Реставрации балетной старины начались у нас десять лет назад с банального повода - с аврала. Внезапно выяснилось, что на очередные гастроли балету Мариинского театра нечего везти: нет свежего, не заезженного вдоль и поперек эксклюзива. К этому моменту в театре уже полвека танцевали "Спящую красавицу" Мариуса Петипа в грубой редакции советских времен, затирающей блеск совершенной старинной хореографии. Предлагать ее для гастролей было бессмысленно. А вот восстановить былой, оригинальный, именно в Мариинском театре поставленный балет Мариуса Петипа показалось крайне заманчивым. За советскую версию держался репетиторский корпус (ибо только ею и владел) и артисты (кому хочется лишней работы?). Но идея реставрации понравилась руководству театра, поскольку предлагать продюсерам в виде русской классики "Лебединое озеро" - вещь, безусловно, великую, но очень надоевшую - в условиях сильно участившихся гастролей было уже невозможно. Хореограф Мариинского Сергей Вихарев и его помощник Павел Гершензон восстановили махину "Спящей красавицы". Через три года последовала "Баядерка", затем "Пробуждение Флоры". Новенький петербургский антиквариат вызвал бурю критических споров, но стал несомненной художественной ценностью. И столь желанным эксклюзивом, правда, страшно неудобным для менеджмента: вывозить такие спектакли на гастроли - все равно что отправлять в путешествие весь царский двор.

Впрочем, в балетных кругах были и есть люди, понимающие, что выдаваемые за творения Петипа балеты имеют отдаленное отношение к первоисточнику. Балет - дело тонкое. Оперная партитура при всех отличиях разных оркестровок все-таки предполагает внятно прописанный нотный текст. Другое дело танец, где разворот головы, положение рук и даже интенсивность па в доинформационный век никак не фиксировались. Традиционная передача "из ног в ноги" естественным путем меняла хореографию до неузнаваемости. Что уж говорить о редакциях более или менее образованных балетмейстеров, на свой вкус корректировавших классику. Положение дел не изменилось бы, если б в перестройку не случился прорыв - российские специалисты получили доступ к Театральной коллекции Гарвардского университета (The Harvard Theatre Collection).

Дело в том, что среди кинувшихся после революции врассыпную артистов Императорских театров был Николай Сергеев, помощник Мариуса Петипа, записавший в особой нотации многие его работы. После смерти хранителя его архив попал на аукционы и был приобретен Гарвардским университетом - понятно, что родине было не до него. Ларец открылся, к исторически достоверной ценности прибавился нормальный интерес публики. Гарвардский архив стал манком для реставраторов и гарантией интриги для публики. Первым преуспел Мариинский театр: и потому, что менеджмент там быстрее чувствует конъюнктуру, и потому, что пресловутая историческая справедливость рано или поздно торжествует - пропавшее с петербургской сцены должно было на нее вернуться. Дом Петипа всего лишь восстанавливал утраченное, дополняя представление о нем забытыми раритетами, - здесь искали афиши, разработки для машинистов сцены, эскизы костюмов и декораций.

В Москве на том же поле работает Юрий Бурлака, ныне художественный руководитель балетной труппы Большого театра. На его счету уже три реставрации в Большом, включающие капитального "Корсара" и недавнюю "Пахиту". Бурлака пользуется документами того же Гарвардского архива и, хотя отстаивает реставраторские ценности без жара петербургских коллег, имеет очень четкое представление о своих задачах. Желания Петербурга и Москвы уже легонько столкнулись на "Пробуждении Флоры" - ею Бурлака занимался камерно и автономно от мариинцев. Смелее, чем петербуржцы, он говорит о несовершенстве гарвардских записей и выводимых из них трактовок. Дальше соперничество-сотрудничество будет только усугубляться. С одной стороны, Большой театр и худрук его балета создали все условия для нынешнего успеха "Коппелии", поставленной в Москве петербуржцами. С другой - у Большого были и остаются амбиции на восстановление балетов ученика Мариуса Петипа - Александра Горского. Наследие этого "Петипа Большого театра" остается в запасниках и ждет своего часа. И все-таки, как бы ни сталкивались интересы, реставраторы работают на одну цель - сохранение подлинной классики, не замусоренной временем и пылом редакторов.

Труд их будет востребован. Какое-то время мы по инерции кивали на сложность постсоветской ситуации, когда в результате многолетней замкнутости оторвались от мирового развития и не смогли вырастить новых балетмейстеров, дающих театрам свежий репертуар. Но быстро обнаружилось, что и мировая ситуация ненамного лучше. Выражаясь модно, с бэкграундом там порядок, а вот с креативом тоже не густо. В мире танцуют свою более или менее каноническую классику ХIХ–ХХ веков и ждут новых хореографов уровня если не Мариуса Петипа и Августа Бурнонвиля, то Иржи Килиана и Уильяма Форсайта. На этом фоне при всех поправках на разность жанров страсть к балетной старине сродни моде на аутентизм в классической музыке, на винтаж в расхожей одежде, на бесконечную книжную серию "Повседневная жизнь", наконец, на исторические ролевые игры. Тяга к старине - объяснимая реакция на социальные проблемы, и классический балет в этом контексте выглядит идеальным способом эскапизма. Однако штучка из XIX века на музыку Делиба, в которой девушки мимируют и лукаво порхают на пуантах, а кордебалет выстукивает галицийские по французским представлениям мазурку и чардаш, выглядит много современнее подавляющего числа сегодняшних балетов. Вот в чем парадокс. Не иначе присутствующий в "Коппелии" бог времени Хронос что-то напутал в расчетах.

Лейла Гучмазова

Итоги.RU