Реалист

 Евгений Писарев: «Не планировал я стать худруком. Знал бы, что так судьба распорядится, вместо того чтобы роли играть и спектакли ставить, выпивал бы с банкирами и власть имущими, знакомился, дружил»
 
 Евгений Писарев, самый молодой в Москве руководитель театра, выпускает на этой неделе комедию Шекспира «Много шума из ничего» — первую премьеру в новой для себя должности. Его спектакли на сцене МХТ и вверенного ему теперь Пушкинского пользуются успехом у зрителей. «Одолжите тенора!», «Конек-Горбунок», «Примадонны» идут с неизменным аншлагом. Главным режиссером, как известно, не рождаются, им становятся. О первых шагах на этом пути и пойдет речь.

 — Не могу не начать с вопроса щепетильного. Почему вы столь скоропалительно дали согласие возглавить труппу Московского театра имени А. С. Пушкина? Ведь и девяти дней не прошло со смерти Романа Козака.

 — Печально оправдываться. Соглашаясь, я был уверен, что в тяжелую минуту подставляю плечо родному для меня театру. И, конечно, не ожидал огласки. Но московский департамент культуры повел себя некорректно, сообщив о назначении прессе. Отступать было некуда. Скажу более, в мои планы ни творчески, ни житейски не входило становиться худруком. И никакого другого предложения я бы не принял. Но здесь так много родных мне людей. Однокурсники, с которыми я учился у Юрия Ивановича Еремина, ученики, которым я преподавал на курсе Козака, партнеры по сцене. Я с большим трудом уходил отсюда в МХТ.

 — Труднее или легче руководить театром, где тебя знают?

 — Все плюсы в этой ситуации одновременно оказываются минусами. Несомненно, гораздо проще руководить людьми, с которыми тебя не связывают давнишние взаимоотношения.

 — Без отчества обращаются?

 — И того хуже — Женюля. Как с таким именем заставлять людей действительно работать и существовать адекватно сегодняшнему времени?

 — На ваш взгляд, существуют какие-то традиции, определяющие лицо Пушкинского театра?

 — Они скорее определяют внутреннюю жизнь, чем художественную. Я бы сказал, не театр — дом, а домашний театр. Когда я сюда из МХТ приходил, то будто из мегаполиса в райцентр приезжал. Люди здесь теплее, добрее. Не интригуют, как там, где есть за что бороться. А вот художественными традициями скорее прикрываются, что мешает двигаться вперед, преодолевать страх перед новым. Козак очень много сделал, чтобы этот страх побороть. К театру стали относиться гораздо серьезнее, он попал в поле зрения критиков, билеты начали хорошо покупаться, а пополнилась труппа тремя поколениями молодых артистов. Они на сегодня и есть основной костяк. И им предстоит определить лицо театра, его будущее.

 — И потому для первой постановки вы выбрали «Много шума из ничего» Шекспира. Пьесу, которую очень часто используют для демонстрации мышечной и сексуальной энергии начинающих артистов.

 — Меня увлекла современность этой комедии. А если точнее — то, как неожиданно она оборачивается драмой. Действие спектакля я перенес в наши дни, причем без всякого насилия над текстом, приблизив к сегодняшним ритмам. Все комедии Барда заканчиваются веселыми свадьбами, а эта начинается с высокой головокружительной ноты. Закончилась война, мужчины и женщины дождались друг друга и закружились в беззаботном карнавальном вихре. И вдруг слом, начинают открываться потаенные стороны души персонажей. Меняется их мироощущение, а значит, и жанр. Они начинают открывать для себя мир, и он оказывается совсем не таким радужным. Герои взрослеют на наших глазах. Мне видится в пьесе очень, по-моему, важная и актуальная тема — преодоление инфантилизма.

 — Вы не раз повторяли, что вам чуждо депрессивное искусство, так называемая чернуха.

 — Уточню. Как зрителю оно мне интересно. Я с большим любопытством смотрел сериал «Школа», например. Люблю спектакли Кирилла Серебренникова, мы с ним дружим еще со времен «Откровенных полароидных снимков». Именно после встречи с Кириллом я начал профессионально заниматься режиссурой. И с тех пор существую в постоянном диалоге с ним, чего он, возможно, даже не замечает. Он в «Трехгрошовой опере» демонстрирует, что все люди ужасны и тебя в любой момент могут предать самые близкие. А я одновременно выпускаю «Пиквикский клуб», где даже в самом плохом человеке стараюсь пробудить хорошее. И в пылу никому не видимой полемики, может быть, делаю свои спектакли несколько слаще, чем следовало бы. Я как-то посмотрел подряд свои спектакли и подумал — у моего зрителя уже диабет, а я ему опять и опять пирожные предлагаю.

 — Зато начиная с «Одолжите тенора!» за вами закреплено звание коммерчески успешного режиссера, не опускающегося до плинтуса.

 — По прошествии времени моей визитной карточкой стал «Конек-Горбунок». Пока все мои попытки сойти с этой «розовой» дорожки были безуспешны, мол, ты это умеешь делать лучше других, вот и делай. Однако, как пела одна знаменитая артистка, смешить мне вас с годами все трудней. Со временем я стал понимать, почему комики в жизни часто очень мрачные люди.

 — Теперь открылась возможность самому определять свой выбор, направление движения.

 — Зато теперь я потерял право на ошибку. У меня появилась ответственность за зрительный зал в центре Москвы на 850 мест. Для сравнения: на Бронной — 580, в Театре Станиславского — 450. Я ведь первый спектакль выпускаю только в апреле, потому что денег не было. Поизрасходовались на эксперимент. Существовать в таком режиме очень сложно. Я прихожу на репетицию, мне хочется что-то попробовать, и порой впадаю в ступор: этого не поймут, это не сработает — стрелять-то нужно наверняка. В филиале можно рисковать. И я уже веду активные переговоры с режиссерами-выпускниками. А на большой сцене только в случае, если принесете в театр деньги, дорогие коллеги.

 — Вы сами не добытчик?

 — Ни жилки деловой у меня нет, ни связей соответствующих. Повторюсь, не планировал я стать худруком. Знал бы, что так судьба распорядится, вместо того чтобы роли играть и спектакли ставить, выпивал бы с банкирами и власть имущими, знакомился, дружил. А так приду я денежки клянчить, и, к примеру, Армен Борисович Джигарханян туда же. Кому дадут? Не мне же.

 — Дадут Сан Санычу. Калягину.

 — Само собой. И дело не в художественных достоинствах спектаклей, перспективах, труппе. Надо было в свое время работать на лицо. А я был недоартист какой-то. Ну не интересовало меня, узнают ли на улице, тычут ли пальцем, шепчутся ли девушки за спиной. Теперь приходится наверстывать. Таскаюсь на телепередачи, участвую в ток-шоу. Раньше отказывался. Теперь положение обязывает. Наращиваю медийное лицо.

 — Тогда самое время спросить, не по этой ли причине подписали так называемое письмо 55. Стратегия худрука? Вы же, если мне память не изменяет, никогда ни в каких гражданских акциях не участвовали.

 — И не хотел бы участвовать впредь. Я подписывался под тем, что суд должен быть независимым, свободным от любого давления извне и честным. Вы по-человечески с этим согласны? Или нет? Я понятия не имел, кто подписал это письмо, кроме меня. Мне крайне неприятно, что неожиданно для себя я оказался в ситуации политической игры, в которой не собирался участвовать и правил которой я не знаю и знать не хочу. Я — режиссер и художественный руководитель большого государственного театра. Я люблю театр, и в некотором смысле он все, что у меня есть. Наверное, в этом проявляется моя, если хотите, политическая ограниченность.

 — Допустим. Вернемся к вашей профессиональной карьере. У кого учились режиссуре? Ведь по образованию вы актер.

 — Мой первый и главный учитель — Юрий Иванович Еремин. Я очень боюсь приглашать его на спектакли. А потом, как на Западе, школой становится ассистирование мэтру. Я прошел ее у Деклана Доннеллана. И он стал моим старшим другом, советчиком. Научил не столько профессии, сколько способу существования в ней. Именно он помог мне понять, что режиссура — это не профессия, а сама твоя жизнь. Выбирая автора, героев, артистов, ты по меньшей мере на полгода выбираешь себе попутчиков, друзей. И надо, чтобы вместе с ними тебе было хорошо. Когда-то я очень хотел поставить «Село Степанчиково», даже инсценировку заказал. А потом посмотрел доннеллановскими глазами и понял, что не смогу полгода находиться в мире этого кошмара, рука об руку с монстрами. Нет, мне приятнее с мистером Пиквиком или Иванушкой-дурачком.

 — С шекспировскими героями вы вот-вот расстанетесь. Кто будут следующие попутчики?

 — Скорее всего персонажи «Великой магии» Эдуардо де Филиппо. А значит, и известные мастера нашего театра.

 — Не самая веселая пьеска...

 — Но она про стойкость, про борьбу со смертью, про поиски выхода. Про то, что, только создав иллюзию другой жизни, ты можешь идти дальше. Нас возвышающий обман. А разве Театр с большой буквы не предназначен быть как раз таким — великой иллюзией?
 
Мария Седых

Итоги.RU

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе