«Большое счастье – встретить режиссёра, которому почему-то нужен именно ты». Интервью с Антониной Писаревой

Недавно состоялась премьера спектакля «Женщины Лазаря» по роману Марины Степновой. Расскажите, пожалуйста, как получилось, что именно вам досталась роль внучки Лазаря Линдта.

Насколько я знаю, идея поставить спектакль по этой книге родилась у Алексея Золотовицкого достаточно давно. Однако по разным причинам реализация откладывалась, в том числе потому, что ему было трудно определиться с выбором актрисы на роль Лидочки. А потом обстоятельства наконец сложились, спектакль приняли к постановке, и Алексей утвердил меня, хотя до этого мы даже не были с ним знакомы, и он не видел меня в других спектаклях.

В этом спектакле вы играете начинающую балерину. А сами вы любите балет?

Нет, балет я не люблю. Я занималась хореографией в школе, и, безусловно, у меня были танцы в институте. Однако я не люблю танцы, которые подчиняются жёстким правилам, я люблю танцевать для себя, для души, но не через боль и преодоление. Для меня балерины – великие люди, которым с детства приходится много и тяжело работать, проходить через трудности. Я очень уважаю балет, но как зритель к нему равнодушна. Восхищаюсь балетом с той точки зрения, что я так танцевать не могу, для меня это недоступно.

А как родилась идея воплощать героиню-балерину практически без балетного станка?

Давайте посмотрим правде в глаза: я – не балерина (смеётся). И для Лёши Золотовицкого это было не самое главное. В спектакле, как и в романе, балет – не основополагающая вещь, это способ воплощения отдельных эпизодов, например, той сцены, где героиню тошнит.

В процессе создания спектакля мужская роль (Лазаря Линдта) в принципе не рассматривалась? Сразу планировалось, что история будет рассказана женскими голосами?

Не рассматривалась. Это, конечно, могла бы быть какая-то гениальная работа актера мужчины, но наш режиссёр считает, и мы с ним в этом солидарны, что Лазарь у каждого свой. В нём собрано много всего: Лазарь Линдт – и великий учёный, и человек, который проносит через всю жизнь сильную любовь, но в то же время он совершает много неприятных поступков, всё подчиняет только своей воле… Сложно найти человека, актера, который смог бы все это в себя вместить, сыграть. Поэтому нас интересовали именно судьбы женщин, так или иначе связанных с Лазарем.

Ваши партнерши в «Женщинах Лазаря» – настоящие корифеи рамтовской сцены, в спектакле нет главных ролей – там важны все. Не было ли страха у молодой актрисы потеряться на фоне других героинь?

Нет. У меня довольно большой опыт: я с 11 лет играю в театре, потом был институт – всё это позволило мне приобрести некоторые профессиональные навыки. Однако я все равно всегда волнуюсь перед выпуском спектакля – и на большой сцене, и на малой, и в главной роли, и во второстепенной.

А когда вы решили связать свою судьбу со сценой?

В 11 лет я попала в Детский музыкальный театр юного актёра, который занимал все моё время: я приходила из школы и ехала туда. Мы учились актёрскому мастерству, вокалу, танцам, сценическому движению, сценической речи и играли спектакли. Нас приглашали в разные проекты, я участвовала в мюзикле «Звуки музыки» компании Stage Entertainment, мы много ездили на гастроли.

Получается, что моя жизнь с 11 лет была наполнена театром. При этом я до окончания школы всё время пыталась придумать себе другую профессию, потому что, если говорить про характер и амбиции, я довольно скромный человек. Я не была ребёнком, который вставал на стульчик читать стихотворение, когда приходили гости, и я не люблю артистов, переодетых в Дедов Морозов, клоунов. Мне интересен театр сам по себе: я всегда любила смотреть спектакли, но небыстро полюбила именно выступать.

Однако в 11-м классе стало очевидно, что нельзя не попробовать поступить в театральный. Я была готова в большей степени не поступить, чем поступить, но, к счастью или к сожалению, поступила с первого раза. Иногда, конечно, думаю: вдруг у меня что-то не получится – не возьмут в театр, не дадут работу, не подойду на роль. Но сейчас жизнь складывается таким образом, что у меня нет даже небольшого промежутка времени, чтобы засомневаться и уйти в другую профессию.

Как к вашему выбору профессии отнеслись ваши родные? Ваш папа (актёр и режиссёр, художественный руководитель Театра им. А.С. Пушкина Евгений Писарев – прим. ред.) вас не отговаривал?   

Папа как-то сказал: «Если ты будешь актрисой – хорошо, если не будешь – отлично!» Мама, мне кажется, придерживается такой же позиции. Они оба всегда на моей стороне, радуются моим успехам, гордятся мной, но главное для них, чтобы я была счастлива и здорова. Мои родители хорошо понимают, что никто из нас не может рассчитывать ни на вечную любовь, ни на вечный успех, вообще на что-то постоянное, но мы можем радоваться сегодняшнему.

Каково это – быть дочерью известного режиссёра и худрука?

В этом плане было очень тяжело, когда я поступала в институт: каждый считал нужным напомнить мне, чья я дочь и что я не имею права на ошибку. Когда я уже училась в вузе, все с уважением относились к моей фамилии. Плюс я поступила на курс к Нине Игоревне Дворжецкой, у которой дочка тоже училась в театральном. Мне кажется, что актёрские династии больше друг друга понимают, потому что, когда я поступала на курс к Константину Аркадьевичу Райкину, я тоже не услышала ни одного обидного слова. А есть очень много людей, которые почему-то начинают тебя укорять твоим родством, хотя можно просто не пропустить, сказать: «Ты не прошла».

В институте, к счастью этого не было, и в РАМТе этого нет. Я очень горжусь папой, очень его люблю, но мы с ним всегда понимали, что, если я стану актрисой, то буду заниматься профессией сама, у меня будет свой путь, мы будем радоваться друг за друга, но в нашей системе координат невозможно, чтобы мы работали вместе. Один раз в жизни я ходила к нему на кастинг – и это «травма на всю жизнь» (смеётся). На первый курс института я пришла уже с определённым багажом знаний, многие вещи были мне известны просто потому, что я росла за кулисами, смотрела папины спектакли. Всё, что связано с этикой, культурой, дисциплиной, то, что впитывается, когда наблюдаешь за профессиональным театром.

Какая атмосфера царила на курсе Нины Дворжецкой?

Прекрасная. Нас сначала набрали 41 человек, это было очень много, мы были разных возрастов, и у нас на курсе была «национальная добавка» из Кабардино-Балкарии. (Обычно в Щуке набирают национальные курсы-студии, но в год, когда я поступала, решили не набирать отдельный курс, а совместить их с нами.) Со временем некоторые отсеялись, нас стало меньше – и мы выросли в очень дружный и, я считаю, очень талантливый курс. Для меня ценно то время, когда я играла на сцене Щуки со своими друзьями, потому что нам было классно вместе, я всеми восторгалась, на сцене царили энергия любви и чувство локтя. Я держусь не столько за сцену и роли, сколько за это ощущение командности и совместного творческого счастья. Я рада, что приобрела это в РАМТе.

Как вы попали в Российский академический молодежный театр? Это было предопределено во время учёбы или вы рассматривали другие театры?

Я показывалась и в другие театры. РАМТ всегда любила, ходила сюда с детства. Нина Игоревна пригласила на наши дипломные спектакли Алексея Владимировича Бородина, он сразу предложил работу – роль в спектакле Марины Брусникиной «Дни Савелия». Я, конечно же, согласилась.

Сейчас вы работаете в одном театре с Ниной Дворжецкой. Удалось ли дистанцироваться от взаимоотношений «педагог – ученик» и стать коллегами?

Мы дистанцировались от этих ролей раньше. Во время выпуска дипломного спектакля «Чайка», где я играла Нину Заречную, мы с Ниной Игоревной очень сблизились. Но она всё равно для меня педагог, учитель, мастер, и не получится никакого панибратства. Да, мы с ней коллеги, но я чувствую субординацию. Когда она входит, мне хочется встать (смеётся). Работать вместе с Ниной Игоревной – это огромная радость.

Сейчас вы играете в 14 спектаклях РАМТа, и вы успели здесь поработать более чем с десятком режиссёров. Трудно ли адаптироваться под требования каждого?

Если ты человек пытливый и тебя выбрал режиссёр, всё получится. В этом есть что-то эгоистичное, но большое счастье – встретить режиссёра, которому нужен именно ты, как, например, в случае с Лёшей Золотовицким и спектаклем «Женщины Лазаря». Я знаю, что он меня ценит и не видит никакую другую актрису в роли Лиды, хотя прекрасных актрис в РАМТе много. Это зажигает во мне звёзды, даёт очень много сил. Я – цветок, который нужно поливать. Конечно, я могу работать с режиссерами жёсткими, громкими, но гораздо большего я могу достичь, если чувствую, что в меня верят.  

Я много работала с молодыми ребятами, выпускниками Кудряшова и Женовача. Мы с ними на одной волне, я с ними спорю, задаю много вопросов. Я – не исполнитель, не та актриса, которой сказали, что делать, и она делает. Мне нравится пробовать, разбираться, вникать в суть, понимать, что я говорю со сцены. Если я где-то участвую, я должна это любить.

Как проходили вводы в спектакли, которые вышли на сцене РАМТа до вашего трудоустройства?

Я попала в театр в конце 4-го курса, и меня стали вводить в «Приключения Тома Сойера», «Нюрнберг», «Гробовщик. Пир во время чумы». Туда «вкидывали», как детей учат плавать: выплывешь – молодец, не выплывешь – извините (смеётся). Мне всё объясняли коллеги, водили за ручку. Там не было встреч с режиссёром, но и роли в этих спектаклях у меня небольшие.

Значительным был ввод на главную роль в спектакль Филиппа Гуревича «Василисса». Филипп репетировал со мной везде, а когда у нас не было подходящего помещения, мы просто сидели в коридоре и разговаривали. Я играла одна, потом делали прогоны с другими артистами. Василисса – большая роль и в спектакле есть технические моменты, которые нужно было обязательно отработать, а срок у нас был маленький. На мой взгляд, этот ввод был профессиональный, правильный. Филипп выслушивал все мои вопросы, если видел, что мне что-то непонятно, терпеливо объяснял. Он чудесный режиссёр, который очень много в меня вложил.

Очень быстрый (дня за два) и толковый был ввод в спектакль Алексея Владимировича Бородина «Проблема». Этот опыт интересен тем, что я попала в механизм, который прекрасно работал без меня, нужно было в него войти и ничего не испортить, не сломать. Ты как новая деталь: все в спектакле должно работать, как прежде.

Среди ваших спектаклей есть основанные и на классике, и на современных текстах. Что вам ближе?

Мне кажется, каждый спектакль и каждый текст должен звучать современно, а когда он написан, это не так важно.

Давайте вернёмся к спектаклю «Василисса». Он хорошо заходит подросткам. Его считают чуть ли не лучшей постановкой для этой возрастной группы в Москве. Как вы считаете, почему?

Режиссёр Филипп Гуревич – очень чуткий, нежный человек, он чувствует то, что откликнется молодёжи сегодня. Стилистика спектакля, музыка, способ существования артистов – все в этом спектакле ломает стереотип о театре как о месте, куда ходят классом, чтобы посмотреть что-то из школьной программы, где приходится скучать в ожидании финала. Это – во-первых.

А во-вторых, подростки в восторге от «Василиссы» потому, что там показан путь взросления, становления, обретения себя. Им эта тема близка и понятна, ведь любой молодой человек находится в поиске самого себя и того, что он хочет от жизни.

Чем актрисе приходится жертвовать ради сцены: вольна ли она делать любую причёску, покрывать ногти гель-лаком, менять стиль без согласования с коллегами?

Что касается гель-лака, всё просто: смотришь, нет ли у тебя в ближайшее время спектакля, где цветной маникюр будет странно смотреться на руках героини, и делаешь. Что касается причёски, то это нужно обговаривать с руководством. В любом театре так, меня с детства этому учили. В нашем театре потрясающие руководители, их двери всегда открыты, и если очень хочется или нужно изменить стиль для съёмок, не знаю случаев, когда они бы не шли на компромиссы.

Есть ли у вас актёрская мечта?

Если говорить о мечте сыграть определённую роль, то скорее нет. Но недавно я побывала в театре «Около дома Станиславского», где меня восхитила работа артистов: какой у них внутри покой, ощущение какой-то глубокой медитации. Они не кричат, не потеют, там нет надрыва, а меня как зрителя действие трогает, со мной происходит погружение. Я понимаю, что «Около» – авторский театр с маленькой сценой. Но мне бы хотелось попробовать себя в подобной работе: когда всё очень просто, нет спецэффектов и гениальных механизмов, придуманных художником, где есть ты, стул, зритель и разговор с ним. Я за простоту, за человеческое, этого сейчас в театрах мало.