Как я строил «Газоскреб»

Бригадир Юрий Кононов рассказывает фантастические подробности о том, как строится «новый символ Петербурга»

«Новая газета» не раз писала о планах по возведению 403-метрового «Газоскреба» в Петербурге, против которых выступают и питерская общественность, и архитекторы-профессионалы, и министр культуры Александр Авдеев, и вице-премьер Алексей Кудрин, и спикер Госдумы Грызлов, и главный сенатор Миронов, и ЮНЕСКО. 

Разрешение на четырехкратное «отклонение» башни от максимально допустимой в этом районе высоты оспаривается в суде, а тем временем на Охтинском мысу идет заливка баретт*, угрожающая найденным на этом участке уникальным археологическим памятникам XIII—XVII веков «Ландскрона» и «Ниеншанц», найденной, но еще не исследованной новгородской крепости XII века, и бесценного для всего мира неолитического поселения, которому не менее пяти тысяч лет. Оно в два раза старше самой Невы: в мокром грунте здесь сохранились даже деревянные конструкции и предметы утвари той эпохи, о которой почти ничего не известно. 


Один из тех, кто работал на заливке баретт, бригадир Юрий Кононов из ЗАО «Солетаншстрой» (сначала он работал на площадке «Новой Голландии»**, а с сентября 2009-го — на площадке «Охта-центра»), пришел в «Новую газету», чтобы рассказать, как это делалось. 

Его рассказ публикуем без комментариев.

— Нас пятерых привезли на «Охта-центр» в начале сентября на инструктаж к Михаилу Федотову, отвечающему за технику безопасности на «Охта-центре» от компании «Арабтэк» (заказчика работ). Недели две мы вместе с Олегом Чабаевым (начальник строительства по русскому персоналу ЗАО «Солетаншстрой». — Прим. ред.) разгружали оборудование. 

Все это проходило по ночам. Из всего персонала «Солетаншстроя» я был единственный, у кого было действующее удостоверение (допуск по работе с кранами). Все остальные были «на подхвате», потому что вначале работы контролировали очень строго. Примерно через месяц несколько десятков человек персонала «Солетаншстроя» вдруг стали дипломированными стропальщиками — обзавелись удостоверениями для работы с механизмами, где было написано, что они допускаются к работе с грузоподъемными механизмами. Удостоверения были привезены инженером по технике безопасности Олегом Кузнецовым с Тушинского учебного комбината (Москва). И у меня есть сильные сомнения, что все, кто получил удостоверения, знают, где этот комбинат находится. 

Всего с середины ноября по 26 декабря мы поставили пять баретт сечения примерно 2,5 на 1,5 метра. Их стоимость для «Солетаншстроя» должна была составлять около 7 миллионов евро. Всего баретт — 240. Должны были эти пять баретт сделать к 21 декабря, а сделали к 26 декабря. Не смогли смонтировать каркасы вовремя по причине без конца ломающейся техники (грейфер, или челюстной ковш, — механизм, применяемый при погрузочно-разгрузочных работах с кусковыми и сыпучими материалами (песком, шлаком, щебнем, гравием), механизм для захвата сыпучих грузов. — Прим. ред.).

Техника была поставлена старая, ее собрали со всех московских объектов. Средний возраст от 14 до 20 лет. Но основная причина в том, что народ постоянно был нетрезвый, мягко говоря. Я считаю, что недопустимо работать в таком состоянии на таком объекте, но питерских там по пальцам можно пересчитать. Все остальные — сборная команда. Со мной на монтаже работали «русифицированный» узбек из Москвы, белорус, приехавший на заработки, и азербайджанец. Я один был из Питера. И у меня постоянно была война: я Олегу Чабаеву заявил, что с пьяными работать не хочу. Это было еще в ноябре, при заливке первой форшахты (шаблона для копания шахты под баретту в глубину). Мои претензии оставили без внимания. 

Работали в две смены. Каждый каркас состоит из трех частей, и таких каркасов пять. Первая смена, в которой работала основная масса рабочих, смонтировала примерно 25%, а все остальное монтировалось ночью. Ночью меньше наблюдающих, проверяющих, а народ приходил так, что из четверых участников монтажа иногда было два человека, иногда трое, иногда один. Там у нас такое было, что мы с Олегом Чабаевым вдвоем работали. Остальные приходили, выпивали и шли спать. Он крутил-вертел, что надо — укреплял… Собирали всех, кого могли. Сборная команда. Всех, кто был свободен. Кому-то пьяному дадут четыре часа проспаться — потом он опять выходит на работу. В нетрезвом виде — это обычное состояние было. Нормальное… 

У меня сомнения есть по двум вещам. 

Покойный мой начальник участка Сергей Федоров (Сергей Федоров — начальник участка на строительстве «Охта-центра», умер 1 января 2010 г. — Прим. ред.) мне говорил так: в первой баретте из пяти попался огромный валун, и его должны были дробить. Она должна стоять строго вертикально, но поскольку гнали по времени страшно, угол ушел. Она стоит не строго вертикально. Я не могу это говорить доказательно, но верю покойному начальнику участка. 

И последняя, пятая баретта затормозилась, потому что при монтировании бетонолитной трубы (труба, с помощью которой в скважину заливается бетон. — Прим. ред.) была чисто пьяная выходка. 

Было холодно и скользко, надо было делать все внимательно и осторожно. Но была конкретная спешка. Работающие на монтаже трубы ни на чьи замечания не реагировали, и закончилось это печально: трубу уронили с 80-метровой высоты, она пролетела по каркасу и ударилась об домкрат, который ставится только на опытных бареттах. 

Чем опытные баретты отличаются от массовых? Они все обвешаны датчиками, потому что испытания. Внизу все расплющилось, как от авиабомбы, два дня круглые сутки вытаскивали. Какие там будут показания этих датчиков — не знаю. Заказчики об этом знали, потому что это было у них на глазах, но информация не просочилась, все было скрыто мраком, потому что Новый год на носу, и вообще это нежелательная информация… При падении трубы присутствовали контролирующие работу «Солетаншстроя» работники «Арабтэка» и представитель «Бовиса» (организация, контролирующая весь ход работ на «Охта-центре») инженер Виктор. Они все видели, были рядом, были в шоке от увиденного. 

Я являюсь председателем профсоюзной организации «Солетаншстроя» с августа 2009 года. Когда было приостановлено строительство «Новой Голландии», людей стали отправлять в неоплаченные отпуска. Совсем расставаться с людьми было жаль, поэтому поступали так. Звонили людям домой, сообщали, что они с завтрашнего дня не работают. Хочешь — совсем уволим, хочешь — напишешь заявление об отпуске без сохранения зарплаты. Люди по 3-4 месяца сидели дома без денег. Не все, но какая-то часть. 

У нас на 100% французский капитал, но на всех рулевых должностях выходцы из России, которые определяют политику. Подсказывают французам. Я как бригадир работал по контракту на твердом окладе. Но люди, к которым я хорошо отношусь, нормальные, здравые мужики, говорят мне: это не дело, по закону они должны отправить на две трети оклада. Но нам сказали (это было еще на «Новой Голландии»): на две трети нет денег, поэтому либо увольняйтесь, либо сидите без денег. После этого мы решили создать свой профсоюз — сходили во Дворец труда, в профсоюз работников строительных материалов. Всё узнали. Надо не меньше пяти человек, мы как раз собрали пять работяг. Потом еще четверо к нам присоединились. Двое из Москвы, двое питерских. Всего 9 человек из 44, которые у нас работают. А когда стали высчитывать 1% профсоюзных взносов и проводить их через бухгалтерию — сразу это было воспринято в штыки. И французами, и нашим персоналом. Так как у нас идет большая кухня с оплатой. Суббота — это обязательно рабочий день. Не с двойной оплатой. Внеурочные часы не оплачиваются, как положено. Работа ночью тоже не оплачивается в двойном размере. Идет двойная бухгалтерия, хотя они, конечно, это не афишируют. Не хотят терять такой лакомый кусок в Питере. Деньги у них от «Газпрома» идут немереные. А мне было сказано: мы вас задавим, раздавим любыми путями. Профсоюз надо разогнать. Хотя мы политику никакую не определяем. Но они оставляют всех пьяниц, оставляют всех любителей покурить травку — всех оставляют. Полупьяный состав. И плюс ты не имеешь права слово сказать. 

Они на всем экономят. Рабочим платили в среднем около 40 тысяч. Но сколько на самом деле стоит эта работа? С нами параллельно работают французы. И практически на тех же работах получают в 5-6 раз больше. Плюс они еще имеют жилье, которое после евроремонта, по своим контрактам. У нас снято общежитие — для рабочих русскоязычных. А командировочные по сравнению с французами — 700 рублей в день против 3500 рублей у них. И зарплата французского персонала от 6000 евро. Это не только управленческий персонал, это механики, техники. Почему наши на такой же работе получают в 5-6 раз меньше? Главный инженер, Кесслер Юрий Францевич (Кесслер Юрий Францевич — главный инженер ЗАО «Солетаншстрой». — Прим. ред.), из Перми. 

Сказал: любыми путями профсоюз разогнать. У нас есть сварщики, зять и тесть. Им снимают общежитие. С ними проводилась такая работа: мы вас выселим, фирма вам не будет оплачивать жилье — только за то, что вы члены профсоюза. Пока не напишете заявления о выходе из профсоюза. Сейчас уже одного (Владимира Григорианца) с работы «попросили». Остальные члены профсоюза ждут, чем закончится история со мной. Так как все понимают, что меня убрали из-за профсоюза, а не из-за работы. 

Когда начался старт, Доминик — это директор французского персонала, собрал нас всех и сказал, что надо работать по ночам, без выходных, по 12 часов, и любыми путями сделать эти пять баретт. Я говорю: вопрос от членов профсоюза — мы как будем работать? По нашему КЗОТу или по французским понятиям? Он сказал: давайте обсудим после собрания. Я остался, и он спрашивает: откуда у вас профсоюз? Я говорю, что мы организовали профсоюз, потому что не хотим, чтобы нас унижали, хотим, чтобы соблюдались наши права. Мы живем в своем городе, так хотя бы соблюдайте приличия. Платите за сверхурочную работу, платите за работу в выходные дни. У нас по КЗОТу два выходных дня. И потом, французы работают как туристы — только один-два человека имеют рабочие визы (туристические визы оформляются на срок до месяца и по миграционному законодательству не дают права на работу в России. Для этого нужны рабочие визы, которые оформляются на год, но порядок оформления значительно более сложен, требуется большое число документов, длительное время и как минимум вдвое большие затраты. — Прим. ред.).

Они даже на этом экономят. А остальные — туристы. Заказывают пропуск в проходной «Охта-центра» и проходят. Там англичане есть, но в основном французы. 

Рабочий табель: кто сколько отработал. Это предварительный табель. Он передается в бухгалтерию. Здесь выходных практически нет. А для отчета — другой табель, где все по восемь часов, с выходными. 

Всем членам профсоюза сообщили, что организация не будет удерживать профсоюзные взносы. И что она не продлевает контракт. Я застудил руку и пошел 28 декабря на больничный, и был на нем до 29 января. Пока был на больничном, 31 декабря меня уволили, о чем я узнал только в середине января. Торопились быстро выполнить указание. Обещали даже оплатить больничный, только чтобы я на стройке больше не появлялся. Но так как я председатель первичной организации профсоюза, они должны получить согласие территориальной организации. Но они даже в известность организацию не ставили. 

Мой контракт составлялся еще во время работы на «Новой Голландии». Реально я работал с 28 мая 2008 года по «черному налу». Так как я отказался работать по «черному», они мне срочно сделали договор с 1 июля 2008 года на срок «от 12 до 18 месяцев». Должны были внести дополнение к контракту, что нас перемещают на другой объект. Но не внесли. Формально мне не продлили срочный договор. Но все знают, что дело только в профсоюзе. При этом сами французы в своем профсоюзе состоят, у них там огромные социальные пакеты. А к нам отношение как к узбекам или таджикам, привезенным на заработки. Так получается. У себя дома живем. Мне адвокат сказала, что договор не срочный, а бессрочный, потому что конкретного срока не указано, а работаете вы больше года. И так как вас еще перевели (без дополнения к договору) — это выигрышный вариант в суде. Собираюсь судиться. 

Меня и остальных членов профсоюза никто и никогда не видел в нетрезвом состоянии на работе, претензий по работе не было. Когда вырывается под баретту котлован, там же нет никаких опалубок. Он заполняется специальной жидкостью, такой густой массой, бентонитом (бентонит — вязкий глинистый раствор, с содержанием натрия (на щелочной основе) или кальция. Закачивается в шахты, предназначенные для изготовления баретт, укрепляет стенки перед бетонированием. При заливке бетона вытесняется им, откачивается и подлежит вывозу и утилизации. — Прим. ред.). Для его производства построен специальный завод. Такой же стоит на территории «Новой Голландии». 

Так вот, бентонит надо утилизировать, его нельзя там оставлять, но на это нужны деньги, надо заказывать машины и отправлять их на полигон. Поскольку бентонит, так скажем, не полезен для экологии. Его надо вывозить в места захоронения. Технология отработанная: бентонитом заполняется вся шахта, и трубы идут туда и обратно. Бентонит идет под давлением в яму. Когда опускается металлический каркас, он начинает подниматься за счет веса каркаса. Лишнее откачивается. И когда заливается бетон, уже после опускания каркаса, по мере поступления бетона он также вытесняет бентонит, который надо откачивать. Бетона в каждую баретту было залито по 300 кубических метров. Когда были сильные морозы, были проблемы с работой завода по производству бентонита. Он переполнялся. Поставили экскаватор, ковшом (прямо из ямы) черпали и на самосвалах отправляли куда-то на хранение. А часть бентонита, когда переполнилась яма, потекла на место раскопок. Там как раз должны быть раскопки. Нас заставили убирать — ведрами. Но так как потом пошел снег, то все это засыпало, и видно будет уже весной. Фактически напротив завода — место для раскопок. Туда все и потекло. Что-то собрали сверху, потом замаскировали. Когда снег растает, там будет каша. Это будет весной видно. Собрали мы далеко не всё. 

В то время когда мы уже «переехали» на «Охта-центр», оставшимся на «Новой Голландии» ночным дежурным было поручено по приказу руководства «Солетаншстроя» втихаря слить более 200 кубов бентонита в котлован. Это делали ночью, а потом припорошили это все землей. Я спрашивал у Кесслера, знает ли он о таких методах работы в Питере и почему он позволяет в городе, который я считаю своим, так гадить? Если работать можно чисто, без гадостей. А мне начальник участка Федоров говорил, что было указание: любыми путями бентонит разгрузить и замаскировать по возможности… 

* Баретты — глубокие опоры, как правило, прямоугольного сечения, изготавливаемые прямо в грунте, в отличие от забиваемых свай. Применяются при строительстве фундаментов высотных зданий, выдерживают большие нагрузки.

** «Новая Голландия» — искусственный остров в Петербурге, где находились военный порт и склады петровского времени, уникальный памятник промышленной архитектуры раннего классицизма. Сейчас на этой территории запланировано возведение общественно-делового комплекса, но строительство остановлено, потому что на имущество Шалвы Чигиринского, имеющего 50% в проекте, наложен арест.

Комментарий

Юрий Кесслер, главный инженер ЗАО «Солетаншстрой»:

— Юрий Кононов у нас работал и был уволен лишь потому, что у него истек срок действия срочного договора. 

По поводу проведения работ могу точно сказать, что там очень жесткий контроль со стороны заказчика, компании «Арабтэк», — запрещено даже курить на стройплощадке, и был случай, когда со стройки был удален сменный мастер за то, что закурил на площадке. Я понимаю, что человек обижен и пытается что-то искать… 

Работали действительно и в выходные, но по согласию, и все оплачивалось в двойном размере. Что касается работы в нетрезвом виде, я никак не могу это прокомментировать, но год назад Кононов был в командировке, на стажировке, но вместо этого месяц провел в больнице с сотрясением мозга. Он где-то там упал, был пьяный, поскользнулся, и на то, что он был пьяный, была жалоба от коменданта общежития.

Записал
Борис Вишневский

Новая газета
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе