Библиотека не должна превратиться в Диснейленд

Николай Солодников, журналист, основатель проекта «Открытая библиотека», бывший замдиректора библиотеки имени Маяковского в Санкт-Петербурге, поговорил с корреспондентом Culttrigger Ильей Паниным о том, что значат эти институции сегодня, в чем их проблемы, а также о скрепах и державности.

Библиотеки по-прежнему остаются в глубоких 90-х


Культтриггер: Библиотеки сейчас — это атавизм или живые пространства?

Николай Солодников: В разных частях страны ситуация различна. Есть библиотеки живые по форме, есть живые по содержанию. Я на днях был в библиотеке Аалто в Выборге (Центральная библиотека имени Алвара Аалто.— КТ) — потрясающее место с точки зрения архитектуры, дизайна, устройства внутреннего пространства. Конечно, она живая, но содержание уступает внешнему виду. Есть примеры, которые рисуют обратную ситуацию. Они чаще [встречаются] в маленьких городах, поселках, где библиотека является по-прежнему единственным культурным центром, местом интеллектуальной связи с внешним миром. Мы этих библиотек не знаем, а они есть. Думаю, что главные проблемы сегодня испытывают городские библиотеки в крупных городах. Несмотря на то, что у них есть финансирование и люди, они сильно уступают по содержанию частным информационным центрам, площадкам.

КТ: Почему проигрывают, если есть люди и деньги?

Н. С.: Площадки, не связанные сложными государственными правилами, работают качественнее. Частные могут себе позволить более свободно двигаться внутри форматов, нанимать молодых людей, которые представляют себе, как сегодня живет информация, как с ней работать. В этом плане библиотеки по-прежнему остаются в глубоких 90-х. Весь словарный запас, лексикон, который часто используют библиотекари: «Мы работаем с молодежью» или «Мы используем инновационные высокотехнологичные формы работы» и т. д.— звучит как-то странно сегодня. Посмотрите на тех, кто работает в библиотеках. Много ли там молодежи сегодня, особенно успешной? Зарплаты более чем скромные. В основном это, конечно, альтруисты, те, для кого это единственная работа, которую они могут сегодня получить. Но в целом ситуация непростая.

КТ: Молодежь концентрируется в современных библиотеках, которые пытаются что-то создавать.

Н. С.: Я знаю, что библиотека, которую сделал мой товарищ Борис Куприянов со своей командой — библиотека Достоевского — пользуется большим успехом, есть Молодежная библиотека. Но я с московскими меньше знаком. В Питере тоже есть какие-то образцы, например, библиотека Гоголя, которая попыталась внешне преобразоваться, изменить контент. [Важно соблюдать] баланс, чтобы библиотека не превратилась в Диснейленд, чтобы она оставалась в первую очередь образовательным институтом, просвещенческим.

Библиотека могла бы быть выдающимся государственным навигатором в мире глобального образования. Сейчас ведь нет проблем с тем, чтобы любая районная библиотека имела доступ к главным фондам библиотек мировых. Другое дело, что самим библиотекарям надо научиться этому, надо полюбить самим и научить любить тех, кто к тебе приходит. Это большая системная, фундаментальная работа на десятилетия. Но кажется, что она еще даже не началась.


  У библиотекаря шаг влево, шаг вправо — уголовное дело


КТ: Кто ходит сейчас в районные библиотеки?

Н. С.: В районные или поселковые ходят все: дети, родители, бабушки, дедушки. В городах с населением до 10 000 человек вы не найдете книжного магазина. В редких городах с населением до 50 000 человек может быть какая-то книжная палатка или лавка, где ассортимент, мягко говоря, оставляет желать лучшего. Поэтому библиотека — единственный источник. Вот я работал в библиотеке Маяковского в Петербурге, случалось, что приходили молодые ребята, но в основном это публика «за 40». Зачастую одинокие люди, для которых библиотека — возможность коммуникации с другими людьми. Иногда бездомные заходят, чтобы согреться, ради горячей воды. Это тоже очень важно, нужно подумать, чтобы библиотеки системно помогали обществу.

КТ: Могут ли сейчас библиотеки быть привлекательными для детей и подростков? Конкурировать с другими местами проведения досуга?

Н. С.: Библиотека — это навигатор в мире глобального образования. Она про то, как качественно написать дипломную работу. Когда не только научный руководитель помогает, но и любой желающий может прийти в глобальный информационный центр, где ему покажут: вот архив в Йеле, вот — в Беркли, здесь есть доступ, куда-то еще можно залезть. Вот, что сегодня могло бы быть. Так работают библиотеки в Израиле, Финляндии, они — навигатор в океане информации.

КТ: Что для этого нужно сделать?

Н. С.: Необходима переквалификация, серьезная кадровая работа среди сотрудников. Шаг за шагом. Есть же прекрасные примеры, как новое сживается со старым. Вот у вас в Москве есть «Гоголь-центр», где старый актерский состав срабатывается и соединяется с новым. Так могло бы быть и в библиотеках.

КТ: В «Гоголь-центре» этот симбиоз в основном заслуга Кирилла Серебренникова.

Н. С.: Так в каждой библиотеке есть директор. Если бы у них было достаточно полномочий, то можно было бы сделать похожее. Но директора сегодня — заложники бесконечных правил, актов, каких-то уставов. А у библиотекаря шаг влево, шаг вправо — уголовное дело, как мы часто видим. Кофе не разрешают продавать в библиотеках до сих пор! Это пример того, как может выглядеть Россия сегодня в глазах иностранца: балалайка, медведь, матрешка, кофе запрещено продавать. Так сделаны документы — целая история, чтобы поставить простой кофейный аппарат. Зайдите в Риге в Латвийскую национальную библиотеку, там есть ресторан, где продают алкоголь. Это потрясающе работает и сживается с книгами, с чем угодно.

КТ: Зачем тогда вы работали в библиотеке? Каким был этот опыт для вас?

Н. С.: Мне было интересно попытаться поучаствовать и повлиять на процесс развития библиотек в Петербурге, тогда была такая возможность. Но без серьезной государственной поддержки, без общегосударственного вектора, направленного в эту сторону, сделать это практически невозможно. Мы работали тогда с теми, кто делал библиотечную реформу в Москве, и они были локомотивом. У нас все получалось, библиотеки вернулись в информационное пространство, все бурно обсуждалось, но быстро закончилось. По разным причинам.

В Москве — с отставкой Сергея Капкова (бывшего главы Департамента культуры Москвы.— КТ). У нас тоже, с какими-то отставками. И в целом масштабная работа не началась даже на уровне города. Я продолжал работать, потому что делал проект «Открытые диалоги» в Маяковке. Он вызывал большой общественный резонанс, привлекал внимание к библиотеке, которая наполнилась живыми смыслами, актуальными здесь и сейчас, но это тоже закончилось.

Человека делает человеком возможность сомневаться в своих убеждениях, а политика не подразумевает сомнений

КТ: Может ли библиотека сама что-то изменить, без государственных реформ, собственными силами?

Н. С.: Нет. Библиотекари сегодня страшно напуганы. Общий страх, который вернулся в отечество, тянется в первую очередь к государственным площадкам, они первыми начинают бояться. Такое ощущение, что они так соскучились по 70-м, началу 1980-х. Часто слышу от библиотекарей в разных регионах: «Хватит, мы наелись грязи в 90-е и перестройку. Россия встала с колен» и т. д. Попытки серьезного разговора, исторического, филологического, где иногда в процессе беседы могут возникать обсуждения каких-то неудобных для страны моментов, конечно, вызывают просто дрожь в коленях библиотекарей. К сожалению, могу это констатировать.

К. Т.: Но в совсем отдаленных маленьких городах библиотеки ведь действительно влияют на людей, формируют вкусы, где-то даже показывают авторское кино…

Н. С.: Прекрасно. В Выборге прошла неделя норвежского кино. Я не мажу все черной краской, конечно, какие-то замечательные вещи делаются: показывают кино, презентуют что-то. Но это, к сожалению, очаги. Есть очаги счастья, но чаще — уже пепелища. Причем в любой сфере.

КТ: Какова доля самостоятельности библиотек?

Н. С.: Практически ноль. В Москве и Петербурге еще есть какие-то сильные люди, которые могут занять позицию за счет характера. Вот была в Москве Екатерина Юрьевна Гениева (возглавляла Всероссийскую библиотеку иностранной литературы с 1993 по 2015 год.— КТ). Как уж ее песочили, закрывали, преследовали, но она с прямой спиной и высоко поднятой головой шла вперед, ни на кого не оглядываясь. Я уверен, что такие люди есть в регионах, в библиотеках, которые, несмотря ни на что, продолжают делать свое дело, но их — единицы. Большинство — абсолютно зависимое, пугливое, не самостоятельное.

К. Т.: А «консервативный поворот», скрепы — уже дотянулись и до библиотек?

Н. С.: Начали. Я часто встречаю людей, которые все эти скрепы с большим желанием и радостью представляют читателям в виде выставок, общей риторики, в виде книг, стоящих на фасаде, в первых рядах. Мы просто не замечаем, а работа ведется очень активно.

КТ: Могут ли негосударственные пространства создать альтернативу?

Н. С.: Думаю, в масштабах страны — нет, но в отдельных городах — да. Появляются книжные клубы, потрясающий книжный клуб «Петровский» в Воронеже, независимые книжные магазины в Перми, Москве, Петербурге. Они играют большую роль, но заменить собой государственный институт не могут. Он же огромный, это тысячи помещений, миллионы квадратных метров. Не забывайте, что у нас не самое простое экономическое положение в стране. Множество семей просто не может позволить себе покупать книги, или ходить в театры на громкие премьеры. Они идут на маленькие фестивали, показы в библиотеки. Просвещение — не меньшая обязанность государства, чем забота о детях, стариках, инвалидах. Но сегодня общество смотрит на это разными глазами, а то, как смотрит наше государство, зачастую не особо совпадает с культурным развитием в европейских странах.

КТ: Всегда удивляло, что политики, за очень редким исключением, вообще не говорят о культуре и образовании. Сейчас почаще, но уже с определенным креном.

Н. С.: Это серьезный вопрос. Гуманитарные ценности, конечно, важнее политических, особенно, сегодня. Политики этого не понимают и в любую сферу вносят политическое содержание. Вот мы [в «Открытой библиотеке»] говорим об истории, и тут же определенная часть историков и публицистов называет нас врагами народа. То есть выводят историческую науку сразу в политическое пространство. Говорим о каких-то общественных инициативах, о спорте, медицине, о чем угодно — агент влияния, агент Запада, враг народа и т. д. Человека делает человеком возможность сомневаться в своих убеждениях, а политика не подразумевает сомнений.

Политики сегодня в России считают, что когда они проявляют сомнение, то это показатель слабости. Но конечно, это показатель силы. Посмотрите на нового президента Франции — Эммануэля Макрона: какое образование, какие люди его окружают, советники — просто цвет нации с точки зрения образования и интеллекта. У людей в его окружении выдающийся бэкграунд в области культуры. И для Макрона это не проходит бесследно. И посмотрите на биографии наших депутатов, на то, что они делают, говорят, что делают их семьи. Конечно, много вопросов.

Автор
Текст: Илья Панин
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе