Названию спектакля в программе "Золотой маски" было придано три пояснения — при участии этно-хаос-группы "ДахаБраха", в рамках проекта "Украина мистическая", третья часть шекспировского цикла. И хотя "Дах" — едва ли не единственное место, которое сразу приходит на ум, когда спрашивают об экспериментальном, независимом театре сегодняшней Украины, а режиссер и худрук центра Владислав Троицкий — первый человек, о котором вспоминаешь, если нужно порекомендовать современно мыслящего киевского театрального деятеля и продюсера, далеко не все его работы известны Москве. И неудивительно, что, не зная о шекспировском цикле "Даха" и вдохновившись присутствием в зале шекспироведов и почтенных историков театра, зрители принялись выискивать в начавшемся бессловесном действе-танце аналогии с трагедией "Король Лир". Поначалу было тяжело, в зале прямо чувствовалось, как нагревались от напряжения театроведческие мозговые извилины, пытавшиеся понять, кто из актеров в масках и полуфольклорных костюмах может быть королем Лиром, а кто — женихами отсутствующих принцесс. Когда появились три безлицые женщины в длинных платьях и с красными повязками на горле, зрителям стало гораздо легче — вот они, Лировы дочки. Но первое действие вскоре кончилось, толком ничего не прояснив.
Не знаю, кто как, а я в перерыве встретил Клима, великого театрального педагога и мыслителя, который долго сотрудничал с "Дахом". И он мне рассказал то, что в первую очередь нужно было писать в пояснении — что спектаклю уже восемь лет, что создавался он в эпоху "оранжевой революции" и должен быть рассмотрен именно в этом контексте. Сразу стало понятно, что бугристые, неприятно-зеленоватые маски на лицах актеров — напоминание об обезображенном после отравления лице лидера революции, а женщина с косой (сельскохозяйственной) — это действительно женщина с косой (на голове). И что не с шекспировским "Королем Лиром" нужно искать переклички, а с киевским революционным майданом, что похожая на загробный бал-свадьбу первая часть спектакля должна напомнить не о разделе королевства, а об уже растерзанной стране, мучительно выбирающей себе поводыря-суженого.
Второе действие, однако, обесценило как вечные шекспировские, так и второй свежести политические аллюзии — хотя в медитативном ритуале, разыгранном на засыпанном ровном слоем черной землей полу, можно было по-прежнему выискивать короля и шута, президента и премьер-министра. Но даже персонажи высокой трагедии, не говоря о персонажах площадного политического фарса, быстро "растворились" в замедленном, чем-то напоминавшем о древнем японском театре, сценическом ритуале. По сцене словно не только рассыпали чернозем, но и разлили страх перед мистическим предопределением судеб. Время будто бы замерло, и безмолвные персонажи, похожие то на жрецов неведомого культа, то на покорных воле небес кукол, адресовали свои демонстративно-заторможенные действия не залу и не друг другу, а подземным или небесным силам. Красота мизансцен напоминала о каком-то холодном ужасе, но не пугала им, а завораживала и приковывала взгляд. Спектакль словно втягивал в себя, и те, кому удалось ритмически совпасть с ним, получили наслаждение. Те, кому не удалось, испытывали изнеможение, но и оно казалось возвышенным чувством.
Не будь группы "ДахаБраха", этот спектакль, конечно, не родился бы. Их название со староукраинского переводится как "давать и брать". Взяли они в разных источниках — от народных песен до панк-кабаре, "дали" же, то есть создали, удивительное звуковое поле, способное как парализовать зрителя, заставить чувствовать, что звуки буквально вползают под кожу, так и завести его, заставить сожалеть о том, что неприлично присоединиться к артистам. Вообще лишь об одном можно было помечтать — чтобы спектакль не был пленен строгой геометрией театральной коробки. Ему больше подошел бы какой-нибудь пространственный абсолют, поле под открытым небом или темница глубоко под землей.
РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ
Коммерсантъ