Борис Эйфман: «Хореографов можно назвать наследниками шаманов»

Санкт-Петербургский государственный академический театр балета Бориса Эйфмана 22 февраля представил мировую премьеру балета «Чайка. Балетная история» на музыку Сергея Рахманинова и Александра Ситковецкого.

Авторский балетный театр Бориса Эйфмана связан с миром серьезной литературы и больших страстей. «Чайка. Балетная история» выпускается в год 45-летия театра. Этот спектакль — одновременно подведение итогов почти полувековой творческой работы и символ начала нового этапа в жизни труппы. Эйфману, чье 75-летие отмечалось нынешним летом, неведом покой. С молодым азартом и великой мудростью он погружается в глубины человеческой души, в омут драматического напряжения, в открытие новых смыслов и уточнение вечных истин. «Осень патриарха» — это не про него. Эйфман создал в Петербурге балетный кампус: Академию танца и Детский театр танца. Строится Дворец танца, идея которого появилась более четверти века назад и даже оптимистам казалась тогда мечтой идеалиста. Накануне премьеры Борис Яковлевич рассказал «Культуре» о своем восприятии чеховской пьесы, балетном квартале, магической природе языка тела, экранизации балетов, творческой свободе и зависимости от танцовщиков.


— Летом прошел ваш юбилей, нынешний сезон — 45-летие театра, впереди — мировая премьера новой версии балета по чеховской пьесе. Опыт и прожитые годы дарят чувство уверенности? Можете сказать, что сегодня знаете про искусство то, чего не знали лет, скажем, двадцать назад?

— Занимаюсь сочинением хореографии с шестнадцати лет, то есть уже шесть десятилетий. Вслед за древнегреческим мыслителем могу лишь повторить: «Я знаю, что ничего не знаю». Язык тела — магический древний инструмент исследования тайн внутреннего мира человека. Хореографов, создающих из хаоса движений спектакли, наделенные философским смыслом и эмоциональной энергией, можно назвать наследниками шаманов. Эта сфера — неисчерпаемая, и претендовать в ней на абсолютное и окончательное знание невозможно. Ежедневно репетируя с труппой в балетном зале по семь-восемь часов, я не перестаю совершать открытия — профессиональные, духовные, технические. Моя хореография и наполняющие меня творческие замыслы становятся сложнее и изобретательнее. И, тем не менее, каждый раз, приступая к созданию нового спектакля, ощущаю почти мистический трепет и волнение.

— Почему именно «Чайка» Чехова так привлекает хореографов? Чем эта пьеса интересна вам?

— В «Чайке» поднимается целый ряд важнейших вопросов: о противоборстве новаторства и традиции в искусстве, о различных типах художественного дара, о природе театра и противостоянии личности губительному давлению обыденности и многие другие. Эти темы всегда будут волновать творческих людей. Поэтому неудивительно, что «Чайка» получила такое внушительное количество сценических, и в частности хореографических, интерпретаций. В новом спектакле мы переносим зрителей в мир закулисья балетного театра — таинственное пространство, насыщенное драмами, интригами, мечтами о карьере и разочарованиями. Наша трактовка чеховского шедевра самобытна. Ключевые для пьесы проблемы рассматриваются нами сквозь призму судьбы Треплева. Он — центральный персонаж балета, та чайка, чьему дерзкому взлету не суждено состояться. Трагический путь Треплева от идей о построении собственного хореографического мира до полного творческого краха стал драматургической основой спектакля.

— Ваша «Чайка» — история из какого времени?

— С одной стороны, в постановке присутствуют вполне узнаваемые реалии жизни современной балетной компании. С другой, я стараюсь избегать в своих спектаклях слишком буквального и иллюстративного изображения действительности. Чрезмерная злободневность обрекает творение на быстрое устаревание. Мне интереснее размышлять о вечном, а не заниматься составлением хроник нашего времени.

— Как изменился ваш театр и вы сами за 45 лет? Сбылось ли то, о чем мечтали в далекие 70-е?

— На такой глобальный вопрос можно отвечать долго. Главное, что за почти полувековую историю нашей труппы мы смогли отстоять свою творческую независимость и создать не имеющее аналогов художественное явление — русский психологический балетный театр. Его репертуар сегодня с успехом представляется на престижных сценах Европы, Америки, Азии. Зрители знают, что на наших спектаклях они получат ни с чем не сравнимый заряд духовной энергии. Никакие гаджеты, интернет-ресурсы и поп-шоу не дадут людям возможности испытать подобный эмоциональный опыт. Безусловно, нравы публики, исполнительский арсенал танцовщиков, технические возможности театра — все изменилось за 45 лет. Но мы сумели пронести свою художественную философию и неповторимый пластический стиль сквозь разные эпохи. Всегда подчеркиваю, что сегодня наша труппа существует почти в идеальных условиях. Нам не нужно бороться за выживание, преодолевать гнет партийной цензуры. Театр всесторонне поддерживают государство, спонсоры. При этом никому и в голову не приходит диктовать мне, о чем надо ставить балеты и как сочинять хореографию. Именно сейчас, в годы зрелости своей труппы, я могу жить полноценной творческой жизнью. Остается лишь просить у Всевышнего времени и сил для реализации всего задуманного.

— Обычно ваши спектакли рассказывают довольно внятные и исключительно эмоциональные истории. Бессюжетные балеты не привлекают?

— Не считаю себя противником бессюжетной хореографии. Как говорит Тригорин в «Чайке», «всем хватит места... зачем толкаться?». Просто такой жанр хореографического искусства мне неинтересен. Моя авторская миссия — создавать многоуровневую конструкцию балетного спектакля как синтетического театрального зрелища. И это сценическое произведение немыслимо для меня без драматургии и глубокого философского содержания.

— Расскажите о своих фильмах-балетах. Это возможность сохранить спектакли для истории или новый формат искусства? Трансформировать сценическое произведение для экрана, наверное, непросто.

— За последние двенадцать лет мы перенесли на экран наши самые успешные балеты: «Анна Каренина», «Евгений Онегин», «Роден, ее вечный идол», «По ту сторону греха», «Up&Down», «Чайковский. PRO et CONTRA», «Эффект Пигмалиона». Обязательно снимем также киноверсии спектаклей «Русский Гамлет» и «Страсти по Мольеру, или Маска Дон Жуана». Экранизируем и новую «Чайку». Вы правы: такая практика помогает сохранять спектакли в первозданном виде. Сейчас я готовлю большую ретроспективную программу к юбилею театра и вижу, что многие постановки фактически канули в Лету из-за отсутствия качественной съемки. Кроме того, соединение выразительных возможностей балетного искусства с современными кинотехнологиями порождает самоценный эстетический феномен — пластическое кино. Наши спектакли, получая качественное киновоплощение, обретают новое художественное измерение. Съемки фильмов-балетов проводятся театром в студийных условиях с привлечением передовой техники. Такие проекты получаются во всех отношениях невероятно затратными. После съемочного периода начинаются бесконечные месяцы монтажа — причем я вынужден лично руководить процессом, ведь никто не знает хореографическую партитуру спектакля лучше ее автора. Для меня это самый изнурительный этап. Но все мучения не напрасны. Когда фильмы демонстрируются на больших экранах российских и мировых столиц, на международных кинофестивалях, мы получаем восторженное признание зрителей, а я все больше погружаюсь в новый для меня вид искусства.

— Как родилось сотрудничество с Академией кинематографического и театрального искусства Никиты Михалкова? Учащиеся в восторге от встреч с вами.

— В 2015 году я впервые провел мастер-класс для студентов Академии Никиты Михалкова. Был удивлен приглашению. Волновался, смогу ли я заинтересовать кинематографистов. Но разговор получился очень содержательным. Конечно, мы все довольно разные. Однако есть темы и проблемы, которые касаются всех художников, и они нас объединили. Затем я был приглашен еще несколько раз. Незабываемым для меня стал показ фильма-балета «Чайковский. PRO et CONTRA» в кинотеатре «Иллюзион» в рамках киноклуба академии. Тогда я впервые получил от Никиты Сергеевича положительный отзыв о нашей кинодеятельности. Меня это сильно вдохновило.

— В каждом герое живет автор — это почти аксиома. И все-таки какого героя (а может, их несколько) вы можете назвать своим alter ego?

— Трудно ответить однозначно. Я «растворен» во всех героях своих спектаклей. И точно так же каждый из них в той или иной мере отражается во мне. Связь творца с персонажами его произведений сложна и многомерна. Роден, Чайковский, Мольер — все они близки мне, иначе я бы не стал сочинять балеты об этих художниках. Поскольку сейчас я поглощен выпуском «Чайки», не могу не упомянуть Треплева и Тригорина. Именно их обоих. Я успел побыть пылким экспериментатором Треплевым, а теперь, наверное, по своему статусу тяготею к мэтру Тригорину. Хотя поверьте: даже сегодня я не утратил треплевской жажды открытий и поиска новых сценических решений.

— Вас обожает мир. Долгие годы Россия видела ваши спектакли значительно реже, чем Европа и Америка. Сейчас ситуация сильно изменилась?

— Пандемия, по всей видимости, на годы лишила нас больших зарубежных гастролей. Такова грустная реальность, и ее необходимо стоически принять. Но нет худа без добра. Театр совершил «разворот на Россию». За последний год мы посетили Пермь, Новосибирск, Омск, Екатеринбург, Красноярск, Казань, Нижний Новгород, Петрозаводск, Великий Новгород, Челябинск, Тюмень и другие города. Российские гастроли, на которых мы показывали в основном балет «По ту сторону греха» по роману «Братья Карамазовы», стали нашим посвящением Достоевскому, чье двухсотлетие праздновалось в 2021 году.

— Как дела в вашей Академии танца? Как распределились ребята — ведь состоялся первый выпуск? Есть ли текучка среди педагогов?

— Первые выпускники академии танцуют в известных театрах Москвы, Петербурга, Самары, Екатеринбурга и других крупных городов. Некоторые из воспитанников были приняты в нашу труппу — их вы сможете увидеть и в спектакле «Чайка. Балетная история». Педагогический состав академии периодически обновляется. Это естественный рабочий процесс. Мы стремимся привлекать к сотрудничеству лучших наставников, каждый из которых является экспертом и авторитетом в своей области. Главная задача академии — поиск по всей России высокоодаренных детей и воспитание из них новой артистической элиты страны, универсальных танцовщиков, способных воплотить любую художественную фантазию хореографа. Наша школа помогает ученикам реализовать свой талант и прожить счастливую жизнь в искусстве.

— Расскажите о Детском театре.

— Детский театр танца был открыт не так давно — осенью 2019-го. На новой, прекрасно оборудованной площадке, одной из лучших в городе, получают бесценный артистический опыт воспитанники Академии танца. Наша школа стремится привить ученикам любовь к сцене, я бы даже сказал — зависимость от нее. Без этого чувства невозможно стать успешным исполнителем. В Детском театре проходят и крупные международные мероприятия, посвященные хореографическому искусству. Так, в прошлом году состоялся гала-концерт «Школы Иннопрактики и Русских сезонов», объединивший артистов и постановщиков из разных государств. Летом мы планируем провести всероссийский фестиваль «Юный хореограф», а осенью — конкурс любительских детских танцевальных коллективов страны. Надеюсь, новый театр станет мощным центром эстетического и творческого развития молодых поколений и привлечет профессионалов танца и всех тех, кто влюблен в это замечательное искусство.

— Как идет строительство Дворца танца — в задуманном вами балетном кампусе не хватает только его?

— На данный момент ожидается, что строительство дворца будет завершено к концу 2023 года. В целом за четверть века, на протяжении которого продолжается эпопея с попытками реализовать идею Дворца танца, я выработал в себе философское отношение к данной теме. Рассуждаю, как фаталист: если нашей труппе суждено получить собственный дом-театр, то никто этому не воспрепятствует. А если не суждено — никто не поможет. Балетный кампус, точнее — балетный квартал, о котором вы спрашиваете, окончательно сформируется, когда будет построен не только дворец, но и общежитие для театральных деятелей, а также интернат для воспитанников Академии танца. Они появятся на Петроградской стороне неподалеку от нашей балетной школы. Мы создаем в Петербурге уникальное креативное, театральное и художественно-образовательное пространство, которым город и страна смогут гордиться.

— Как будут сосуществовать эти творческие структуры?

— В интернате разместятся иногородние ученики академии, в общежитии — артисты и театральные специалисты, приглашенные для работы во Дворце танца. В самом же дворце, международном центре балетного искусства, наряду с нашей труппой будет базироваться театр-студия молодых хореографов. Это моя программа по «принуждению» талантливых начинающих деятелей танца к сочинению. С ними будут работать лучшие из ныне здравствующих мэтров балета. В их распоряжении окажется труппа профессиональных артистов современного танца. И, разумеется, на новой сцене смогут гастролировать знаменитые балетные коллективы России и всего мира.

— Какой он — руководитель Борис Эйфман, который держит на плаву свой театр? Как выстраивает отношения с артистами?

— Меня иногда спрашивают: «Правда ли, что вы — диктатор?». Я всегда отвечаю, что моя «диктатура» направлена, прежде всего, на меня самого. Так что я ее главная жертва. Судите сами: я работаю ежедневно, без выходных и отпусков, по двенадцать часов минимум. И так на протяжении десятилетий. В артистах я вижу единомышленников, объединенных общей творческой идеей, «зараженных» ею. Конечно же, я завишу от танцовщиков, от их профессиональных и технических данных. Можно десятками сочинять спектакли в воображении или на бумаге. Но если рядом с тобой нет исполнителей, готовых точно и талантливо воплотить в жизнь идеи хореографа, все замыслы останутся неосуществленными.

— Кто составляет круг вашего творческого общения? Или для вас, трудоголика, все время посвящено служению искусству?

— Большую часть времени я провожу со своей труппой. Понимаете, я существую в некоем коконе. Кабинет, где я готовлюсь к постановочным репетициям, и балетный зал — вот моя привычная среда обитания. Чтобы сконцентрироваться на творчестве и стать восприимчивым к созидательным импульсам, ниспосылаемым свыше, необходима отрешенность от суеты, внешнего мира. К сожалению, из-за работы я не могу проводить достаточно времени с семьей. А ведь именно она дарит мне любовь и помогает восполнять внутренние силы.

— Ностальгия вам известна?

— Мне 75 лет. Однако все мои мысли устремлены в будущее. Я знаю, каким спектаклем отмечу восьмидесятилетие — если, конечно, Господь позволит. Но я часто вспоминаю своих родителей. Они всегда со мной, в моем сердце. И я скучаю по ним.

Автор
Елена ФЕДОРЕНКО
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе