В основе произведения заложен библейский сюжет о потопе. Столь грозно представленный в Священном Писании, он обретает новые смыслы в пьесе. Во времена всемирного потопа Бог велел собрать “каждой твари по паре” для продолжения рода, а всем остальным была предречена гибель. Но вот проблема, двое пингвинов не желают уезжать без их третьего друга. Но билетов на ковчег только два, перепродавать их нельзя, после потопа билеты не действительны, а провоз запрещенных вещей, вроде карт и третьего живого существа строго запрещен. И вот на таких переосмысленных библейских событиях разворачивается основной конфликт пьесы.
Но билетов на ковчег только два, перепродавать их нельзя, после потопа билеты не действительны, а провоз запрещенных вещей вроде карт и третьего живого существа строго запрещен.
Перед началом спектакля всем детям раздают небольшие ватные шарики, снежки, предварительно объяснив им, что на слово «Арктика» необходимо их кинуть на сцену. Ответственное задание – каждый держит комочек и с недоверием и интересом смотрит на сцену. Гаснет свет, три удара по барабанам, крик «Арктика». Десятки шариков летят на сцену. Музыка. Начинается действие. И благодаря такому приему маленький зритель полностью окунается в атмосферу условности и игры.
Действие происходит на грани современного джазового концерта и народного, зрелищного театра. Юный зритель настолько увлечен, что с удовольствием из зала дает свои комментарии, возмущается или несдержанно проявляет радость. Само по себе действие наивное, условное, не требующее исполнения конкретных повадок животных, так как у ребенка хорошее воображение и с ним можно договориться, что сейчас «Я пингвин». Но интересно то, что дети, соглашаясь на подобные правила игры, абсолютно отказываются потакать несправедливости, происходящей на сцене: «Ведь Бог не может быть в чемодане» или «что вы плачете, умерла не бабочка, а простой шарик» – этого зрителя не обманешь. И тогда актеры с радостью подхватывают настроение, и с большей энергией отдают ее обратно в зрительный зал, а не пытаются вести свою роль вопреки атмосфере в зале.
Все происходящее на сцене сопровождается живой музыкой и песнями, которые сочинил для этого спектакля сам режиссер Юрий Алесин. Важно, что это не фонограмма для детского утренника, а самостоятельные, живые песни в живом исполнение. Трубы озвучивают шум ветра, перкуссия имитирует шум дождя – так просто и так волшебно создается театральное действие. В подобном сочетании театра переживания и музыкальных номеров есть действительно что-то настоящее, глубоко театральное, что может послужить толчком к развитию творческой жилки в ребенке.
«Ведь бог не может быть в чемодане» или «Что вы плачете, умерла не бабочка, а простой шарик» – этого зрителя не обманешь.
При этом действие такое наивное и чувственное, а заложенные темы такие серьезные, что сам невольно начинаешь задавать вопросы: “А есть ли Бог, а если есть, то почему он никак не проявляет себя?”. Данные вопросы поставлены в пьесе и проиграны в спектакле таким образом, что не вызывают отторжения. Здесь тема религии не несет тяжеловесной морализаторской позиции, напротив, ребенку дают возможность размыслить вместе с главными героями. Пьеса дает право выбора юному зрителю. Режиссер чувствует тонкую грань между проповедью и игровой подачей, что создает на сцене целый мир богатых образов. Пьеса не дает ответов, а постановка не выносит правил, благодаря яркой форме и энергичной подаче нам дают возможность задуматься о самом главном в жизни. Кроме того, неизвестно, кто больше получает удовольствия: ребенок, который вовлечен в процесс, или родитель, который кроме процесса улавливает незамысловатую реакцию своего ребенка, и это поднимает действие над стереотипным мышлением о пошлом, второсортном «детском театре». Здесь его нет, а есть глубокое театральное действие и серьезнейший зритель, которого не проведешь глупыми шутками, и замысловатыми приемами.
Спектакль “У ковчега в восемь” проходит на сцене театра “Мастерская”