«Музей — проблема не Пиотровского и Антоновой, а отношения к культуре»

Директор ГМИИ имени Пушкина Ирина Антонова — о своих разногласиях с директором Эрмитажа и роли Владимира Путина в урегулировании конфликта

Благодаря эмоциональному выступлению Ирины Антоновой на «прямой линии» с Владимиром Путиным судьба ликвидированного в 1948 году Музея нового западного искусства стала главным вопросом культурной повестки дня. Директор ГМИИ имени Пушкина и куратор всех российских музеев объяснила «Известиям», почему решение должен принять президент России, а не музейные боссы.


— Вы давно вынашиваете идею воссоздания Музея нового западного искусства?


— Лет 15 я выступаю по всем возможным каналам — по телевидению, в журналах и газетах, на совещаниях и конференциях.


— И вы решили, что последний шаг, который может помочь, — обратиться к президенту?


— Да, именно так я и решила. Потому что вижу, как все уклоняются. Говорила и прежнему министру культуры, и нынешнему. Говорила и на более высоком уровне. Не говорила только на том уровне, на который вышла в последний раз.


— Что теперь будет с этой идеей, как вы думаете?


— Она должна быть правильно позиционирована. То, что о ней говорят, в том числе мои коллеги из Эрмитажа, далеко от реальной ситуации. Нельзя спускать этот вопрос на обывательский уровень взаимоотношений двух музеев и, что еще глупее, двух руководителей. Постановление, которое разрушило тот потрясающий музей, было государственным. Вот государство и должно все исправить. Постановление было чудовищное — разгром, ликвидация на основании пресловутой борьбы со всем, с чем тогда боролись, осуждая Шостаковича, Прокофьева, Ахматову.


— А если бы Эрмитаж предложил воссоздать этот музей в Петербурге, а не в Москве, вы были бы готовы отдать свою часть коллекции?


— Музей должен находиться в Москве, потому что так хотели те, чьи коллекции составили основу музея. Щукин говорил, что он собирает искусство по примеру Третьякова, чтобы отдать городу.


Это последний ресурс Москвы — получить современный музей мирового уровня. Другого шанса не будет, и все это понимают. Даже если мы купим одну картину Рембрандта или Франса Халса, ничего не изменится. А вот восстановление первого в мире музея современного искусства — нечто особенное. На первом месте для меня именно восстановление музея, а кто будет пристраивать свои конечности и другие части тела на место директора — другое дело. Люди сейчас, к сожалению, обеспокоены тем, что кому будет принадлежать.


Все, что может сделать ГМИИ имени Пушкина, — это дать музею дом. У нас есть здание Института философии, которое требует реставрации, с флигелем и огромной территорией в центре Москвы. Напротив справедливо восстановленного храма Христа Спасителя будет справедливо восстановлен храм духа и искусства.


— Почему вы решили взвалить дело воссоздания музея на себя?


— Если я не буду об этом говорить, то никто не будет. Это не от какого-то самодовольства, а из-за понимания ситуации. Может быть, я — из последних, кто был в старом музее до его закрытия.


— Если Эрмитаж не согласится отдать свою часть...


— Не Эрмитаж соглашается или не соглашается. Решение ликвидировать музей было принято государством за подписью Иосифа Виссарионовича, новое решение должно быть принято государством за подписью Владимира Владимировича. Это не проблема Пиотровского и Антоновой. Это проблема отношения к культуре, к музейной сети страны, к Москве, наконец. Если вопрос будет понят на таком уровне — все будет в порядке. Если останется прежний подход — простите, я сделала все, что могла.


— Вы же понимаете, что без этой коллекции Эрмитаж оскудеет — весь третий этаж окажется пустым. Очень многие идут в Эрмитаж именно на Пикассо и Матисса.


— У них есть и другие частные коллекции современного искусства, есть прекрасный Дега. Кроме того, еще в 1929 году им было передано около ста картин из Музея западного искусства — просто так. Об этом Пиотровский почему-то не говорит. Понимаете, Эрмитаж всегда останется Эрмитажем. А о Москве тоже надо подумать.


— Вас упрекают в том, что на табличках в ГМИИ отсутствуют указания на происхождение картин из коллекций Щукина и Морозова.


— Это чепуха. У нас есть вещи из множества коллекций — Юсупова, Сергея Третьякова, под картинами мы никого не подписываем. Но на экспликациях в каждом зале все это подробно объясняется. Столько акций в честь Морозова и Щукина, сколько мы сделали, не делал никто. В Лондоне на открытии выставки «Из России» внук Щукина прилюдно встал передо мной на колени — в благодарность за ту работу, что мы делаем в честь его деда. Более того, он подарил нам еще шесть картин, увезенных Сергеем Ивановичем в эмиграцию. Слышать о том, что мы Щукина и Морозова якобы не почитаем, нам смешно.


— Может, лучше восстановить частные музеи Щукина и Морозова?


— Я так не думаю. Во-первых, Музей западного искусства проделал огромную работу над их коллекциями, которую нужно продолжать. Мы готовы передать в него очень значительную часть нашего музея личных коллекций и тем самым развить его концепцию за счет имеющихся у нас Родченко, Тышлера, Штеренберга. Личные коллекции Щукина и Морозова были ядром, которое надо развивать.


Во-вторых, коллекции были национализированы советской властью. Если оспаривать национализацию, нужно и Зимний дворец отдавать царям. В-третьих, разместить коллекцию в доме Щукина невозможно физически. Я там была: картины были подвешены до потолка вплотную друг к другу, в шпалерной развеске.


— Кто-нибудь из чиновников звонил вам после «прямой линии»?


— Нет.


— А перед эфиром организаторы спрашивали, о чем вы будете говорить Владимиру Путину?


— Нет, я просто попросила дать мне слово.


— Михаил Борисович во время «прямой линии» говорил о морали и о том, что нехорошо выносить внутримузейные проблемы на президента.


— Это не внутримузейные проблемы, это проблемы российской культуры. Какая мораль? Это он аморально поступает, я считаю. Я Мишу очень люблю, и он это знает. Я с ним многократно говорила о воссоздании музея. Наверное, он просто ждет, что я старая и помру скоро — хорошо знает, что больше никто этим заниматься не станет. Я должна была сказать то, что сказала, — поняла, что время уходит.


Справка «Известий»


Так называемый Первый музей новой западной живописи был создан в Москве в 1918 году на основе национализированной коллекции Сергея Щукина. Через год был открыт Второй музей, фонды которого были сформированы из собрания Ивана Морозова. В 1923 году два музея объединились в Государственный музей нового западного искусства (ГМНЗИ), вся коллекция которого с 1928 года располагалась на Пречистенке, 21 — в бывшем доме Морозова. ГМНЗИ стал первым государственным музеем современного искусства в мире.


В 1948 году по указанию Сталина он был ликвидирован из-за «низкопоклонства перед упадочной буржуазной культурой». Наиболее ценные экспонаты были поделены между Эрмитажем и Пушкинским музеем.

Известия

 

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе