наступила пора рефлексии, спокойного, без истерики исследования того, что произошло в архитектурной жизни России за последние двадцать лет, и как с этим жить дальше.

Фотоальбом Франка Херфорта «Имперская помпа» увлекателен и своим визуальным рядом, и текстами, которые его обрамляют. Немецкий фотохудожник сфотографировал самые, по его мнению, причудливые башни Москвы, Уфы, Екатеринбурга, других городов России, а также столиц союзных республик, например, Астаны, Баку и Минска. По верному наблюдению директора Музея архитектуры Ирины Коробьиной, его беспристрастный взгляд гиперреалиста увидел постсоветские небоскребы некими сюрреалистическими мутантами. Они будоражат воображение и амплитуда реакции на них очень широка. Негативные реакции сконцентрированы в статье Дмитрия Хмельницкого с говорящим названием «Архитектура несуществующего общества». Он говорит о некой имитационной сущности постсоветской архитектуры, которая пытается одновременно быть похожей на Запад и ностальгирует по большому тоталитарному стилю СССР. Психология же тех, кто заказывает архитектуру небоскребов в России 90 – нулевых остается советской: примитивной и антисоциальной, – подчеркивает Хмельницкий. Оттого, надо думать, такой симулятивный результат. Более лояльное отношение к «пронзающим небо» домам бывшего СССР у Маттиаса Шеппа. Он считает героев снимков Херфорта чем-то вроде арки, соединяющей недавно ставшую свободной Россию и союзные республики с цивилизацией Запада, с его развитой технологией и успешным бизнесом.

Отвлечемся от умных социально-политических и экономических коннотаций и посмотрим на снимки Фрэнка Херфорта беспристрастно. Оказывается, разглядывать их очень интересно и увлекательно. Они даже вызывают воодушевление. Это объясняется, пожалуй, доводом, что их референтом выступают не только сталинские высотки и творения Нормана Фостера, но и архитектурная графика на тему инопланетных цивилизаций. Ее истоки – в утопиях русского авангарда, а развитие – в мирах советской фантастики, особенно – в мультипликационных фильмах 70 – 80-х.

Еще великий авангардист Георгий Крутиков, создавая в конце 1920-х годов свой «Летающий город», озаботился размещением землян в подобиях парящих в воздухе гигантских люстр, чем-то напоминающих московский «Зеппелин», башни Воробьевых гор, «Алые паруса». Еще более разительное сходство небоскребов пост-СССР с советской фантастикой обнаружится, если мы положим рядом с книгой Херфорта поздние рисунки одержимого небом и скоростью художника-романтика первых послеоктябрьских десятилетий Александра Лабаса. А от «Городов будущего» Лабаса с их футуристическими мачтами, шпилями, многоцветными объемами, шарами несколько шагов в миры любимых всеми советских фантастических мультиков типа «Тайна третьей планеты».

Скорее всего, культурный мир будущих заказчиков и архитекторов постсоветских небоскребов формировался благодаря нескольким сюжетам. Из-за отсутствия у нас базовой культурной традиции они взаимовлияли друг на друга очень причудливо. Первый сюжет: конечно же, чтобы было, «как у них». Красиво, высоко, технологично. Второй сюжет: помнить о державных корнях великой империи, от древнерусских колоколен до высотки МГУ. И вот малозамечаемый всеми третий сюжет: сохранить и осуществить лелеемые с детства образы советских фантастических книжек и мультфильмов с недостижимыми и заманчивыми планетами и городами. Это, может, самое ценное, глубоко спрятанное, сокровенное. Кстати, имеет богатую традицию с футуристических проектов русского авангарда.

Вот такой микст сюжетов культурной памяти, нереализованных комплексов советского человека стал почвой, на которой взросли чуднЫе и чУдные цветы нынешних небоскребов. Они действительно выглядят сюрреалистично. И Херфорт это честно зафиксировал. Природа этого сюрреализма в том, что почти каждый из высотных домов становится портретом невербализуемого внутреннего мира травмированного отсутствием собственной идентичности, очень желающего ее найти человека. Они по-своему очень обаятельны и честны, эти высотки!

Хорошую классификацию опусов первых десятилетий постсоветской архитектуры на примере именно «лужковской» Москвы провела Даша Парамонова в книге «Грибы, мутанты и другие…». Это первое исследование, предлагающее оперировать емкими и аттрактивными терминами в разговоре о неких группах памятников, объединенных формальной и типологической общностью. Итак, Даша отважно предложила разделить поток лужковского строительства на шесть каналов. Первый: «Уникаты» – выпендрежные дома (типа дома-яйца Ткаченко), созданные в сознательном противопоставлении себя общей застройке. Второй: «Вернакуляры», соответствующие постмодернистскому принципу «контекстуальности». Третий: «Феникс», – самый ненавистный защитникам Москвы канал, в котором рождаются клоны исчезнувшей столицы. Четвертый: «Массивы» – серии жилых домов новых районов. Пятый: «Идентификаторы» – элитные жилые дома и комплексы (типа «Алые паруса», «Эдельвейс», «Седьмое небо»). Наконец, шестой: «Грибы» – те безымянные киоски и ларечки, что молниеносно размножались в любом людном месте – у метро, торговых центров, вокзалов.

Согласитесь, что даже сама предпринятая Дашей классификация неизбежно отсылает к каким-то запредельным мирам, если не «Звездных войн», то «Властелина колец». Так что научно-фантастическая составляющая образа постсоветской архитектуры действительно важна в ее понимании.

Книгу Франка Херфорта «Имперская помпа» можно приобрести у автора в Москве: kontakt@frankherfort.de

Сайт книги: http://www.imperial-pomp.com/

Книгу Даши Парамоновой «Грибы, мутанты и другие…» можно купить в электронном виде, в частности, на ozon.ru за 30 рублей.

Текст: Сергей Хачатуров

Источник: archi.ru. 06.08.2013,

СТЕНГАЗЕТА

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе