Театр одного убийцы

Михаил Трофименков об "Адской комедии" с Джоном Малковичем

Михаэль Штурмингер вынес в название своего разбавленного оперными ариями моноспектакля его жанр — адская комедия. Жанр идеально подходит Джону Малковичу, для которого пьеса и была написана. Универсальный актер-интеллектуал — один из лучших комиков мира, достаточно вспомнить "После прочтения сжечь" (2008) братьев Коэн. Но после ролей Вальмона в "Опасных связях" (1988) Стивена Фрирза и психопата-убийцы Митча Лири в триллере "На линии огня" (1993) Вольфганга Петерсена умнице Малковичу сопутствует декадентская, инфернальная аура. Его Джекил-Хайд, живописец Климт и режиссер Мурнау, снимающий в роли Носферату настоящего вампира, безусловно, великолепны, но явная обида на устоявшееся адское амплуа сквозит в голосе актера, когда он заявляет, что отлично сыграл бы Екатерину Великую. 

Ну и моноспектакль — идеальная форма для Малковича, обладателя одного из самых выразительных актерских голосов: по определению газеты The Guardian, тягучего, носового и слегка оргазмического. 


Штурмингер не сошел с проторенного пути: в его пьесе Малкович играет Джека Унтервегера (1950-1994), серийного убийцу, повесившегося в камере сразу после того, как он был приговорен к пожизненному — без права освобождения — сроку за убийство девяти проституток; еще два убийства присяжные сочли недоказанными, да и в отношении доказанных разделились в пропорции 6:2. 

На лице Штурмингера, как любого уважающего себя австрийского интеллектуала, будь то Михаэль Ханеке или Эльфрида Елинек, неизменно читается отвращение к Австрии, австрийцам и человечеству вообще. История Унтервегера — идеальное подтверждение такого отвращения. Сын безымянного джи-ай рос под опекой деда, по его словам, садиста и алкоголика. С отрочества мыкался по тюрьмам. Первую, 18-летнюю жертву задушил в 1974 году, за что получил первый пожизненный приговор, замененный на 25-летнее заключение с 15-летним испытательным сроком. 

Однако его история отличается от других подобных историй черным комизмом. Дело в том, что Унтервегера поднимали в Австрии на щит как идеальный пример исправления и интеграции преступника в общество. Написанные им в тюрьме рассказы, стихи и автобиография, на которой основана "Адская комедия", привлекли внимание литераторов во главе с будущим нобелевским лауреатом Елинек, они ходатайствовали за его освобождение. 

Унтервегера не только выпустили в мае 1990 года, но и взяли на работу в солидный журнал, по заданию которого он отправился в Калифорнию писать о криминальной ситуации и разнице отношения к проституции в Европе и Америке. Полиция Лос-Анджелеса всячески ему помогала, привлекала к участию в облавах. Между делом он задушил трех девиц в дополнение к шести убитым на родине до отъезда в командировку. Действительно, обхохочешься. 

Тема преступления и творчества, преступления как творчества и творчества как преступления бесконечно увлекательная, но похоже, что ложная. Никакие обобщения в этой области невозможны, каждый новый казус опровергает предыдущий. В истории Унтервегера замечательно как раз то, что писательское сообщество, очевидно, вдохновленное воспоминаниями о том, как Жан-Поль Сартр спас гениального вора — но не убийцу — Жана Жене, второй раз за десять лет наступило на одни и те же грабли. В 1981 году Норман Мейлер способствовал и радовался освобождению убийцы-писателя Джека Эббота (1944-2002), вступившего с ним в переписку под впечатлением от книги живого классика "Песнь палача". Через шесть недель после выхода на волю Эббот прикончил после случайного конфликта в придорожном кафе 22-летнего парня, по иронии судьбы начинающего актера и драматурга. Как и Унтервегер, Эббот повесился в тюрьме, но не сразу, а отбыв за решеткой 21 год. 

Вот кого бы Малкович сыграл упоительно, так это обобщенное "писательское сообщество", вынужденное, как шеф ЦРУ в финале "После прочтения сжечь", задаться вопросом: "Что это мы такое сделали?"

Михаил Трофименков

Коммерсантъ
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе