– Удалось посмотреть что-то самим?

– Да, мы посмотрели любопытный спектакль, который называется «Майзингер». Не менее любопытна и предыстория появления одноимённой пьесы. Однажды в Омске, где в то время работал нынешний артист Волковского театра Владимир Майзингер, проходила лаборатория современной драматургии. Молодому драматургу Фёдору Грекову очень понравилось слово «майзингер» (в переводе с немецкого означает «майский певец»), и он решил написать пьесу с таким названием. Володя согласился, пьеса была написана, сыграна в рамках лаборатории, причём роль певца-майзингера в ней сам Игорь Есипович, в те годы работавший в Ом­ском драматическом, а сейчас опять-таки артист с ярославской пропиской. И вот спустя годы после той истории мы приезжаем на гастроли в Ригу и видим в афише спектакль «Майзингер».

– Последнее время театр Волкова постоянно удивляет зрителя. Возмущает ли, восхищает ли – дело другое, главное, что равнодушным с просмотров не уходит никто. Чего ждать от нового сезона?

– Сейчас запущены в работу три спектакля, есть задумки на четвёртую постановку, премьера которой завершит сезон. Однозначно, это будет классическая комедия, но вот с автором и названием – Шекспир ли, Лопе де Вега – пока не определились. В работе пьеса Чехова «Безотцовщина». Это ранняя, самая несовершенная, неотредактированная автором пьеса Антона Павловича, но этим-то несовершен­ством она меня и привлекла: пьеса даёт театру возможность поэкспериментировать, стать соавтором. Жанр будущей постановки я определяю как чёрная комедия. Вторая постановка – «Дом Бернарды Альбы» Гарсиа Лорки – пьеса классическая, достаточно распространённая. Театры её берут в репертуар тогда, когда надо занять женскую часть труппы. У нас мотивация та же. В пьесе одиннадцать женских ролей, на каждую назначено по две исполнительницы, играть будем в двух составах.

– То есть, говоря бюрократическим языком, решена проблема трудоустройства двадцати двух актрис.

– Совершенно верно. Репетиции проходят очень интересно. Только представьте: два десятка женщин и я сидим, разговариваем с ними о жизни, о любви...

– Для вас в этой ситуации как раз нет ничего необычного: вы не раз говорили, что вся мировая драматургия – это история взаимоотношений между мужчиной и женщиной, и это ваша линия в искусстве.

– Соглашусь и с этим. Напомню, что в «Доме Бернарды Альбы», несмотря на то что нет ни одного мужского персонажа, речь всё равно идёт только о мужчинах. Пьеса мрачная, трагическая, потому что жизнь женщины без мужчины – это всегда трагедия, но мне бы хотелось добавить в неё света. Оговорюсь сразу, что работа носит экспериментальный характер, и я даже пока не решил, в каком простран-стве мы её будем играть – на большой сцене, на камерной ли... Третий спектакль – шекспировскую «Бурю» – ставит известный польский режиссёр Генрих Баранов­ский, его планируем выпустить в марте. Ну и новогодняя сказка, конечно. Думаю, это будет «Белоснежка и семь гномов».

– На главную роль в «Безотцовщине» вы пригласили актёра со стороны. В чём причина такого решения? Своих не хватает?

– Представьте, не хватает: самая востребованная и самая неукомплектованная на сегодняшний день часть волковской труппы – мужчины в возрасте от 40 до 50. Актёров этого самого играющего возраста – раз-два и обчёлся. Те, кто есть, не подходят по типажу. Потому я пригласил своего давнего друга Виталия Кищенко, с которым много лет проработал в Тильзит-театре. Сейчас он живёт в Москве, много снимается в кино, и как только закончит съёмки у Карена Шахназарова, мы с ним приступаем к репетициям «Безотцовщины», где он сыграет роль Платонова.

– Вы планируете в дальнейшем пригласить его в труппу? Ведь и Анастасия Светлова начинала свою жизнь в труппе Волковского театра в качестве приглашённой актрисы на роль в «Екатерине Ивановне»...

– Не исключаю такой возможности. Если он понравится театру и наоборот, если будут дальнейшие совместные работы, то почему бы и нет?

– Предыдущие сезоны начинались с представления труппе новых актёров. Этот сезон станет исключением?

– Увы. Нет вакансий да и фонд заработной платы конечен. Сейчас в труппе Волковского 69 артистов. Это невероятно много! Большой считается труппа, в которой работают человек сорок. У нас почти в два раза больше. Невозможно занять в спектаклях всех. Получается очень тяжёлая для артиста, болезненная ситуация невостребованности, когда он, получая

зарплату, не выходит на сцену и просто числится в труппе.

– Позвольте, но ещё предыдущий директор Волковского Борис Мездрич говорил о том, что введена система срочных контрактов, заключающихся сроком на один год. Разве эта система не позволяет решить проблему с переполненной труппой административным путём? По истечении срока контракта другой не заключается...

– Теоретически это так, на практике всё получается совсем по-другому. Перейти на контракт было предложено всем, но воспользовались этим предложением как раз те, кто и безо всякого контракта востребован в репертуаре. А те, кто мало занят или не занят вообще, те продолжают жить по старым, не мной установленным правилам.

– Получается, что на сцене вы рушите все консервативные каноны, а в кадровом вопросе у вас царит «Советский Союз» в худшем его проявлении, когда можно было получать жалование, не работая при этом?

– Абсолютно верно.

– Как режиссёр вы, конечно, можете работать с теми артистами, кто вам подходит. Но как художественный руководитель театра вы не имеете права игнорировать эту ситуацию. Ведь на освободившиеся вакансии можно пригласить тех артистов, которые действительно нужны театру...

– Поверьте, меня эта ситуация очень напрягает, но такой она мне досталась в наследство. Теоретически, конечно, можно отправить кого-то на пенсию, кого-то вывести из состава труппы. Административные рычаги есть, но по-человечески это сделать очень непросто. Малейшие колебания в кадровом вопросе приведут к конфликтам и скандалам, а в такой обстановке очень трудно работать. Дождёмся уж как-нибудь того времени, когда всех работающих в федеральных театрах обяжут подписывать эти контракты на законодательном уровне...

– Излюбленная русская позиция «авось само рассосётся»?

– Считайте, что так.

– Известный режиссёр Александр Кузин, работая и ставя спектакли в Ярославле, тем не менее не перестаёт повторять: «Ярославль – город не театральный.» Что вкладываете в понятие «театральный город» вы? Является ли таковым, на ваш взгляд, Ярославль?

– Любая оценка субъективна. Александр Сергеевич здесь давно живёт и работает, знает почву изнутри. Я, в данном случае, человек приезжий, хоть и учился когда-то в Ярославском театральном институте. Приехал я как раз из очень театрального города Омска. На мой взгляд, в первую очередь понятие «театральный город» определяется позицией властей по отношению к театру. В Омске драмтеатр – визитная карточка города, всех важных и почётных гостей в первую очередь везут в театр. Когда Путин был президентом, он тоже приезжал в Омск, смотрел длиннющий трёхчасовой спектакль, после чего ещё и с труппой общался.

– В формате Ярославской области такую ситуацию трудно себе представить?

– В Омске губернатор обязывает руководителей всех министерств смотреть каждую премьеру театра. Мало того, министрам надо быть готовым к обсуждению этого спектакля. Однажды после премьеры моего «Вишневого сада» мне позвонили из министерства и буквально пожаловались: представляете, говорят, губернатор нас собрал, попросил высказаться, а мы не знаем, что говорить.

– Мне даже стало жалко омских чиновников! Руководит человек, к примеру, сельским хозяйством, прекрасно в нём разбирается, всё у него работает-пашет-сеется, на досуге любит посидеть с удочкой. А в театре был последний раз в школьном возрасте. Какое уж тут обсуждение «Вишневого сада»... А с чего такие страсти-то?

– Губернатор является председателем попечительского совета театра, который собирается раз в полгода. В совет, который решает все материальные проблемы театра, входят чиновники, банкиры, промышленники. Любопытно в этой ситуации то, что сам губернатор лично как раз театра-то и не любит, он увлекается спортом, но такова его политическая воля: театр городу нужен, и он должен быть на выс­шем уровне.

– На ваш взгляд, Волковскому театру не помешал бы такой попечительский совет?

– Мне очень нравится такая позиция властей. Потому что это не только автоматически решало бы все материальные проблемы театра, это, в первую очередь, человеческая и моральная поддержка, ощущение себя нужным или ненужным.

– Сейчас у вас есть ощущение того, что театр в Ярославле нужен?

– Мне очень нравится губернатор

Сергей Вахруков. Он кажется мне вменяемым человеком, который с уважением относится к театру. Но кроме личного уважения нет властной поддержки, театр не является для губернатора приоритетом. Мне кажется, единственное, что имеет в жизни смысл, – то, чем мы занимаемся – искусство. Всё остальное – экономика, дороги, сельское хозяйство – может быть успешным или неуспешным, главное – это культура, образование и медицина. Если бы я был у власти, я все силы и средства вкладывал в эти три направления...

– Когда попечительский совет решает материальные проблемы театра, это замечательно. Но, как известно, кто платит, тот и музыку заказывает. Логично предположить, что совет начнёт диктовать, какую пьесу ставить?

– Я опять вернусь к Омскому феномену: власть держит театр под контролем и решает малейшие его проблемы. Пол заменить на сцене, кресла обновить в зале – это проблема не театра, а городских властей. Но при этом никакого идеологического контроля. Однажды я задал губернатору провокационный вопрос, поинтересовавшись, нужна ли современному театру идеологическая цензура. Губернатор – властный человек, и я был уверен, что он ответит: «Да, контроль необходим.» Каково же было моё удивление, когда он сказал, что единственным критерием цензуры в искусстве является совесть художника. Мне очень понравился этот ответ. Ни разу за пять лет губернатор не вмешался в репертуарную политику театра, а ведь были и очень острые моменты. Когда я поставил «Дачников», на меня писали безумные письма, был несусветный скандал, но попечительский совет не вмешался в конфликт. И сейчас этот спектакль, пройдя многие европей­ские фестивали, «Золотую маску», приезжает в Ярославль. Ом­ский драмтеатр привозит на Волковский фестиваль именно моих «Дачников».

– Как же вы решились уехать из такого «шоколадного» города?

– Для меня самого это до сих пор загадка. Просто меня позвали на родину. Я двадцать лет проработал в маленьком городке Советске Калининградской области, там остались мои друзья, с которыми мы вместе строили театр. Они оказались в абсолютной нищете, и, когда они меня позвали, я бросил всё и поехал спасать свой родной театр, надеясь его возродить. Парадокс: проработав в богатом, обеспеченном театре годы, я не сумел почув­ствовать себя там своим. Я всегда чувствовал, что моя родина где-то там, далеко. Но, проработав два года в абсолютном кошмаре в Калининградском театре, я понял, что никакой моей энергии не хватит на возрождение этого театра: там уже ничего поделать нельзя. Когда Мездрич пригласил меня в Ярославль поработать свободным художником без каких-либо обязательств театра передо мной, я с радостью ухватился за это предложение.

– Сбежали?

– Да, сбежал. Но и тут судьба быстренько всё решила за меня...

– Напрашивается фраза, достойная занять место ремарки в какой-нибудь пьесе: «Свободным художником он пробыл недолго.»

– Всего полгода. Сейчас я вынужден ежедневно решать кучу текущих вопросов, чтобы театр мог работать дальше.

– Что случилось?

– Резко сократилась дотация государства всем федеральным театрам – это раз. Во-вторых, мы в начале года потратили буквально весь годовой бюджет на постановки и на зарплаты. Когда Мездрич тратил, он знал, откуда взять потом, сейчас у нас нет денег ни на что. Мы с директором Юрием Итиным постоянно бьёмся в министерстве, уговаривая прибавить нам финансирование. И сейчас это самая главная для нас проблема.

– То есть в ближайших постановках такого шика, как в «Зойкиной квартире», ожидать не приходится?

– Вот туда-то весь наш годовой бюджет и ушёл, это была затея Бориса Мездрича. Мы выложились и теперь на каждую постановку просим деньги у министер­ства.

– У каждого театра – свой зритель. Вы анализировали, каков сегодняшний зритель Волковского?

– У каждого спектакля складывается своя аудитория. Вот, к примеру, «Горе от ума» – спектакль странный, радикальный, очень непростой. Я полагал, что ажиотаж вокруг «Горя...» – разовое явление. Но ошибся: интерес к нему не проходит, это очень востребованный молодёжной, студенческой аудиторией спектакль. Есть комедии, поставленные в эстетике 60-х годов прошлого века, когда я был маленьким, в театре «давали» как раз такие спектакли: «Ханума», «Тётка Чарлея»... Сами по себе эти спектакли кошмарны, я хожу на них с единственной целью – посмотреть в зрительный зал. И когда я вижу, с какой радостью зрители воспринимают эти постановки, какими счастливыми и просветлёнными они выходят из зала, у меня просто не поднимает рука списать это старьё из репертуара. Зритель этих комедий – человек с простой театральной ориентацией, ему не нужны авангард, эксперименты. И зал, когда дают эти комедии, по-прежнему полон. Лично для меня это загадка. У новых спектаклей, той же «Екатерины Ивановны», есть зрители, которые категорически не приемлют такую подачу материала, а есть фанатичные поклонники, которые не пропустили ни одного спектакля. Так что волковский зритель очень неоднороден.

– В этой связи вы оказываетесь в непростой ситуации: как режиссёр вы, естественно, будете ставить в близкой вам эстетике, а как худрук театра вы обязаны учитывать интересы всех категорий зрителей, и любителей простеньких комедий в том числе.

– Да, необходимо соблюсти некий политес, но вне зависимости от содержания это должны быть качественные спектакли.

– Удастся ли в этом сезоне посмотреть что-то на камерной сцене?

– Предписания пожарных, приведших к её закрытию, устранены, поэтому надеюсь, что мы её откроем.

– Два новых спектакля в предстоящем сезоне вы ставите сами...

– Нет, три: классическую комедию, с названием которой не определились, тоже хочу поставить сам да и сказку, признаться, тоже.

– Что вы так жадничаете, других не приглашаете?

– Это не жадность, это другое. Понимаете, хочется сделать так, как я это вижу. Другой режиссёр сделает по-другому. Что касается приглашённых режиссёров, то вот Барановский, о котором я уже упоминал, ставит «Бурю». А первой премьерой сезона станет «Тартюф» в постановке Александра Кузина, и с этим режиссёром мы обязательно продолжим сотрудничество. Что касается того, что я за все работы берусь сам, то здесь кроме желания поставить то, что хочу и так, как хочу, есть и ещё одна задача – максимально занять всю труппу. Артиста обидеть может каждый, я же хочу его поддержать.