Элитный досуг: что увидела в телевизоре Виктория Токарева

Новые рассказы старейшины российских сценаристов.
Фото: Depositphotos/Nomadsoul1


Рассказ сегодня стал жанром почти редкостным: современный писатель норовит замахнуться если не на роман, то на что-то в любом случае объемистое, именуемое расплывчатым определением «книга». Книг становится всё больше, а вот почитать по-прежнему нечего. Поэтому пройти мимо нового сборника рассказов Виктории Токаревой, знаменитой не только своей работой над киносценариями («Джентльмены удачи», «Мимино», «Шла собака по роялю»), но и мастерством именно в малых формах, было просто невозможно, тем более что перед нами по большей части не вымысел, а воспоминания и размышления. Критик Лидия Маслова представляет книгу недели специально для «Известий».


Виктория Токарева
Ничем не интересуюсь, но всё знаю: Рассказы
СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2021. — 256 с.


Новый сборник рассказов Виктории Токаревой начинается с зарисовок на злободневную тематику, объединенных заголовком «Карантин». В лирическом вступлении писательница переживает за тех, у кого нет, как у нее, «20 соток личного пространства», жалуется на недостаток общения, а потом пытается подыскивать себе занятия: «Чем можно занять себя на карантине? Книги». Рассуждения Токаревой о каких-то подробностях жизни и творчества Толстого и Чехова в мозаичной манере перемежаются с ее личными впечатлениями. То она вспоминает, как объясняла ленивой внучке рассказ «Муму» («довольно скучное произведение, как и весь Тургенев»), то как недавно чистила шкафы и выгребла свои ранние рассказы. Как оказалось, их теперь невозможно читать, а будущий писатель «проглядывается» только в редких фразах, например «цыпленок с длинной дряблой шеей был похож на спившегося орла».


Писательница Виктория Токарева
Фото: РИА Новости/Екатерина Чеснокова


«Какие развлечения в карантине?» — повторяет риторический вопрос томящаяся на 20 сотках писательница, перед тем как перейти от книг к более прогрессивному медиуму: «Телевидение — великое изобретение человечества. Там можно найти всё что угодно для души». Из телевизионных обитателей душу 83-летней писательницы особенно греет Владимир Познер: «Голубая рубашка, голубые глаза, перстень на пальце, хорошие зубы — дорогая стоматология. <...> Ему 86, но Познер — не старик. Он вполне сексуален». Когда «старая, глупая и некрасивая» знакомая писательницы пытается посягнуть на Познера хотя бы в фантазиях («Я бы за Познера вышла замуж»), Токарева решительно отшивает ее: «Ждет он тебя. За ним студентки бегают», — хотя тут же признается, что студенток выдумала на ходу. Это, кстати, один из лейтмотивов всего токаревского творчества и полезная пружина драматургического конфликта — молоденькие девушки, находящие несомненные плюсы в пожилых мужчинах.

Оттолкнувшись от диалога Познера с Эдуардом Лимоновым, Токарева пускается в пересказ сведений о лимоновских женах. При этом складывается ощущение, что читаешь сжатое изложение романа «Это я — Эдичка», как будто предназначенное для малоспособной к чтению внучки. Обученные грамоте люди вполне могут почерпнуть всю эту информацию из первоисточника, тем более что Токареву местами подводит память. Так, в сцене, когда будущая вторая жена героя навещает его в компании собаки, у Лимонова упомянут не шпиц, а королевский пудель (может, конечно, язвительная Токарева собачку специально уменьшила в общей пренебрежительной стилистике рассказа).

Но, возможно, кому-то такие мелкие искажения и не важны, а интересны именно токаревские акценты. Например, когда на соседних страницах она дважды подчеркивает особенно запавшую ей в память подробность: Эдичка «перебрался из Салтовки в Харьков» с помощью первой жены, Анны Рубинштейн. Это действительно одна из важнейших тем токаревских рассказов — мужчина или женщина как средство социального передвижения. Посожалев, что Лимонов был ничтожной личностью, не вызывающей уважения, развратником и альфонсом, Токарева тем не менее высоко оценивает роман «Это я — Эдичка», извиняя его отдельные недостатки. Заодно проявляя так или иначе пронизывающий всё ее творчество снобизм, делящий людей на элиту и челядь: «В книге много мата, но Эдичка Савенко — низкое сословие, чернь».

В рамках карантинного телемарафона Токарева разбирает разные постановки «Дяди Вани» по каналу «Культура», но с этих высот духа она всё равно возвращается на грешную землю, словно на диванчик «Пусть говорят», чтобы прокомментировать историю последней любви Армена Джигарханяна. Заодно писательница обозначает важный компонент собственного творческого метода, несколько десятков лет обеспечивающего ей любовь женской аудитории: «Сплетни интересны всем, поскольку заменяют людям творчество. Сплетни — это анализ, а анализ — составная драматургии».


Книга Виктории Токаревой «Ничем не интересуюь, но все знаю: Рассказы»
Фото: «Издательская Группа Азбука-Аттикус»


Следующее за карантином эссе «Наследство» уже и вовсе представляет собой чистый дайджест малоприятных историй, представляющих интерес преимущественно для желтой прессы. «На Первом канале в передаче «Пусть говорят» одна за другой проплывают истории с наследством», — докладывает Токарева, постепенно выруливая к острому и нетривиальному вопросу, пошел бы ее нравственный ориентир, академик Лихачев, выступать на шоу «Голос». После «Наследства», приготовившись, что весь сборник будет состоять из такой исповедальной мемуаристики с приятным бульварным налетом, внезапно натыкаешься на короткий постмодернистский рассказ «Фрося» об инкубаторском цыпленке. Выглядит он примерно, как если бы курица прочла старую повесть Виктора Пелевина «Затворник и Шестипалый» и решила написать вариацию на аналогичную тему с похожими сюжетными поворотами, исходя из своих куриных жизненных приоритетов (встретить петуха и снести яйца).

Примерно треть книжки занимает мемуар «Мой друг Ираклий Квирикадзе», которому Токарева дает лестное определение «элитарный самец», перед тем как углубиться в подробности его личной жизни. А из предпоследнего рассказа — «Ничем не интересуюсь, но всё знаю» — выясняется, что заглавие сборника позаимствовано у Нонны Мордюковой, отвечавшей таким образом на вопрос: «Вы общаетесь с первым мужем?» В отрыве от конкретного контекста на обложке книги, напоминающей кухонную клеенку с нарисованными на ней курочками и гусями, фраза приобретает более широкий философский смысл, как бы иллюстрируя мировоззрение всезнающих бабушек на лавочке у подъезда, которые без особого интереса, просто для порядку перемывают косточки всем, кто проходит мимо или всплывает из глубин памяти.

Автор
Лидия Маслова
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе