Сцена раздела королевства — советское застолье средней руки с оливье, винегретом, солеными огурцами, где мадера для особо манерных дамочек, а для большинства водяра. Лир читает медицинский справочник с подробным описанием механизма раковых заболеваний. У него, понятное дело, рак, отчего и заварилась вся эта каша с отречением. Он раскладывает по тарелкам бутафорских красных раков — в микрофон объявляют, что «сцена символически показывает, как высшее руководство страны пожирает ее, как раковая опухоль». Гонерилья с ненавистью вытаскивает забравшегося в трусы рака, а Лир, в гневе покидая непочтительную дочь, с криком «едем!» сваливает раков в чемодан — ага, значит, теперь они символизируют рыцарскую свиту.
Тут вообще все что-нибудь да символизирует. Это так называемый авторский театр, вольное режиссерское сочинение на заданные самому себе темы. Программка так и пишет: «Текст «Короля Лира» используется в переводе Михаила Кузмина». Также используются тексты Ницше, Варлама Шаламова, Маршака, Пауля Целана и Апокалипсиса. Все это сдобрено веселым партийно-номенклатурным матерком. «Говорил, б, учите языки, а то сидим как м...» — так Лир комментирует трудности коммуникации с королем французским (здесь он называется «г-н Заратустра, посол Европы в нашей стране»).
Идея транспонировать хрестоматийную историю в сталинский Кремль понятна — не в короне же и доспехах в самом деле сейчас представлять «Короля Лира». Однако, скажем, когда Евгений Шварц пишет про то же самое как бы сказку «Дракон» — он совершает акт претворения жизни в художественное произведение. А когда Константин Богомолов переименовывает герцога Альбани в Георгия Максимилиановича — такая мыслишка представляется несколько прямолинейной, а оттого не шибко глубокой.
Но в конце концов не знаю как вы, а я в театр не за идеями хожу (Ницше ведь и дома можно почитать), а за собственно театром, его веществом, материей. Материя театра возникает только в актерах и через них, и если она в них не возникает, не помогут никакие режиссерские изобретения, сценографические кунштюки (впрочем, Лариса Ломакина ограничилась двумя охристыми стенами, уходящими вглубь углом, упирающимся в металлическую дверь лифта) и даже Маршак с апостолом Иоанном. Кастинг спектакля предопределен выбором исполнителя заглавной роли. Лира играет Роза Хайруллина. Соответственно женщинам отданы все остальные мужские роли, мужчинам — женские. Что это дает? По-моему, ничего не дает, кроме остранения наизусть знакомого текста. Но это мне наизусть, не поручусь, что вся публика, наполнившая зальчик «Приюта комедианта», репертуар которого годами составляется из гораздо более легкомысленной драматургии, так уж точно знает, что у Лира вышло с дочками. А сюжет рассказан весьма прихотливо: например, Заратустра (Татьяна Бондарева), женившись на Корделии (Павел Чинарев), вступает с ней в ницшевский диалог про мужское и женское, каковые препирательства кончаются расстрелом из пистолета перитонеальной (той, что прикрывают трусы) области Корделии спереди и сзади. Потом Эдмонд (Алена Старостина) будет делать минет Корнуэллу (Дарья Мороз), отсасывая дуло все того же пистолета. Ладно, я не против, это в логике характера мерзавца Эдмонда, но метафора-то уж больно тривиальная Актрисы играют напряженно, местами кажется, что брутальностью тона пытаются закамуфлировать внутреннюю неловкость. Актеры (Александр Кудренко — Гонерилья, Антон Мошечков — Регана), как почти всегда, когда М на сцене изображают Ж, работают в лучшем случае на уровне Comedy Club, в худшем — «Кривого зеркала».
Наконец, Хайруллина. Феноменальная, поразительная актриса! Ей не нужно педалировать мужское, вообще ничего не нужно специально показывать. В каждом ее проявлении, в каждой сценической секунде есть та точность, найденность, единственность, что заставляют следить только за ней, приковывают восхищенный взгляд. Она — как еще Мейерхольд заповедал — не переживает эмоцию, но создает ее выразительнейший пластический образ. Вот Заратустра говорит по-русски, а Лир кобенится: мол, не понимаю языка, — и это прямо-таки образ злого самодурства. Лира сажают в психушку — тут образ горестного погружения в себя. Необыкновенный талант и мудрость актрисы придают глубину и объем умозрительной конструкции Богомолова, за которую без Хайруллиной я бы дал не больше, чем стоит бойкий скетч на скоропортящуюся злобу дня.
Дмитрий Циликин
Московские новости