Местный Гран-при – «Золотая кедровая ветвь», главная и самая почетная, на этот раз вручена пришлому актеру Евгению Казакову, который был приглашен из соседнего Северского театра для детей и юношества на роль Джорджа в спектакль «Не боюсь Вирджинии Вулф». Работу его партнерши Татьяны Аркушенко, сыгравшей Марту, жюри отметило как лучшую женскую роль.
Этот сценический дуэт в столь непростой пьесе Эдварда Олби по праву царит в спектакле, ведет свою впечатляющую игру на разных уровнях. Ведь эту пьесу не сыграть, не погрузившись в темные стороны подсознания, комплексов, доставшихся в наследство от прожитой жизни. Однако эту пьесу и не сыграть, если слишком увлечься этими темными сторонами психологии.
Приглашенный на эту постановку режиссер из Белоруссии Сергей Куликовский сумел найти свой шифр, чтобы раскрыть по-новому эту пьесу. Марта и Джордж ведут свою игру в несуществующего ребенка, и для их жестоких игр в таком роде с привлечением посторонних, в данном случае приглашением новеньких и в качестве зрителей, но и подопытных кроликов в психологической битве – молодой, еще неискушенной пары Ника и Хани, – есть свой «надличностный» смысл. Все четверо зажаты стенами дома американского профессора, чтобы осознать, во имя чего и как продолжать род. Биологический ли это вопрос или все-таки прежде всего «исторический», то есть духовный. Прагматик Ник – биолог, артистичный неврастеник Джордж – историк здесь протагонисты. Для одного акт зачатия и рождения есть вопрос исключительно биологический, можно и из пробирки получить младенца, для другого – таинство, акт любви, его личного чувства и только его тела. Острота переживания усиливается, поскольку над Джорджем когда-то было произведено насилие: он не может иметь детей. В прошлом он пациент психиатрической клиники.
Марта и Джордж начинают свою игру в ребенка как ненавидящие друг друга. Они возвращаются с вечеринки изрядно принявшие алкоголя, Марта весьма нетвердо стоит на ногах. Каскад остроумных эскапад, которыми муж и жена безжалостно обмениваются, призван причинить боль. Ясно, что подобный театр они устраивают не в первый раз, но ясно также и другое: они идут на такую игру нечасто. Ведь затевая розыгрыш с несуществующим ребенком, они должны будут похоронить в конце игры своего воображаемого взрослого сына, похоронить надежду, похоронить смысл своего брака. А что же остается? Казаков и Аркушенко оставляют право на любовь друг к другу. Эта потребность в странной, почти безумной игре есть необходимость доиграть жизнь: сначала придумать ее, а потом расстаться с тем, что придумал. Дожить непрожитое, пережить неслучившееся. Этот шаг от ненависти до любви – трогательной, щемящей – проживают через фарс на наших глазах два героя.
Худрук театра Юрий Пахомов поставил в этом сезоне «На дне». Вместе со сценографом Валерием Новаковским создатели спектакля превратили ночлежку в своего рода Ноев ковчег. Декорация трансформируется в спектакле не раз, чтобы сменить места действия: то действие развернется в самой ночлежке, то, к примеру, в финале на крыше. Тогда же хлынет ливень, то ли очищающий, то ли хоть на время несущий свежесть, воздух, которого так не хватает горьковским ночлежникам.
В пьесе, которая избалована вниманием театров, непросто обнаружить новые смыслы. Однако Юрию Пахомову удается, выстраивая столь сложную партитуру спектакля от пространственного решения до музыкального ряда с ерническим пением песен о Сибири Дмитрия Хоронько, обнаружить новое содержание. Прежде всего в трактовке Луки и противостоянии Луки и Сатина. Почему Лука так печется о Ваське Пепле? В спектакле есть ответ: когда-то в молодости Лука сам прошел через то, что предстоит пройти Пеплу. Лука знает по себе и потому предупреждает, что надо бежать от Костылевых. Не столько мудрость, а опыт «беспачпортного» странника управляет Лукой Дмитрия Киржиманова. И Сатин, который по школьной программе противостоит Луке, оставаясь при своих после исчезновения старика из ночлежки, в спектакле Пахомова не выглядит протагонистом Луки, напротив, монолог «Человек – это звучит гордо» Владимир Варенцов начинает с вопроса, который оставил в наследство картежнику и вору старик.
Этот императив не Сатина, а Луки. А уж как на него отвечать – личное дело каждого.
Ольга Галахова
Независимая газета