Феноменальность успеха телеромана, понятное дело, берет начало в феноменологии интереса к литературному источнику, который уже на протяжении нескольких десятилетий занимает культурологов, литературоведов и религиоведов.
Потому и представляется оправданным, что на сей раз Воланд со своей свитой явился к телезрителям в сопровождении свиты авторитетных комментаторов и интерпретаторов.
Сеансы черно-белой магии
Их было трое - историк и теоретик литературы Мариэтта Чудакова, отец Андрей Кураев и доктор филологических наук Александр Ужанков. Каждые две серии предварялись лекцией в рамках проекта "ACADEMIA".
О лекциях и речь. То были сеансы черно-белой магии с последующими телеиллюстрациями.
Две лекции Чудаковой носили мемуарно-просветительский характер. Они про то, как возник замысел, в каких исторических обстоятельствах писалась книга, как изменялся и усложнялся ее сюжет, сколь мучительными оказались взаимоотношения рукописи с цензурой, сколь лукава была советская критика, продолжившая дело цензурной борьбы с литературным сочинением Михаила Булгакова.
Не лишним стало напоминание, что главный редактор толстого журнала Евгений Поповкин потому и решился на публикацию "Мастера", что ему захотелось остаться в истории отечественной литературы.
Не получилось ему остаться как автору - получилось как публикатору. Все-таки амбиции амбициям - рознь. Одни роняют репутацию человека. Другие - ее поднимают, что бывает реже.
Резали Булгакова, как засвидетельствовала Мариэтта Омаровна, по живому, несмотря на самоотверженность главного редактора. Но все равно чудом из чудес казалось то, что при живой советской власти состоялось явление "Мастера" народу.
После публикации романа критика не могла себе позволить тон и категоричность обличений Латунского вкупе с его прототипом Литовским. И все-таки советские ортодоксы не могли удержаться от обвинений автора в недопонимании им тех процессов, что шли в его отечестве, в искажении исторической перспективы, в недооценке гуманистического потенциала Великого Октября и т.д.
Не менее показательной и примечательной оказалась реакция на сочинение Булгакова, спровоцированное телеэкранизацией Владимира Бортко, уже в постсоветскую пору.
Экранизации романа "Мастер и Маргарита". Справка >>
Политологи, литературные критики и богословы снова крепко "ударили по пилатчине", но уже с другой стороны.
Леонид Радзиховский и Михаил Леонтьев при всех различиях своих политических взглядов сошлись на том, что Булгаков с большой симпатией отнесся к Воланду, за спиной которого маячит тень товарища Сталина.
По Радзиховскому, Булгаков обожествил Дьявола (считай, Сталина). Лояльно отнесся к НКВД (полагай, к опричнине и репрессиям). Более того, этически оправдал "большевистский фашизм".
Леонтьев же заподозрил, что Булгаков пытался своим сочинением подольститься к Хозяину, понравиться ему.
Критик Евгения Долгинова ударила уже непосредственно по булгаковщине, предъявив мастеру Булгакову обвинение в "народофобии" и усмотрев в его романе мелочную мстительность по отношению к более удачливым коллегам. Михаила Афанасьевича не пустили в писательский ресторан. Вот он и наслал на него нечистую силу. А заодно и на Москву.
Впрочем, это все мелкие уколы, которые самому Мастеру без разницы. Более чувствительна сугубо богословская критика.
Булгаков искажает истину?
Отец Кураев в своей лекции достаточно деликатен по отношению к роману и к его автору. Он видит свою задачу в том, чтобы доискаться до смыслов, зашифрованных в евангельской мифологии. Это по началу. Но затем, по мере вчитывания в текст, внушает мысль зрителям, что роман о Пилате подсказан Воландом. И более того, сама Маргарита "подброшена" Мастеру дьяволом. И не в качестве музы, а в роли ведьмы, которая, в свою очередь, "подставляет" Мастера, распространяя его заведомо непроходимый роман в советской печати.
Сам же Булгаков, по логике Кураева, создал глубоко религиозное сочинение, доведя до абсурда господствовавшую в свое время антирелигиозную пропаганду и посрамив тем самым атеистическое мировоззрение.
Ученый-филолог Александр Ужанков вслед за отцом Кураевым пошел еще дальше в исследовании богословских корней булгаковского романа. Тут всякое лыко в строку. Мастер появляется в романе лишь в 13-й главе. А цифра 13 в народных поверьях - "чертова дюжина".
"События на Патриарших прудах, - излагает ученый, - начинаются в среду, знойным майским вечером, когда закатное солнце еще отражается в окнах зданий. Это соответствует приблизительно 18 часам - началу вечерней церковной службы, когда служится и утреня наступающего дня".
То есть, события на Патриарших прудах развертываются одновременно с богослужением в храме. В довершение к этому Берлиоз трижды чертыхается, да еще отрекается от Бога. Иными словами, почти через два тысячелетия весной на Патриарших прудах происходит новый отказ от Христа, то есть очередное Его предательство!".
Дальше - больше: Мастер получает свои 30 серебренников от Воланда в размере 100 000 рублей за написание обманного романа о Пилате.
Перенесясь в Ершалаим, господин Ужанков обнаруживает, что Иешуа вовсе не Иисус. Он - всего лишь "душевно больной человек". И снова та же песня о дьяволе Воланде, профанирующем литургию, когда он организует сатанинский бал в "нехорошей квартире", воспользовавшимся даром Мастера, чтобы осквернить образ Христа. Зло берет верх над Добром.
Ну, и за сим следует вердикт: "Мир строится и держится на добре. Именно Булгаков, а не Мастер искажает эту истину".
Зла не хватает
Не собираюсь спорить с богословскими мыслителями на их территории. Каждый из них, надстраивая над романом Булгакова свой роман, логичен и, возможно, прав. Я только смею утверждать, что Михаил Булгаков не занимался версификацией Евангелия; он написал художественное произведение. Самоценное и самодовлеющее.
Если же говорить о смысле его создания, то его надо искать в соотношениях исторического плана и суетной повседневности. В соотношениях Зла и Добра обретает дыхание Мораль.
Есть известное выражение, которое произносится, что называется, в сердцах: "Зла не хватает!". Оно слишком часто и довольно полно описывает нашу жизнь как вчера, так и сегодня.
Как выяснилось еще при царе Горохе, то бишь при советской власти, нам в борьбе со злом нужно зло. Мы его зовем на помощь в первую очередь. Черт возьми того, другого, третьего… Пошли все к черту, к дьяволу, черт меня возьми, черт с ними… Вот он и явился с ревизией примерно семь десятков лет назад, в "час жаркого заката на Патриарших прудах".
То явилась высокая дьявольщина. Компания Воланда состояла из чертей, но чертей-романтиков, чертей-идеалистов, которые пришли, чтобы наказать вульгарную советскую чертовщину.
Возможности Воланда, как бы ни был он могуществен, оказались ограниченными. Он может наказать зло, в том числе и посредством "коровьевских штук", но не способен его исправить. Он в силах отмстить за Мастера и за Маргариту, но не спасти их.
"Великий бал у сатаны" — это не Страшный суд. Это триумф справедливости. Правда, на том свете. В этом его ирония.
А что может Иешуа по версии писателя? Что может его Мастер? Всего лишь быть последовательными в своих призваниях и моральных установках. Каждый из них оставляет на Земле по одному невольному последователю. Иешуа - Левия Матвея. Мастер - Ивана Бездомного.
Булгаков оставил нам свою самую главную рукопись, с пониманием смысла которой - проблемы.
В евангельской притче Булгакова, похоже, интересовала в основном тема духовного и морального противостояния индивида власти кесаря. Его Иешуа - не столько мученик, сколько стоик. Булгаковский Мастер не выдержал испытания на стоицизм, возненавидев свое создание, отрекшись от него. И, может быть, потому он не заслужил Света.
Но за ним нет того греха, что позволил себе совершить Берлиоз, - интеллектуального предательства. Того греха, за который его так жестоко казнил Воланд - не просто внезапной смертью на скользком месте, но забвением.
Юрий Богомолов
PИА Новости