«Месяц в деревне» в БДТ

Анатолий Праудин вдохнул жизнь в старую пьесу Тургенева

Вода и камень, стихи и проза, лед и пламень не столь различны меж собой, как И.С. Тургенев и А.А. Праудин. Однако они сошлись, причем ничуть не насильственно: в ответ на предложение театра поставить что-нибудь из русской классики Праудин сам выбрал Тургенева. Спектакль показал, что такой выбор вполне объясним.

Знавал я одну о-о-очень пожилую тургеневедку, которая весь свой век занималась «Ивансергеичем». Однажды не смог удержаться от вопроса, как она относится к Кармазинову в «Бесах» — знаменитому, убийственно остроумному шаржу Достоевского на Тургенева. Глаза тургеневедки сверкнули: «Достоевский, конечно, великий писатель, но я его не люблю!» А я как раз не люблю Тургенева. И Кармазинов кажется мне не гиперболой, но адекватным портретом автора костюмированных и высокочувствительных романов, да и «Месяца в деревне» тоже.


 Вообразите, человек один, говорит сам с собой:

Ракитин. Что с ней? Что значит эта внутренняя тревога, эта едкость речи? Не начинаю ли я надоедать ей? Гм. (Садится.) Я никогда себя не обманывал; я очень хорошо знаю, как она меня любит; но я надеялся, что это спокойное чувство со временем… Я надеялся! Разве я вправе, разве я смею надеяться? Признаюсь, мое положение довольно смешно… почти презрительно. (Помолчав.) Ну, к чему такие слова? Она честная женщина, а я не ловелас. (С горькой усмешкой.) К сожалению. (Быстро поднимаясь.) Ну, полно! Вон весь этот вздор из головы! (Прохаживаясь.) Какой сегодня прекрасный день! (Помолчав.) Как она ловко уязвила меня… Мои «изысканно-счастливые» выражения… Она очень умна, особенно когда не в духе... 

И так пять актов! 

Автор сам признавал, что пьеса его не для сцены, а для чтения. Современники, соглашаясь с ним, отмечали высокие литературные достоинства «Месяца в деревне», хотя я лично в ум не возьму, где эти самые достоинства: первейшее умение литератора — дать каждому герою свой голос, а в произведении Тургенева все изъясняются одинаковыми безжизненными высокопарностями.


 Однако из этого сухого материала не раз удавалось выжать живой сок. Как, к примеру, играла Марья Савина, я, разумеется, знать не могу, но вот легендарный «Месяц в деревне» Анатолия Эфроса видел — и даже 32 года спустя забыть нельзя, как Ольга Яковлева в финале, стоя у портала с бумажным змеем в руках, пока с грохотом разбирали декорацию, буквально умирала на наших глазах. В пьесе Ракитин спрашивает: «Вы, может быть, еще воображаете, что любовь высшее благо на земле?» Для героини Яковлевой так оно и было, без этого блага жить становилось нельзя. Эфрос под грудами и ворохами пыльных надушенных слов откопал правду и плоть человеческих взаимоотношений, невыдуманную любовь, настоящее страдание.

Замужняя барыня Наталья Петровна Ислаева, 29 лет, влюбляется в учителя собственного сына, студента Беляева 21 года, и ревнует его к своей воспитаннице Верочке 17 лет. Тем временем влюбленный в Наталью Петровну друг дома, процитированный выше Ракитин 30 лет (о, эта идиотически настырная точность обозначения возрастов: почему даже эпизодической старухе мамаше именно 58 лет, а немцу-гувернеру 45? А если б им было 59 и 46 — что бы изменилось?), все эти коллизии интенсивно переживает. Так вот, у гениального Эфроса все эти персонажи непостижимым образом делались живыми людьми, и в кульминационные минуты горло, неудобно писать, сжималось… Праудин, собственно, сделал то же самое. Не сравниваю, разумеется, масштабы дарований и значимость художественного результата. Но подход и метод — те же.


 Превосходный петербургский художник Александр Орлов соорудил на сцене наклонный помост и светлый пустой задник. На его фоне, ежели свет на сцене убрать, люди становятся графическими силуэтами. В глубине — куча невесомой пеньки (ее в особо драматический момент понесет ветром). Та же пенька свисает со штанкета, который, опускаясь, ограничивает на авансцене пространство для всяких интимностей. Режиссер при этом ничуть не следует модному некогда обычаю, рецидивы которого случаются и по сей день, помещать действие какой-нибудь классической пьесы в сумасшедший, публичный, мертвый или детский и т. д. дом. Ирина Чередникова одела дам в стильные кринолины (всех, кроме Верочки; она в полудетском платьице), мужчин — в сюртуки, и дело происходит, как и назначено автором, в имении Ислаевых в начале 40-х годов позапрошлого века. Впрочем, над временем Праудин подшучивает: слуга Матвей периодически покушается на какое-нибудь наличное деревянное изделие то с электродрелью, то с бензопилой. А помещик Ислаев выезжает на стилизованном тракторе. Но эти шутки-анахронизмы, веселя, не царапают, потому что никто не играет «тургеневских девушек» из школьной программы, но и не делает их какими-нибудь готами и эмо (что легко представить у менее умного и талантливого, но более нахального режиссера). Праудин не раскрашивает старую пьесу. Он ее оживляет и одушевляет.


 Вот, к примеру, большой диалог Беляева и Верочки, в котором они бесконечно нанизывают всякие сентиментальные сусальности. На авансцене гимнастический конь. И Беляев (прекрасно тренированный Руслан Барабанов), произнося свои реплики, поигрывает на нем мускулами то так, то эдак. Пружинно с него спрыгивает. Пространство между героями буквально набухает либидо — тот, кто не в курсе сюжета, после такой сцены непременно задастся вопросом: когда спать-то друг с другом начнут? 

Среди реквизитных анахронизмов — современные яркий пластиковый мяч и скакалка. Верочка, когда ей надо припечатать Наталью Петровну (все теми же с трудом произносимыми фразами: «Я женщина с сегодняшнего дня… Я такая же женщина, как вы… Я для вас соперница»), прыгает, будто со скакалкой, выкрикивая эти реплики. А сама Наталья Петровна (Александра Куликова), распираемая чувствами к Беляеву, тоже прыгает, держа скакалку в руках. Ракитин (Василий Реутов) в приступе отчаянья и злости хлещет скакалкой воздух. Повысить градус диалогов, положив их на экспрессивное физическое действие, — прием не новый. Но часто он лишь внешне оживляет действие. А Праудин выращивает свой театральный текст из текста авторского и в то же время от него отталкивается. И жантильный Тургенев начинает явственно попахивать Достоевским.


 Сравнивать не всегда уместно, однако в данном случае театр сам спровоцировал. Предыдущая премьера БДТ — «Дон Карлос» в постановке Темура Чхеидзе — и нынешний «Месяц в деревне», по сути, продемонстрировали два подхода к классике: можно жевать ее всухомятку, а можно все же полить живой водой. 



OpenSpace.RU
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе