Как форель разбивает лед в «Гоголь-центре»

«Не умерли, кого зовет любовь» — 8 и 9 марта в «Гоголь-Центре» впервые отыграли спектакль Владислава Наставшева «Кузмин. Форель разбивает лед».  

В прошлом сезоне «Гоголь-центр» поставил себе и зрителям новую задачу – найти, наконец, способ воссоздать в театре магическую силу поэзии. И вот, на сцену выходит уже четвертый спектакль проекта «Звезда». «Кузмин. Форель разбивает лед» напомнил театралам, что проект с острым историческим названием посвящен не только страданиям, которые претерпевали в начале века русские художники и вся страна. Этот спектакль показывает: сила Серебряного века – в красоте, оставшейся от него и тогда, когда страдания окончены.  







Почти полная темнота зала и сцены освещается с правой стороны одним прожектором. Холодный, будто лунный свет. Можно слабо различить очертания сцены-звезды, расположенной под углом к зрителям, так, что ее поверхность образует диагональ. Эта звезда сделана изо льда, трещины на котором показывают, что Форель вскоре сумеет его разбить. Первые актеры медленно появляются на сцене, настраивают стул и микрофон для появившегося следом старого Кузмина. Ольга Гильдебрандт-Арбенина в исполнении Марии Селезневой немного наивно рассказывает о некоторых обстоятельствах жизни этих людей. Юрий Юркун – ближайший друг и возлюбленный Кузмина, его жена Ольга Гильдебрандт-Арбенина, за двумя фортепиано – Всеволод Князев и Николай Сапунов – один с простреленным виском, другой утонувший, сам молодой Кузмин. Все они – призраки и воспоминания в воображении старого Кузмина. Рядом с ним Память-экономка и Воображенье-boy – одновременно куклы-механизмы, реквизиторы и участники разыгравшегося спектакля о том, что ушло. 





На сцене два Кузмина: молодой (Один Байрон) и старый (Илья Ромашко). Старый — чтец поэмы из своего последнего сборника «Форель разбивает лед». Он сам, только в молодости — певец в буквальном смысле: композиции, исполняемые Одином Байроном написал режиссер постановки Владислав Наставшев, однако это не просто прием — Кузмин и сам писал и исполнял песни на собственные стихи. Этот молодой поэт — воспоминание, он не произносит за спектакль ни слова, только поет. И поет в спектакле — только он. Но Один Байрон в этом спектакле звучит идеально, безошибочно, как в музыке, так и в чувстве, словно музыкальный инструмент. Кузмин в молодости — поет, Кузмин в старости — читает, без притворства, без былого жизнетворчества, обо всем, что было, об уходящей любви, о том времени, когда он не мог произнести ни одного слова, даже своему возлюбленному, даже самому себе. И только его стихи служили связью между ним и другим, другими. 



Старик Кузмин неизбежно напоминает об уходящей природе всего — любви, молодости, мифа, сложить который вокруг себя под силу настоящему художнику. Но время забирает все, и это не молодой, а именно старый Кузмин кричит и падает, почти срывается со звезды, когда на сцену пытается подняться человек, которого он любит. 

12 ударов — 12 стихотворений, «И потом я верю,// Что лед разбить возможно для форели,// Когда она упорна. Вот и все». Остается неясным, что есть этот лед — оковы эпохи, непонимание, отдаляющее друг от друга даже любящих людей или старость, которая неизбежно сковывает человека. Но это и не важно, так или иначе, — лед будет разбит, а те, кого зовет любовь — не умирают, и посмертная слава рано или поздно находит достойных ее.







Фотограф: Ира Полярная
Автор
Клара Ягодинская
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе