Одиночество в Париже

Спектакль Дмитрия Крымова и русская эмиграция


Если смотреть спектакль «В Париже» Дмитрия Крымова, то, несомненно, лучшего места, чем сам город Париж, для просмотра нет. Но и в других городах, например, в Тель-Авиве, куда с 17 по 23 ноября спектакль приехал с гастролями, постановка звучит не менее убедительно. Она, хотя и идет по-русски, собирает полные залы, ведь в главной роли у Крымова играет Михаил Барышников.


Структура постановки сложна, скомпонована из элементов пантомимы, пения, танца, кинематографа и диалога, но при этом близко следует тексту одноименного рассказа Ивана Бунина, написанного в 1940 году. Текст этот то проецировался на стены и пол сцены, то декламировался вслух, то читался нараспев, как Священное Писание, то исполнялся, как оперная ария. Само же бунинское повествование в отличие от спектакля минималистично и сдержанно.


Действие происходит в Париже, и рассказ полон названий парижских улиц, станций метро, ресторанов, магазинов. События развиваются с жестокой скоростью: осенним дождливым вечером немолодой одинокий эмигрант, бывший генерал, а теперь писатель (его как раз играет Барышников) знакомится в русском ресторанчике с молодой женщиной по имени Ольга Александровна (ее играет Анна Синякина), тоже белой эмигранткой, работающей в этом ресторане официанткой. Через три дня они проводят вместе вечер, едут к генералу домой в маленькую парижскую квартирку, Ольга Александровна остается ночевать, еще через три дня переезжает совсем. Но любовь их и счастье недолговечны: весной генерал умирает в парижском метро от разрыва сердца.


Это рассказ о темной безысходности эмигрантского одиночества, где есть город с нарядными улицами, площадями, несущимися такси и толпой в метро, но город этот для эмигранта безлюден. «Ночью в дождь страшная тоска. Раскроешь окно – ни души нигде, совсем мертвый город», – говорит героиня. Одиночество это не столько экзистенциальное, сколько результат исторических событий: революции, войны, железных правил новых границ. Герои томятся по России своего прошлого, и даже меню русского ресторана – борщ, биточки, селедка с картошкой – звучит для них как музыка далекого бала.


В своей постановке Крымову как раз и удалось передать эту тоску бунинских героев по дореволюционной России. Передал Крымов и чувство одиночества и отчужденности от окружающей жизни. Меню ресторана, где теперь работает повар, некогда служивший у великого князя, исполняется, как оперная ария. Сцена кроме ее центральной части окружена темнотой. Герои печальны, неловки и нерешительны. А то, что старого генерала играет с прелестной элегантностью Барышников, сам эмигрант, не имевший многие годы возможности вернуться в Россию, придает пьесе особую остроту.


В спектакле нет сентиментальных любовных сцен, но зато есть ностальгия по ставшему таинственным прошлому – времени элегантных белогвардейцев, старинных автомобилей, деликатных манер, обращений друг к другу на «вы». Большую роль в постановке играют старые фотографии с дамами в сложных шляпах и длинных платьях, прелестными девушками в гимназических формах, детьми в матросских костюмчиках, усатыми генералами при царских орденах. Старые фотографии не только являются частью декораций, но и украшают фойе театра.


Спектакль этот путешествует по разным городам, но мне как раз посчастливилось посмотреть его в Париже, в театре Шайо. Закончился он не поздно, день еще не успел превратиться в вечер, и на площади Трокадеро было оживленно. Густое движение машин, беззаботные толпы туристов, включая группы русских под предводительством громкоголосых гидов, лоточки с вафлями и блинчиками. Вышедшему из темного зала зрителю не могло не показаться, что со времен Бунина мир посветлел и изменился. Но так ли это?


Прямо из театра я направилась в другую часть Парижа, где меня ждали в гости три женщины, русскоязычные эмигрантки. И хотя эта часть Парижа недалеко от центра, бульвары обсажены деревьями, а на всех углах кафе и магазинчики, боковые улицы темны, а в домах живут, тесно скучившись, беженцы всех мастей. Добравшись до нужного дома, я обнаружила, что не знаю кода подъезда, и закричала с улицы, как дворовая девчонка. Раскрылись окна, и дом повысовывал свои арабские, турецкие и африканские головы, включая неприветливую консьержку-арапку, которая и открыла мне дверь.


На шестом этаже без лифта, в малюсенькой комнате, куда с трудом влезает кровать и столик и где обед готовят на плитке, а белье сушат тут же на веревке, меня ждала компания. Столик украшали все тот же эмигрантский борщ, картошечка и селедка. А три подруги – Людмила, Тамара и Луиза – были просто современными Ольгами Александровнами, борющимися за существование в безразличном к их судьбе мире, работающими кто в магазине, кто в ресторане, кто уборщицей и сиделкой. И так же, как и герои Бунина, эти женщины были выброшены на берег Франции мутными волнами политических перемен: Луиза бежала из докрасна накаленной точки Кавказа, Тамара приехала с Украины, где не могла найти работу и прокормить семью, а Люда приехала из Казахстана, где потеряла и жилье, и работу. «Мы тут все работаем, но радости в нашей жизни нет. Да мы ее уже и не ищем». Согласно переписи населения 2008 года, во Франции сейчас живут 115 тыс. русских, но диаспора русскоговорящих постоянно увеличивается. Особенно растет число беженцев из Чечни, их во Франции не менее 13 тыс.


Возвращаясь к пьесе Крымова, можно сказать, что ностальгия по парижскому белоэмигрантскому прошлому – предмет роскоши, поэтический самообман, потому что прошлое никуда пока не уходит. Оно продолжает повторяться и жить с нами рука об руку все в тех же теневых кварталах Парижа, на тех же малоосвещенных улицах, все в тех же заскорузлых отельчиках, что и во времена Бунина и его героев.


Бродски-Кротти, Париж


Независимая газета


Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе