© РИА Новости. Алексей Наумов
То, что чекисты в послереволюционную пору слыли мастерами сыска и провокаций, умелыми пыточниками и дознавателями, это сегодня не нуждается в лишних подтверждениях. Но у них, оказывается, были и наклонности к иезуитским литературным мистификациям с политическими аллюзиями.
***
Последняя детективно-литературная история, поведанная с телеэкрана Иваном Толстым, чьи "Исторические путешествия" на канале "Культура" смотрятся от одного цикла к другому с нарастающим интересом, выглядела и вовсе сенсационной.
Ее герой, просвещенный монархист и идейный вдохновитель Белого движения Василий Витальевич Шульгин с головокружительными сюжетами в своей биографии хорошо известен. Он был знаком и советской публике. В некогда популярном сериале "Операция "Трест" (1968 г.) мелькнул эпизодическим персонажем. А до этого собственной персоной предстал героем историко-документального фильма "Перед судом истории" (1965 г.).
О его роли в известном историческом событии – отречение Николая II – знает (или, по крайней мере, до недавнего времени знал) каждый школьник. Многое известно и о том, что происходило с ним впоследствии: как он эмигрировал из Советской России, как он вернулся в нее и провел 12 лет в заключении.
Обо всем этом помянул в своем повествовании и Иван Толстой. Новостью в его рассказе явилось другое. Вроде бы сугубо литературоведческое откровение.
Бывший член Государственной Думы Василий Шульгин оказался прототипом бывшего члена Государственной Думы Ипполита Матвеевича Воробьянинова. Да и сам сюжетный ход "12-ти стульев" в какой-то степени позаимствован из жизни Василия Витальевича.
В подтверждение своей версии рассказчик обратил внимание на довольно очевидные совпадения некоторых эпизодов из романа-фельетона Ильфа и Петрова с фрагментами из книги Шульгина "Три столицы".
Разумеется, речь не о плагиате. Речь о пародии. Но если бы только о ней…
***
Парадоксальность этой ситуации состоит в том, что сатирическая энциклопедия советской действительности 20-х – 30-х годов была заказана чекистами. Не напрямую, конечно. Не так чтобы сам глава ведомства пригласил двух фельетонистов из газеты "Гудок" на Лубянку и дал им задание сочинить нечто саркастическое по отношению к нэповской Совдепии.
По версии Толстого, события могли развиваться следующим образом. Партийное задание было поручено известному в ту пору издателю и партийному функционеру Владимиру Нарбуту (заместитель заведующего Отделом печати при ЦК ВКП(б) и главный редактор ежемесячного журнала "Тридцать дней"), который перепоручил это дело Валентину Катаеву.
Дальше – по тексту воспоминаний самого Катаева и Ильфа с Петровым. Первый набросал сюжет романа-фельетона, два других азартно его живописали, Нарбут его напечатал сначала в "Тридцати днях", а затем издал отдельной книгой.
Пусть так, но тогда вопрос: зачем это надо было чекистам? Зачем им нужно было инициировать, а затем продюсировать произведение, воспринимавшееся многими читателями на протяжении нескольких десятилетий как легальная антисоветчина, явившаяся на свет божий по недосмотру цензуры? И главное: причем тут Василий Шульгин со своими "Тремя столицами"?
Оба вопроса к Ивану Толстому. Он на них ответил. И, по-моему, весьма убедительно.
Сложносочиненная интрига с похождениями бывшего предводителя дворянства и отца русской демократии стала своего рода послесловием к знаменитой чекистской "подставе" – антисоветской монархической организации "Трест". Попались на этот розыгрыш несколько знаковых врагов Советов. В том числе и Шульгин, который под контролем трестовцев (НКВД-шников) посетил Союз и затем опять же под их контролем написал свою книгу про обновленную Россию, про то, что НЭП способен победить большевиков без насильственной контрреволюции, так и не догадавшись об "игре" с ним в "кошки-мышки".
Книга, ориентированная на белую эмиграцию, произвела на нее сильное впечатление. И операцию "Шульгин" можно было бы счесть совершенно удавшейся, если бы один из агентов НКВД, некто Э.О.Опперпут-Стауниц, не бежал на Запад, где и выкрикнул: "Это была программа "Розыгрыш"!".
Может, что-то другое выкрикнул. Уже неважно. Важно стало то, что эта история поставила крест на Шульгине как на значимой политической фигуре в белоэмигрантских кругах.
То был и серьезный контрпропагандистский удар и по репутации страны Советов. В этой щекотливой ситуации и была затеяна ответная акция чекистов. Но не силовая, а интеллектуальная.
Надо было высмеять в глазах русской эмиграции русскую эмиграцию с ее надеждами на скорую и бескровную погибель большевиков. Заодно –посрамить и кумира белоэмигрантов – Василия Шульгина. Это те планы, которые строились в расчете на зарубежного читателя.
Иван Толстой абсолютно уверен: Ильф и Петров, работая над своим романом, имели перед глазами рукопись Шульгина. И, по правде, говоря, с этим трудно не согласиться.
Но был в "12 стульях" закодирован и внутриполитический смысл. Он, к слову сказать, оказался расшифрованным до Ивана Толстого.
Два исследователя, Михаил Одесский и Давид Фельдман, в 2000-м году опубликовали в журнале "Дружба народов" статью, посвященную "Стульям". Называлась она "Литературная стратегия и политическая интрига" с подзаголовком "Двенадцать стульев" в советской критике рубежа 1920-1930-х годов.
Соавторы довольно убедительно объяснили значение этого романа во внутриполитической борьбе Сталина с левой оппозицией.
"Такой сатирический роман, – пишут они, – был очень кстати в полемике с "левой оппозицией", потому сановный Нарбут счел возможным поторопиться. И позволить авторам откровенно вышучивать прежние пропагандистские клише, осмысляемые в разгаре полемики как троцкистские, пародировать авторитетных советских литераторов и режиссеров (Андрея Белого, П.С.Романова, В.В.Маяковского, В.Э.Мейерхольда и др.), всем памятные "достижения левого искусства", издеваться над бесконечными, к месту и не к месту читаемыми докладами о "международном положении", "империалистической угрозе", над традиционной советской шпиономанией и т.п.".
Оппозицию товарищу Сталину удалось победить и сгноить, а штампы и клише, состоявшие на вооружении у советских леваков, выжили и, более того, стали плотью и кровью советского режима. Потому-то и оба романа "12 стульев" с "Золотым теленком" пережили и оппозицию, и пропозицию. И злободневны сегодня.
***
Чекисты заказали пародию на белоэмигрантскую книгу Шульгина, а писатели сочинили сочную пародию на страну Советов. И не то, чтобы они к этому так уж сознательно стремились. Так получилось. У талантливых людей книга с какого-то момента начинает сама себя писать.
Они не планировали такого персонажа, как Остап Бендер. Но, едва появившись, он стал главным героем.
Он появился под маской жулика, но читатели в нем почуяли внутренне свободного человека и полюбили его. Да и авторам непросто было с ним расстаться. Потому, зарезанный в "Стульях", он ожил в "Золотом теленке". Ожил исключительно для того, чтобы понять, что ему, внутренне свободному человеку, нет места под солнцем социализма.
…Если "12 стульев" – водевиль, то "Золотой теленок" – трагифарс.
Все-таки Ильф и Петров посмеялись последними. В том числе и над чекистами
Юрий Богомолов
РИА Новости