Сати Спивакова: артистичная, яркая, любящая и любимая

Сати Спивакова — яркая телеведущая, свой человек в мире музыки и моды, и в то же время личность с историей и территорией.



Она способна увлечь собеседника с первых минут разговора, будь то easy talk или обсуждение любопытных тайн музыкальной классики. Но это — лишь внешняя, «глянцевая» сторона ее жизни. Умение отстоять себя, идти вперед и удерживать в руках штурвал корабля собственной судьбы — вот другой фокус ее личности. И это еще не все.

«Не все» — именно так Сати назвала свою мемуарную книгу, вышедшую несколько лет назад. Сейчас пишется новая страница книги ее жизни, в которой есть и игра в постановке Романа Виктюка «Нежность» и новом спектакле «Фетишист», и представительство брендов Dior и Bellefontaine, и жизнь любящей жены любимого мужа.


— Сати, дорогая, для меня ты — очень успешная: не только как мать, как жена, как «директор своего мужа», но и как состоявшаяся женщина Сати Спивакова. Ведь чтобы быть рядом с сильным человеком, нужно быть личностью. Что для тебя успешная женщина и успешный мужчина? Есть ли разница?

— Да, разница кардинальная. У мужчины успех всегда равняется реализации в профессии и в бизнесе. Хороший семьянин никогда не скажет, что он успешный, пусть даже он отметил золотую свадьбу и у него 8 детей и 12 внуков.

Для мужчины критерий успеха — не семья, а гиперреализация в области искусства, бизнеса, политики, науки. У каждого — свое мнение, но что для меня точно не является критерием успеха — это деньги. Ведь бывают же потрясающие, талантливые артисты, врачи и ученые, которые физически не могут заработать столько, сколько топ-менеджер. Но эти люди создают нечто большее, то, что остается после них, становясь символом.

Вот пример — Святослав Игоревич Бэлза. Он был успешным в том, что он делал, и делал это самоотверженно, всего себя отдавая работе и вовлекая других. И когда уходят такие люди, мир пустеет, и не только мир их семьи, а мир в более широком смысле. А женщина может реализоваться в семье — любя мужа, воспитывая детей и создавая домашний уют.

— Ты тоже образцовая мать и жена, но для тебя этого явно недостаточно. Давай немного вернемся к началу — родительская семья, детство, Ереван, музыкальная атмосфера…



Сати Спивакова в спектакле "Нежность"


— …музыкально-театральная. Я совсем недавно была в Ереване. Нет, детство от нас никуда не уходит. Ереван очень изменился, все перестроили, и дом, в котором до сих пор живет мама и который когда-то называли «хлебобулочным», изменился, но по-прежнему почти из любой точки города виден Арарат. И это для меня знак, образ детства…

Есть такая легенда, что гора показывает себя не всем и не всегда. Российский государь Николай I в 1837 году посетил Армению с целью увидеть библейскую гору, но все три дня его визита Арарат был в тумане. Якобы он воскликнул:

    «Арарат, ты не пожелал, чтобы великий царь увидел тебя, но и ты не увидел меня»

И даже чуть ли не заболел после этого, потому что такой знак считается плохим предзнаменованием. Говорят, даже, когда Владимир Путин приезжал пару лет назад, Арарат показался лишь в последний день за час до его отлета. Всем, заранее рассказавшим ему эту историю, конечно, сразу полегчало (смеется).


Вот и я смотрела недавно на Арарат во время взлета, уезжая из Армении, — он был такой красивый: эти две четкие, белоснежные вершины…

— Ваша семья соблюдала какие-то местные традиции?

— У меня была абсолютно русскоязычная семья. Папа был скрипач, дирижер, закончивший московскую консерваторию, настоящий интеллектуал, известный в Армении музыкант, общественный деятель, который создал там первый камерный оркестр.

— Ты часто говоришь про папу. Он был для тебя важным человеком?

— Я была папина дочка, и мама — к счастью, она жива и со мной, — любому папиному слову беспрекословно подчинялась, хотя папа был человеком сговорчивым. Он умел убеждать. И когда я сказала, что еду поступать в ГИТИС, он матери сказал: «В армию ей не идти, консерватория армянская не убежит, пусть в свои 17 поедет и попробует, не поступит — вернется, зачем обрезать девочке крылья. Хочется, значит есть амбиции, и слава Богу, если будет диплом московского вуза». Вот так меня в 17 лет отпустили одну в Москву.

— Поддержка родителей была значима для тебя?

— Мне говорят, что у меня сильный характер. Но мне казалось, что без поддержки, особенно отца, я бы не осмелилась уехать. Помню, он даже прилетел в Москву, когда я прошла на последний тур. Я помоталась по съемным комнатам, долго жила у родной тети, а потом вышла замуж в конце третьего курса. Мне тогда был 21 год.

— Как смогли сойтись взрослый, состоявшийся мужчина и молодая девочка с театральными амбициями и разницей в 18 лет?

— Меня «накрыла» совершенно сумасшедшая любовь. А потом это было и проявление характера маленького, но гордого народа: когда мы стали открыто встречаться, все в окружении будущего супруга на меня ополчились. В мой адрес со стороны его знакомых неслось: «армянский сорняк», «актерка», которая жаждет «пресловутой московской прописки», да еще и от завидного жениха.

Меня даже хотели выжить из института на последнем курсе, вызывали на комсомольские собрания, обвиняя в валютных операциях.

— Откуда это пошло?

— Поводом стало то, что у меня появились сигареты Salem, а откуда они могут быть у студентки? Просто Володя мне привозил их блоками, а я добрая, всем давала покурить. Еще я ходила в каких-то модных тогда балетках — тоже он мне привез несколько пар разных цветов, и 2 пары я подарила подружкам.

Тогда мне заявили, что я занимаюсь валютными операциями. В итоге мне не дали ни одной роли ни на одном выпускном спектакле, хотя, казалось бы, какое отношение личная жизнь имеет к жизни творческой?

Я пришла к руководителю курса узнать, как так? Он ответил:

    «Давайте будем откровенны, Саакянц (моя девичья фамилия), зачем нужны выпускные спектакли? — Это — ярмарка, где режиссеры смотрят и выбирают актеров, а вам это зачем? Спиваков вас по звонку устроит в любой театр».

На что я сказала, что самого Спивакова никто никуда по звонку не устраивал, и я никогда не позволю ему меня устраивать.



В результате — дай Бог здоровья Каме Гинкасу, который мне помог — фактически придумал длинную роль из эпизодической в спектакле «Блондинка» по пьесе Володина. Текста там было ровно 4 слова, помню как сейчас — «Читай! Читай! Читай дальше!», но он как-то меня задействовал таким образом, что я практически постоянно безмолвно присутствовала не сцене.

— Сейчас ты с юмором рассказываешь, а что испытывала тогда, молодой девочкой?

— Надо было это пережить. Когда несколько лет спустя мы встретились с Георгием Александровичем Товстоноговым, он вспомнил меня в этом спектакле, а мне было так стыдно! Это была неплохая школа жизни. Меня, как говорят, «поколотили фейсом об тэйбл». Но могло ли быть иначе?

— Как относиться к зависти? Она ведь и сейчас есть…

— Не реагировать. Я сама никому никогда не завидовала. Мстить — значит становиться на ту же ступень. Иногда я отвечала и потом жалела, оставалось ощущение, что сама измаралась.

— Надо было каждую секунду что-то доказывать?

— Я долгие годы будто сидела в окопе. Свадьба — просто роспись, я надела белый костюм и шляпку, которые Володя мне привез из Швейцарии, и мы поехали в Тропарево, где хороший фотограф Гена Андреев сделал романтические фото. Но свадьбы как таковой не было, дома тихо посидели…

— Жалеешь?

— Наверное, да, ведь второй раз не повторишь. Но с другой стороны, я видела такие роскошные свадьбы, одна из самых красивых была у моей приятельницы в Париже, а люди потом развелись через 5 лет. Да, это красивый ритуал, но… у меня такая судьба: мы с Володей — это не про пышные торжества.

— Ты ревнивая? Ты собственница?

— Да, ревнивая, но не собственница. У меня мудрый муж, он никогда не дает повода ревновать, а если вдруг я что-то почую, он делает такое наивное лицо и так начинает меня высмеивать, что мне становится стыдно продолжать. Если же я сопротивляюсь его «методу», говорю «не надо делать из меня дуру», он мудро отвечает: «зачем делать, ты и так дура!» (смеется). 32 года мы вместе, всех пассий я «пересидела», но понимаю, что расслабляться нельзя, даже прожив 30 лет.

— Настал, по-моему, тот момент, когда прекрасный и талантливый Владимир Спиваков должен сам волноваться за свою жену!

— Он вида не показывает, но тоже ревнив.

— Ты всегда себя чувствовала такой сексуальной, обворожительной красоткой?

— Кто тебе сказал, что я себя чувствую обворожительной и сексуальной красоткой? Это совершенно не так. Я чувствую, может, себя так в спектакле «Нежность», потому что там сублимация всего, что я пережила и чего не пережила за свою жизнь. Но там — не я. Я понимаю, что там я должна будить и вызывать чувства…

— От тебя исходит такая энергетика…

— Канал какой-то? Открылся бы уж он!



Владимир и Сати Спиваковы

— Ты еще и красивая, но порой женщина может быть и некрасивой вовсе, но от нее что-то такое исходит, я бы назвала энергетикой, харизмой, что заставляет людей восхищаться ею. Это что-то на другом уровне…

— Я этого не чувствую, но дай Бог, чтобы было так, как ты говоришь (смеется).

— Ты очень чувственная, женственная, настоящая в спектакле «Нежность», который для тебя поставил Роман Виктюк. Как родилась идея этой постановки?

— Длинная история. Я давно пыталась вернуться на сцену, но все мои ближайшие «друзья» относились к этому, мягко говоря, с юмором. «Не смеши нас», «сиди на своём месте», «у тебя есть свое амплуа телеведущей и жены маэстро, хватит лезть туда, где тебя никто не ждет», «какая ты артистка — ?!»

— Тяжело такое слышать? Имея актерское образование.

— Непросто слышать, да. Но мало ли у кого какое образование… И я понимаю, что мне нечем крыть, потому что мои юные работы в кино не выдержат конкуренции с нынешним кинопроизводством, хотя я все-таки ГИТИС заканчивала еще у старых мастеров, у нас преподавали люди, которые находились, как говорится, на расстоянии одного рукопожатия от Станиславского. И Туманов преподавал, и Кнебель, и Гончаров…

Но, закончив институт, я настолько боялась сама себя и собственной тени… Короче, мечта вернуться в профессию меня преследовала все эти долгие годы, но каждый задуманный проект на каком-то этапе обрывался, не складывался.

— И что же ты подумала?

— Я подумала, что это какая-то кармическая история, ну не принимает меня назад профессия! И что-то во мне сломалось. А с 2010-го года в моей жизни появилось телевидение, Первый канал, потом канал «Культура», в 2010-м появился проект – «Сати. Нескучная классика».

— Ты сама это придумала?

— Да. Меня это еженедельное ток-шоу на 40 минут захватило с головой. И вот потом ко мне на очередную передачу пришел Роман Григорьевич Виктюк, и я спрашиваю: «Роман Григорьевич, а вы знаете, что я актриса?» Он говорит: «Знаю».

Я предложила ему сделать постановку вместе. Он нашел пьесу на двух актрис, привел ко мне Иру Апексимову, мы начали репетировать, а потом они оба исчезли — якобы, на гастроли. Как сейчас я понимаю, тогда возник конфликт с Апексимовой…

Вспоминая ту ситуацию, могу сказать, что мне было очень жалко Романа Григорьевича, потому что, чья бы правда ни была, надо понимать, что Виктюк — это все-таки великая личность и часть нашей культуры, к таким людям как он надо относиться бережно.

Я снова с головой ушла в свою телепередачу. И вдруг случайно, разбирая какие-то бумаги, попадаю на текст, который знаю с юности. Звоню Виктюку, говорю, что хочу показать его. При этом со мной к тому моменту часто встреччается замечательная девушка Басиния Шульман — классная пианистка и при этом продюсер, и предлагает мне сделать то переписку Жорж Санд и Шопена, то переписку Альфреда Мюссе.

— То есть в нужный момент в нужном месте все сложилось.

— Видимо, стоило столько ждать… Честно скажу, я так любила виктюковских «Служанок», когда они только появились, и на многие его спектакли ходила. Но и не думала никогда, что буду сама с ним работать!

— Но вы совпали, я чувствовала, что режиссер это делал для тебя, для актрисы, для женщины.

— Да, он это сделал для нас с Басинией — музыкально-драматический моноспектакль. Я рада, что ты была на пятом спектакле, потому что он у меня получился — а я абсолютно объективно к себе отношусь — пожалуй, лучше, чем все предыдущие. Потому что ты же себя понемножку отпускаешь — это как раздевание в стриптизе (сама не пробовала, но представляю) — боишься, потом перестаешь бояться и думаешь: «А попробую-ка я еще что-то».

— Надо его играть, это живой спектакль.

— Его очень важно не затаскать внутренне, потому что текст-то простенький на первый взгляд. Если ты заметила, я больше молчу, чем говорю.

— Но это самое сложное — молчать на сцене одной.

— И Виктюк поставил так незаметно для меня пластический балет.

— Да, пластика, и необыкновенно красивые ноги и стопы, какая-то невероятная сексуальность…



Сати Спивакова


— Ладно, хватит меня хвалить, а то, не дай Бог, сглазишь! Ведь совсем скоро — премьера нового спектакля, потому что, войдя во вкус с «Нежностью», остановиться уже не было сил.

И вот мы с Андреем Фоминым решили на ровном месте «замутить» театральный проект! У Андрюши судьба в чем-то схожая с моей: по сути, он многие годы своей первой профессией — актерской — не занимался, хотя, в отличие от меня, играет в нескольких спектаклях, в кино снимался часто.

Мы решили найти пьесу на двоих, пригласили Василия Бархатова, драматург Максим Курочкин написал очень интересную, на мой взгляд, пьесу специально для нас: это такая грустная комедия, с элементами абсурда, и даже детектива каждый может понять и услышать ее по-своему. Декорации сделал выдающийся сценограф Зиновий Марголин. Музыку написал наш друг Марк Тишман.

Весь проект поддержала моя прекрасная подруга Марианна Сардарова и ее фонд RuArts. Кстати, Марианна сама — пример того, как вполне благополучная обеспеченная женщина, идеал жены и мама троих детей не может жить без самореализации, без творческих идей и постоянного созидания, без новых проектов и выставок…

Из-за скорости решения и отсутствия времени репетировали мы все в бешеном темпе, два летних месяца, потом сентябрь, теперь вот ждем возвращения нашего дорогого режиссера с дальних постановочных гастролей. Так что 14 и 15 декабря приглашаю на премьеру новой пьесы «Фетишист»!

— Спасибо! Сати, у тебя телевидение, постановки, семья… Ты чувствуешь себя полностью реализованной, можешь сказать, что успех — гармоничное существование с собой?

— Думаю, что да. Но мне кажется, если женщина не реализуется никак помимо семьи, то она не может быть успешной. Проецируя себя на эту ситуацию — я бы ела себя поедом. Более того, с годами я отошла от прошлой ипостаси, когда фактически была «менеджером мужа». Потому что поняла, что очень часто ситуация, создаваемая женами, которых называют в одно слово — «женашефа» — выглядит смешно. Когда любой вопрос, проходящий через нее — «А можно у него взять интервью?», «А когда он едет туда-то?», «А что он ест: рыбу или мясо?» — превращается в гротеск. Никогда в жизни я не буду такой женой!



Андрей Фомин и Сати Спивакова

Муж должен быть самостоятельным человеком, устанавливающим ту дистанцию между людьми, которую он сам допускает: хоть напрямую, хоть через секретаря, хоть через двух, но не через меня! Нужно — я помогу, посоветую, все равно ни одного важного решения он без меня не принимает.

— Это очень важно, что вы вместе, но каждый — самодостаточный.

— В какой-то момент я просто поняла, что «задыхаюсь». Он и сам понял, что я не могу не работать, не могу не иметь какую-то свою нишу, где я сама за себя отвечаю. Уже, правда, с его фамилией, что гораздо сложнее, но я сама за себя отвечаю.

— Я читала в каких-то твоих интервью, что несколько раз тебе предлагали съемки и ты уезжала, но понимала, что ставишь под угрозу семью, что надо все равно было заниматься Володей, что ты в какой-то момент все же жила его жизнью…

— Да, наверное, так. Это случалось пару раз, очень давно, еще до рождения младшей дочери. Но потом все пришло в какую-то гармонию, дети выросли, появилось взаимное доверие. Верность — вопрос доверия и твоей морали, когда ты понимаешь, что связан с человеком — не обязательствами, а чувством. Я не жалею ни о чем… У меня замечательные дочки, которых я воспитала абсолютно по-другому, чем воспитывали меня.

— А в чем заключается эта разница?

— Они абсолютно самостоятельны. Я не дуюсь из-за того, что они не звонили мне три дня. Если они не ответили на три моих звонка, я позвоню и скажу, что можно просто написать смс. Можно найти время на «куку, хелло, хай, гудбай», можно найти время и не говорить, что «нет времени» или «села батарейка». Но в глубине души я знаю, что у них у каждой — своя жизнь, я чувствую, какие мои дочери, с кем они, чем занимаются…

— Еще я хотела поговорить о твоем отношении к моде. Я очень согласна с твоими представлениями о том, как одеваться, как относиться к одежде, к дорогим брендам… Особенно интересно то, как одеваются твои девочки. Это твое воспитание?

— Нет, не мое — объясню тебе, как это получилось. Я сама, хочу этого или не хочу, связана с брендами, ты знаешь, что я — посол LVMH в России. Поэтому уже лет десять — начиная с 2006 года — я ношу вещи домов Dior или Louis Vuitton. И великий дизайнер Аззедин Алайа, у которого я часто заказываю вещи — мой большой друг. Да, с годами я стала любить красивую дорогую одежду, но дело не в бренде…

Мои дети — учитывая, что старшей 30 лет и она несколько лет работала в Доме Alaia — получили своеобразную прививку моды и имеют замечательный вкус. При этом они настолько отрицают моду в смысле брендов! Это типично парижское — там есть такая философия no name, не дай Господи, чтобы нигде не было лейблов! Даже у средней моей дочери было соревнование, кто из подруг на рынке винтажа в Лондоне найдет самую дешевую пару ботинок — за 7 или за 12 фунтов. При этом они умеют выглядеть стильно.

Но, конечно, когда приезжают в Москву, дочки говорят, что самый лучший шопинг — это мой шкаф, потому что выбор огромный и все даром.

— Расскажи немного про твою миссию в LVMH, с чего все началось…



Андрей Фомин и Сати Спивакова

— Началось с того, что Володя с юных лет был дружен с семьей Элен Арно, которая сама замечательная пианистка. Когда открылся первый бутик Louis Vuitton в Столешниковом, господин Арно попросил меня об участии в Москве, потому что в то время было еще не очень понятно, как представлять здесь модные бренды.

Больше всего я горжусь тем, что мне удалось придумать и довести до конца идею с выставкой Dior в Пушкинском музее. И то, что выставка войдет в историю Пушкинского как связь моды и искусства, — самое ценное для меня.

— Очень показательно, что ты являешься лицом Louis Vuitton. Обложки глянцевых российских журналов пестрят очень молодыми девочками, на которых еще и каждая морщинка отредактирована. А Европа и Америка уже давно от этого отошли…

— Да, мы немного позади в этом смысле, там главные модели — все старше и старше. Я считаю, что наш глянец проигрывает этому тренду. Молодые девочки, которые слюнявят эти страницы, не имеют возможностей купить то, что там изображено. Но глянец — это прежде всего реклама и увеличение продаж.

А покупать, особенно в нынешней ситуации, способна очень состоятельная женщина, которая заработала и готова вложить эти деньги в настоящую вещь. Она строит базовый гардероб, а не просто расшвыривает эти деньги, как в шальные 90-е, когда были, как их называли французы, «люксовые курочки», приезжавшие в Париж с богательньким дяденькой. Он давал карточку и говорил: «Иди, дорогая, вон там — Монтень, а там — Фобур».

Даже в Dior мне говорят, что русские клиентки уже стали другими. Они приходят и смотрят на ценник… А я говорю: «Почему вас удивляет, что русская женщина смотрит на ценник?» — «Потому что раньше не смотрели!» Я считаю, что западная пресса поступает абсолютно правильно, потому что люкс должен быть многолетним, вещь должна носиться!

— Ты такой посланец нового, опровергающая нелепые установки, посланник не только брендов, но и здравого смысла… О тебе можно рассказывать как о женщине, которая необыкновенно выглядит, которую невозможно не любить и которая не стесняется своего возраста.

— В наше время возраст скрывать невозможно.

— Но о том, как хорошо выглядит Сати Спивакова, ходят легенды! Может, дело в том, что ты лицо прекрасной косметики Bellefontaine?

— Косметика действительно волшебная. Я дружу с замечательной женщиной, которая представляет Bellefontaine — Софией Бигвава (кстати, именно она поддержала проект «Нежность», когда мы только его выпустили). Когда она пришла ко мне ровно 5 лет назад и сказала, что хочет меня снять в кампании, я сразу согласилась. Но дело же не в кремах!

У меня тело очень восприимчиво — хотя я рождена в Армении, где горы, а не море, — я абсолютно расцветаю на море. Мне достаточно 10 дней поплавать, и я абсолютно меняюсь. Для меня две вещи важны: сон и море.

— Вот об этом я и хотела поговорить. Ведь кто-то предпочитает Bellefontaine, кто-то La Prairie…

— Создатель La Prairie — тот же самый доктор, который потом продал все свои акции и создал Bellefontaine. Я это знаю доподлинно, потому что я с ним знакома, и La Prairie сейчас — это немного другое, так как это купленный патент.

— А детокс и SPA ты признаешь? Расскажи про клинику SHA.

— В SPA я ездила дважды, поехала туда одной из первых и встретила русского приятеля. Cказала, что приехала от Tatler, чтобы написать статью, а он мне предложил заплатить больше, чем Tatler, чтобы я ничего не написала и наши сюда не ездили (смеется). Но я честная. У меня трепетное отношение к себе оборачивается обратным результатом. А хорошо выглядеть я начинаю тогда, когда загоняю себя до предела. Парадокс!

— Но ты себя изводишь, чтобы держаться в форме?

— Извожу! Мне нужно себя лишать всего, компенсировать это водой. И еще я грешна: если мне предложат лишний бокал шампанского или бутерброд с колбасой, я выберу шампанское.


Блиц-опрос

— Лучший ресторан в Париже?

— Я вообще совершенно не гурман. Люблю кафе Café Marly, потому что это прямо у Лувра. Это ресторан группы Costes, и когда сидишь там на террасе, ты видишь и пирамиду, и весь Лувр, и их меню мне всегда подходит.

— Лучший ресторан в Москве?

— В Москве самый любимый — это места наших свиданий с мужем — «Недальний Восток» и «Турандот». Там мы назначаем друг другу свидания.

— Это атмосфера или повар?

— И то, и другое.

— Последние книга или фильм, которые произвели на тебя впечатление?

— Я открыла для себя неизвестного писателя — Артура Соломонова, автора «Театральной истории», изумительного романа. Прочла пару месяцев назад, хотя написан он в 2013 году. Он о том, о чем мы говорили с тобой. Очень понравился фильм моей подруги Фанни Ардан — «Навязчивые ритмы». Она сняла его сама с маленьким бюджетом, но фильм прекрасный, хотя и не имел должного успеха, ведь она некоммерческий человек.

Ещё мне очень понравился «Бертмэн». Из последних спектаклей — «Кому на Руси жить хорошо» Серебренникова в «Гоголь-центре» и «Сказки Пушкина» Роберта Уилсона в Театре Наций.



— Где любишь отдыхать?


— У нас небольшой дом на юге Франции, мы очень любим это место, потому что климат похож на ялтинский, и для скрипки он хорош, там не сыро… Отдыхаем в августе — это единственный месяц, когда муж отказывается от всех концертов.

Я обожаю морские путешествия. Человек я очень ответственный, вечно себя чувствую перед кем-то виноватой и должной, а тут ты уплыл — связи-интернета нет, и меня нет.

Есть такое французское слово evasion — «побег», «бегство». Уплыл-сбежал в чисто море — это я обожаю! Когда берегов не видно…

— А отели есть любимые?

— Я люблю приехать в отель и сразу обжить комнату. Для этого мне надо поставить фотографии дочек, маленькую иконку, которую, как ни странно, мне подарила Людмила Собчак. Мы очень дружили с Анатолием Собчаком, и эта иконка была у Толи последние три года, когда он жил в Париже. Он часто у нас бывал.

В Нью-Йорке я очень люблю Hotel Pierre, он такой домашний, там окна открываются, можно жить без кондиционеров. В Париже я всегда живу у себя в квартире. В Лондоне очень люблю отель Claridge’s. В Мадриде — Villa Magna прямо на Castellana. Венеция…


Обожаю Венецию, но каждый раз приезжаю и никак не найду свой отель. Из таких, которые меня потрясли до того, что я бы не хотела выходить, был отель Peninsula в Токио. Я день по Токио погуляла, а следующие дни, кроме концерта, сидела там: комната, бассейн, ресторан, холл… Не хотелось выходить в город, в котором не видно неба, воздух какого-то серого цвета, и ты чувствуешь себя муравьем в лабиринте.

— С кем бы ты хотела встретиться, из любого времени?

— Если бы я жила в России, я бы хотела встретиться с Анной Андреевной Ахматовой. А окажись я во Франции, встретилась бы с Жаном Кокто, мечтала бы. У меня есть даже коллекция тарелок, расписанная им.

— Что значит быть музой и быть любимой?

— Быть музой и любимой — «две большие разницы», как говорили в Одессе! Женщина, которая сильно любит или любима, уже не может быть музой. Плотское и духовное — два несовместимых для меня жанра, и одно страдает за счет другого.

Катя Лиепа, posta-magazine.ru

Поделиться