Меньше блёсток – больше смысла

В Петербурге в девятый раз прошел фестиваль театрального искусства для детей "Арлекин"


В Петербурге в девятый раз прошел фестиваль и конкурс на соискание российской национальной премии в области театрального искусства для детей «Арлекин». Лучшим спектаклем признана постановка Андрея Могучего «Счастье» в Александринском театре.



Оставим без комментариев решение жюри, продублировавшего вердикт своих коллег из «Золотой маски». «Счастье» - безусловно, получил свою награду заслуженно. Но волею судьбы в этом году автор этих строк впервые оказалась в экспертном совете «Арлекина», а потому у нее сложился особый взгляд на конкурсную программу.


Всего экспертам предстояло отсмотреть более шестидесяти дисков с записями спектаклей. Большинство из них вызывали, мягко говоря, недоумение. Почему музыкальным оформлением «Снежной королевы» служат песни групп «Ласковый май» и «Дискотека «Авария»? Зачем для постановки «Мухи-Цокотухи» был сочинен новый – бездарный – текст вместо строк, написанных Чуковским? Отчего Золушка так агрессивна? Действительно ли необходимо, чтобы в сказке про Али-Бабу на сцене постоянно извивались полуголые женщины? Почему в репликах Лисы так очевидно сквозит сексуальный подтекст? И почему авторы спектаклей для детей так любят плохую громкую музыку, блики стробоскопа, кричащие наряды и отсутствие смысла? Дети готовы на равных участвовать в любой предложенной им игре. Поэтому во время бессмысленной возни на сцене в зале возникает радостное возбуждение: юные зрители кричат, хохочут, болтают и кидаются фантиками. Спектакль им, конечно, нравится: «самому строгому зрителю», по большому счету, нравится все. Только реагирует он на постановки по-разному и духовный «багаж» с каждого спектакля тоже уносит разный.


На спектакле «Привет, Рэй!» (на «Арлекине» - «Лучшая работа режиссера», спец.приз жюри «За художественную целостность решения спектакля и актерский ансамбль», спец.приз театральных журналистов и критиков) Самарского театра юного зрителя «СамАрт» маленькие зрители не веселятся до упаду. Их не забавляет зажигательная музыка и не ослепляют световые эффекты. Дети сидят, тесно прижавшись друг к другу на расстоянии вытянутой руки от актрис. Актрисы - отнюдь не Снегурочки, Принцессы или Царь-девицы. Так, две немолодые тетеньки: одна в панамке, очках и пушистой телогрейке (Ольга Агапова), другая – в темных шляпке и пальто (Маргарита Шилова). Для начала буднично включают на сцене радиоприемник – по нему как раз передают последние новости о процессе по делу жительницы Брянска, задавившей на своем автомобиле ребенка. Таким шокирующим приемом юным зрителям дают понять, что никакой скидки на возраст здесь не делают. Действительно: позже в спектакле будет рассказана притча о посаженном в клетку птенчике, которого отравила собственная мать-птица, ведь «зачем жить, если не петь, не летать?». Чем не сюжет о Медее? А в то же время – почему притча о необходимости свободы не может быть рассказана детям? Главное впечатление, которое остается от спектакля – ощущение прикосновения к подлинной внутренней свободе, которой обладают все участники спектакля (от персонажей спектакля до его постановщика Анатолия Праудина) и которой они так хотят заразить зрителей.


Спектакль, заявленный как проект Михаила Бартенева, Олега Лоевского и Микаэля Рамлёзе, посвящен памяти работавшего в Дании режиссера голландского происхождения Рэя Нусселяйна. Рэй путешествовал со своим театром, названным «Под зонтом», по всему миру, показывая детям спектакли на самые разные темы, не обходя стороной и тему смерти. В спектакле Анатолия Праудина фотография Рэя спроецирована на большой желтый зонт. Поначалу мы не знаем, кто это, но в диалоге персонажей возникает образ того самого странного, загадочного взрослого, который не боялся говорить с детьми, о чем угодно. Сюжет спектакля состоит из микро-новелл, в которых документальность перемежается с притчевостью. Но «оживают» эти новеллы благодаря одним и тем же простейшим предметам – в этом и есть магия театра Праудина, столь безоговорочно завоевавшего когда-то жюри и зрителей первого «Арлекина» остроумным и предельно лаконичным по форме спектаклем «До свидания, Золушка!» В «Привет, Рэй!» главные метаморфозы происходят с огромной вытянутой картонной коробкой: вначале это портсигар, который малышу дарит тот самый Рэй, а чуть позже – гроб. «Зачем нам смотреть на этот черный ящик с крестом?» «Потому что это твоя бабушка. Она больна, даже хуже». «Бабушка! А ты палку не забыла? А твой слуховой аппарат при тебе?» Эта смешная и трогательная новелла, которая подводит зрителей к тому, что Рэй умер, навевает целый ряд невольных ассоциаций со скандинавской литературной традицией: от «Маленького Клауса и Большого Клауса» Г.-Х. Андерсена (смерть осмысляется в категориях гротеска) до «Как дедушка стал привидением» Э. Эриксон и К.-Ф. Окесона (смерть пожилых родственников пробуждает во внуках лучшие чувства). Согласно этой традиции - а в ее русле развивалось и творчество Рэя Нусселяйна - детский и взрослый миры не отделены друг от друга глухой стеной. Каждая вроде бы сугубо «взрослая» проблема – развод родителей, гомосексуализм, физическая неполноценность – становится поводом для обсуждения и поиска решения, преломленных в форму игры и начиненных специфическим юмором. В идеале творчество воспринимается детьми не уделом каких-то особых людей или технологий, а обычным подходом к решению жизненных вопросов. Этому и учит детей тот тип театра, который исповедуют создатели спектакля «Привет, Рэй!»


На протяжении постановки актрисы так и не вживаются в какой-либо закрепленный образ: напротив, они демонстрируют постоянное развоплощение: театр не скрывает своей условной природы. Например, мальчиком становится палец актрисы с надетой на него бумажной шляпкой и нарисованным личиком: «Все уже поняли, что это я говорю за мой большой палец». Театр предстает как разомкнутая структура: им может стать, что угодно. Маленькие зрители об этом прекрасно знают, ведь в любой детской игре палка с легкостью превращается и в телескоп, и в шпагу, и в дерево. Поэтому Лисе в театре необязательно носить настоящий мех, а Королю – настоящий меч. И почему не все взрослые режиссеры это понимают? Почему большинство из них (к счастью, на «Арлекин» их творениям вход заказан) стремится подавить фантазию своих зрителей вместо того, чтобы ей довериться?


Вместо блёсток и бликов в финале спектакля на сцене появляются две слезинки – две стеклянные капельки, повешенные на зонтик Рэя. Актрисы объясняют, что слезинки бывают мужские и женские, «велосипедные» и от газированной воды, от горя и от радости. А еще они могут превратиться в улыбку. Так что «Пока, Рэй!», нет - «Привет, Рэй!»

Юлия Клейман

Независимая газета

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе