Обличья эпохи

Искусствовед Сергей Уваров — о том, как музеи переосмысливают художественный образ XX века.


Грубые морды — и возвышенные лики, оттепельный оптимизм — и дореволюционная меланхолия. В новых выставках московские музеи предложили неординарный взгляд на XX столетие из века XXI. Третьяковская галерея продемонстрировала проект современного художника Николая Кошелева «The Moon Pool. Архив», посвященный выдуманному гению эпохи символизма, а Музей AZ собрал портреты нонконформистов и их последователей. В обоих случаях получилось ностальгическое, с улыбкой, размышление о прошлом, но одновременно и о вечном. А главное — о силе искусства, преображающего реальность.


У Николая Кошелева мистификация начинается уже с названия: ничего связанного с англоязычной культурой или контекстом в «The Moon Pool. Архив» нет, равно как и подлинно архивных материалов. Герой экспозиции — вымышленный художник начала 1900-х Александр Зильверхоф. Кошелев сочинил ему биографию, собрав в ней коллекцию характерных черт молодежи Серебряного века: это неустроенный, мятущийся юноша, пылко-романтичный, живущий не столько в реальности, сколько в мире своих фантазий. Его opus magnum — балет «Лунный пруд», якобы запланированный к постановке Дягилевым — так и не добирается до сцены, после чего Зильверхов пропадает без вести. «Немногочисленные оставшиеся к тому моменту друзья считали, что он покончил жизнь самоубийством, находясь в состоянии душевного надлома» — сообщает аннотация.

Создав персонажа, напоминающего одновременно Михаила Врубеля и Виктора Борисова-Мусатова, Кошелев нечто подобное делает в экспонатах: эскизы, декорации и реквизит загадочного балета отсылают зрителей к творчеству этих двух гениев. Текучие, будто плачущие линии, доминирование пастельных тонов, изобилие оттенков синего, розового и зеленого, изломанность и фантасмагоричность образов. Можно искать конкретные референсы и пытаться мысленно разложить на составляющие каждое изображение (вот это — от того-то, а то — оттуда-то), а можно просто погрузиться в иллюзию, проникнуться красотой как таковой. Не забывая, конечно, что всё это на самом деле искусство XXI века — не стилизация, но рефлексия, подчас не без доли иронии.

Надо признать, для российских музеев жанр выставки-мистификации — нечастый. Потому-то в первую очередь в голову приходит сравнение с относительно недавним зарубежным проектом — нашумевшей венецианской экспозицией Дэмиена Хёрста. Четыре года назад британский мэтр заполнил два палаццо на Гранд-канале скульптурами, будто извлеченными со дна океана, из затонувшего корабля, который вез культурные ценности и сокровища (художник даже не поленился создать mockumentary — видеодокументацию работы водолазов). Мраморные изваяния обросли кораллами, ювелирные изделия покрылись патиной, и всё бы ничего, но среди греческих героев затесался Микки Маус, а египетские золотые жуки-скарабеи соседствовали с роботом-трансформером.

Кошелев, конечно, таких постмодернистких фокусов избегает. И вместо внешней деградации художественной фактуры, имитирующей безжалостную руку времени, у нашего соотечественника показана деградация иного плана — душевный разлад эпохи, истаивание витальности. История Зильверхофа рифмуется с сюжетом самого балета, где страдающая от несчастной любви девушка увлекается в небытие духами озера. Но, как и Хёрст с его кораллами и трещинами на мраморе, Кошелев очарован красотой декаданса.

Если в The Moon Pool мы встречаемся с героями вымышленными, то на выставке «Лики / Лица / Морды» — с реальными. Художники-нонконформисты предстают здесь и как авторы, и как модели — например, прекрасные характерные изображения Владимира Немухина и Дмитрия Краснопевцева кисти Анатолия Зверева соседствуют с ранними, нетипичными по стилю автопортретами Эдуарда Штейнберга и Дмитрия Плавинского.

Не менее интересны работы, где обладатели физиономий и вовсе неизвестны: целая галерея экспрессивных образов того же Зверева забавно рифмуется с мордоворотами Олега Целкова. Оба художника подходят вплотную к границе, за которой уже начинается карикатурность, но не переступают ее. Как бы ни были смешны и нелепы запечатленные ими (а может — тоже придуманные?) персонажи, есть в них что-то трогательное, беззащитное, как, наверное, и в самих этих гениях.

Все герои выставки — и те, кто изображены, и те, кого изображали, — родом из СССР. Но вот парадокс: ничего советского в экспозиции нет. Ксения Асеева, пожилая муза Зверева, превращена им в вечно юную Мадонну, лик которой будто светится; Леонид Пурыгин, представив себя в форме генералиссимуса, окружает самоироничный автопортрет сонмом босховских сюрреалистичных существ.

Судить о реальной хрущевско-брежневской эпохе по этим образам так же бессмысленно, как о николаевских годах — по фантазиям Кошелева в Третьяковке. Но в чем-то искусство правдивее жизни. У каждого времени — своя красота. И времена проходят, а красота, однажды созданная, остается. В конечном же счете образ эпохи закрепляется в веках именно через искусство. Пусть даже это искусство — чистая фантазия.


Автор — кандидат искусствоведения, обозреватель «Известий»

Автор
Сергей Уваров
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе