Полное затмение

«Гроза». А. Н. Островский.
Театр драмы им. Федора Волкова (Ярославль).
Режиссер Денис Азаров, художник Екатерина Джагарова.

Главный герой ярославской «Грозы» — это пространство. Оно огромно и бесчеловечно к людям. Его приходится преодолевать — кому-то мучительно, как Марфе Кабановой с ее калеченой негнущейся ногой, кому-то, как Глаше, торопливым, но почти строевым шагом — строго по прямым линиям.

Сценографическое решение Екатерины Джагаровой — тот самый случай, когда пространство строго организует время, замедляет его ход до полной остановки.

Огромный мост — проржавленная металлоконструкция — навис над иссохшим руслом реки, как скелет доисторического животного. Внизу — только ломаное крошево бывшего бетонного парапета. Реки больше нет: на крючок сброшенной с моста удочки местные гопники нанизывают сушеную воблу (что-то подсказывает, что это решение обусловлено реальной экспедицией по запустелым волжским городам, в которую ездила постановочная команда спектакля).

Воздух будто застыл. Все ждут грозы, дождя, а вместо этого — мутная морось, и калиновцы напрасно раскрывают свои зонты.

Музыка — важная часть спектакля (композитор Денис Хоров). «Похоронный» квартет духовых — туба, тромбон, труба и баян — то зовет куда-то на волю, то, внезапно осипнув, как от плача, царапает слух, пронизывает пространство страшным скрежетом — словно вот-вот рухнут ржавые опоры никому не нужного, никого и ничего не соединяющего моста.

На женщинах темные платья с монашескими накидками-капюшонами. Готическим призраком шастает вездесущая Сумасшедшая барыня с белесыми глазами (Ирина Сидорова), хихикает зловеще.

Темное царство — нигде и разом везде. И в атмосфере, бессолнечной, ржаво-коричневой, и в умах и головах калиновцев. Агрессия в отношении других если есть, то она — прямое следствие подавления своей воли, своих желаний. И первым номером идет Марфа Игнатьевна Кабанова — Александра Чилин-Гири — молодая еще женщина со злыми и страстными глазами. Персонаж вроде бунюэлевской Виридианы. Существование Кабановой вслух рассчитано прислугой Глашей от дозы до дозы. Но только все-равно срывается Марфа Игнатьевна, обрушивается возле заветного ящика и глотает жадно горстями обезболивающее. И страшно кричит верная Глаша, обнаруживая пустой пузырек.

Марфа тоже когда-то хотела полететь, но упала, разбилась, да неудачно, не на смерть — отсюда костяная нога. С кем? Да вот хотя бы с Диким (Сергей Цепов). С ним она встречается во время долгих-долгих переходов по мосткам вглубь сцены, проложенным через местную топь, — и медлит, не может пройти, поправляет ворот рубашки, льнет к нему — высокому, непроницаемому и застылому как памятник. Льнет, наверное, слишком подробно. Хватило бы легкого намека на ту давнюю драму.


А. Чилин-Гири (Марфа Кабанова).
Фото — Т. Кучарина.


Потому с такой злой радостью кричит Марфа Игнатьевна, узнавая про Катеринину измену. Не одна она оступилась, не одной ей тащить теперь груз вины и неизжитых желаний.

Тихон Руслана Халюзова — увалень, похожий на младенца-переростка, нерефлексивный, незрелый, по наущению матери торопливо дает наставления жене, как двоечник, наконец-то вызубривший урок, и по-детски радуется любой возможности улизнуть. Когда он узнает об измене Кати, срабатывает психология отказа. Тихон пробует было подойти к жене, но отступает раз за разом, уворачивается от неприятного знания и только расчесывает, как от нестерпимого зуда, коротко стриженную голову.

Катерина Анны Ткачевой — не героиня, скорее жертва. Не смелая, а импульсивная, болезненно страстная. Непонятно, что внутри, только горят на исхудалом лице страдальческие, византийского разреза глаза. Такой надо к кому-то лепиться, припадать, обвивать, как растению вьюну. А приходится, наоборот, тащить на себе обмякшее тело Тихона с попойки у Дикого. Стихийность, витальный порыв, жажда жизни, но робкая, как у чахлого городского растения — самое важное в этой Катерине. Мотив выбора, волевого поступка снят (проглатывается, заглушается музыкой монолог с ключом), потому что Катерина, насквозь стихийная, не знает, что с ней произойдет в следующий момент. Вот только накинулась на Бориса и бьет его, а спустя секунды уже целует жадно, срывает рубашку…


Сцена из спектакля.
Фото — Т. Кучарина.
Катерине здесь дан танец — отсылающий куда-то к эпохе модерна, к растительным орнаментальным танцам Лой Фуллер, — но он, увы, здесь лишний, не вырастает из природы актрисы.

Одним словом, хорошо в Калинове разве что агрессивной местной пацанве да ушлой страннице Феклуше (Елена Шевчук), тырящей пятирублевки по хозяйским комодам. Она здесь вместо телевизора — несет, распространяет в неокрепших умах фейковые новости из басурманских стран. Их дуэт с Глашей про «неправых судей в странах неправедных» — самый социально заряженный. «Говорят, такие страны есть, милая девушка, где и царей-то нет православных», — напевает странница. И Глаша (Евгения Родина), только что, как заяц, навострившая уши, в праведном ужасе роняет чемодан.

Тщедушный гопник Кудряш (Илья Варанкин), которому здесь дан целый аттракцион с семечками, неожиданно брутален, деловит и, безусловно, выйдет в новые Дикие. И смелая Варвара Виктории Мирошниковой с ее прямыми желаниями — с ним. Хорошо непротиворечивым, цепким до жизни.

Крупные планы спектакля перемежаются константными «панорамами» калиновской жизни. Все так же на переднем плане диссидентствующий Кулигин (Владимир Майзингер), замечтавшийся за стаканом мутноватого пива, раз за разом прогуливаются парни «с района», раз за разом строевым шагом расчерчивает пространство Глаша, раз за разом маленькие человечки в глубине сцены, «съеденные» пространством, пьют то чай, то водку…


Сцена из спектакля.
Фото — Т. Кучарина.
Все застыло, грозу ждут, с готовностью раскрывая ненужные зонты, а она все не приходит.

Безусловно эффектный финал спектакля воздействует в первую очередь сенсуально. Прыжка в Волгу нет — любая волевая протестная акция в этой художественной системе координат невозможна, да и органика актрисы противится сознательному волеизъявлению. Вместо этого испарина выступит на всем полуобнаженном теле Катерины, она задрожит-завибрирует всем телом все сильнее и сильнее — словно гроза придет изнутри. Словно не небо, а сама Катерина разродится этой грозой, этим золотым и блестящим ливнем, который хлынет резко и внезапно. А потом Катерина упадет — так же резко и внезапно, и крупные капли дождя будут разбиваться о ее тело…

Смерть подана, как облегчение, какое испытываешь после томительно долгого душного дня. Но только для Катерины. Пространство растворяет что понурую спину Тихона, что деловитую поступь Глаши, с самоваром в руках равнодушно переступающей через Катеринино тело.

Спектакль Азарова точно передает атмосферу безвременья, бессобытийности, всеобщей энтропии и затаенной подавленности, но проигрывает там, где хочется сведения отдельных его «мотивов» и тем. Но странно: некоторая аморфность режиссерского замысла работает, выявляя каждый раз разные зрительские «проекции», индивидуально внутреннюю озабоченность тем «темным царством», которое в каждом из нас. А кто его не чувствует — тот Кудряш


Автор
Татьяна Джурова
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе