Хотя мама Пети Мамонова была переводчицей скандинавской литературы, а отец специалистом по доменным печам, мальчик рос, овеваемый уличными ветрами. Потом и его переводы с английского и норвежского включат в пухлые советские антологии. А в июне 1970 года состоялся первый театральный опыт. Юный Мамонов сыграл в абсурдистском моноспектакле под названием «Левис», он и есть «Левис» — коттон посолидней». Действо проходило на задней площадке троллейбуса 5-го маршрута, следовавшего от «Психодрома № 2» до Савеловского вокзала.

«Психодром № 2» — место сбора московских хиппи, университетский дворик на проспекте Маркса. А между тем Мамонов — один из московских центровых хиппи, пользующийся бешеной популярностью в тусовке. В том числе за вкус и талант к эпатажу. Мамонов, например, надевал вместо серьги ручку от унитаза, пугая тем прохожих.

Уже тогда вся московская «система» говорила: «Мамонов — это наше все». Или проще: «Петя — отец родной». Однажды будущий актер чуть не погиб. В саду «Эрмитаж», где нынче проходит аншлаговый джазовый фестиваль, его, молодого да раннего, в уличной драке пырнули заточенным напильником. Петя гнался за обидчиком до самого Садового кольца, настиг в троллейбусе и избил до полусмерти. А после потерял сознание от потери крови. Несколько операций, долгая кома... На груди у Петра остался шрам — «след от страшного удара напильником в область сердца», как писали потом биографы, завороженные его необъяснимой витальностью.

Темный Му

В 1981-м при поддержке рок-критика Артемия Троицкого Мамонов создает легендарные «Звуки Му». Музыканты репетируют в «рок-салоне на Каретном», как тогда написали в журнале «Юность». То есть дома у бас-гитариста и школьного друга Александра Липницкого. В ход идут спинки стульев, кухонная утварь, обрезки труб... Но исполнительские шероховатости искупаются зубодробительной сценической концепцией. Мамонов ведет себя на сцене то как шимпанзе, то как гигантская рептилия, свиваясь в замысловатые узлы и имитируя эпилептические припадки. Восторженные поклонники присвоили мамоновскому амплуа точное и емкое название — «русская народная галлюцинация». Удостоиться такого отзыва в среде богемы было престижнее, нежели получить звание народного артиста.

Причем формированию образа городского сумасшедшего способствовала вся богатая мамоновская биография. Достаточно упомянуть, что когда-то Петр, спасаясь от армии, успешно косил под сумасшедшего, в связи с чем во время приезда в Москву президента США Никсона его целый месяц продержали в психиатрической лечебнице. Опыт, разумеется, он приобрел неоценимый. Впрочем, прототип мамоновского персонажа баловался трудотерапией не только в клинике. Достаточно взглянуть на его послужной список. Полиграфический техникум, полиграфический же институт, журнал «Пионер»... Писатель и телеведущий Андрей Максимов вспоминает, как работал там с Мамоновым в отделе коммунистического воспитания: «Мы сидели через стол. Петр писал статьи о тимуровцах и пионерских слетах. Ему все это было не очень интересно, но ничто тогда не предвещало мамоновской рок-карьеры. Он ушел из журнала в никуда. Потом устроился работать банщиком и на этой работе сильно разбогател. Но когда у Пети завелись деньги, его это не испортило. Тогда уже были трудности с продовольствием, а он приезжал к нам в редакцию со всякой вкусной снедью. Он был очень добрый, щедрый. Зарабатывал — и тут же все прогуливал».

Потом были и другие профессии — мясник, оператор котельной, лифтер в Доме Литфонда... Все мамоновские modus vivendi всплыли потом в его песнях. Отдельные тексты так и называются, по должности и месту работы: «Бойлер», «Лифт на небо»... Но наиболее адекватным воплощением концепции мамоновского героя в то время была, пожалуй, песня «Серый голубь», оказавшаяся бессмертным хитом: «Я грязен, я болен, моя шея тонка. / Свернуть эту шею не дрогнет рука / У тебя... / Я самый плохой, я хуже тебя, / Я самый ненужный, я гадость, я дрянь... / Зато я умею летать!»

Так и получился портрет «героя времени»: маленького человека в жерновах цивилизации. А времена наступали «интересные». С одной стороны, репрессии надзирающих органов. С другой — коммерциализация и формат. Было от чего потерять ориентиры. Но если героический Виктор Цой самозабвенно пел свое «хочу перемен», а мальчики Банананы строились в затылок и бежали вслед за новым комсомолом, который начинал «делать дела», то Петр свет Николаевич проявлял невиданную трезвость: «Вот я раздеваюсь. Я ложусь спать. / Подо мной дрожит и трясется кровать. / И вечером надеюсь я только на то, / Что утром меня не тронет никто. / Что утром мне не позвонит никто...» («Темный Му»).

Но ему звонили и приглашали. Например, на исторический «Музыкальный ринг» 7 января 1989 года. «Звуки Му» исполнили там две песни — «Ежедневный герой» и «Гадопятикна». Последняя, совершенно дикая, вывела кое-кого из равновесия. Спустя несколько дней о Мамонове заговорила вся страна...

Казалось бы, впереди короткий и быстрый путь в святцы. Но увы. Юродивым, конечно, многое дозволено, а если «блаженный похаб» еще и музыкант или актер, пиши пропало: ведь что завтра он предъявит миру, порой и сам не знает. Вот и «Темному Му» не раз случалось сворачивать оглобли с наезженного пути. В 1988-м при содействии знаменитого Брайана Ино на лондонской студии Opal был записан прекрасный, конвертируемый на Западе альбом Zvuki MU. Музыкант и продюсер души друг в друге не чаяли. Брайан называет Петра «клоуном, в которого вселился дьявол» и сходит с ума по советским бас-гитарам «Урал» с их «психоделическим» звуком. Ему интересен этот русский гаражный стиль, поэтому маэстро Ино настаивает сохранить на альбоме фирменную шероховатость и первобытную мощь звучания. Но Мамонову хочется записать «настоящий» альбом по западным стандартам. Он настоял на том, чтобы звук пригладили и заламинировали. Продукт вышел на рынок, но осталось чувство измены. Впрочем, интерес к пластинке был высок. Группа известных британских врачей даже специально занялась творчеством Мамонова и пришла к выводу, что «после 15 минут прослушивания «Звуков Му» «начинаются необратимые изменения в коре головного мозга». Ну разве это не талант? Но Мамонов отчего-то не торит тропинку к сердцу западного меломана. Напротив, замыкается в себе, пускает проект под откос и разгоняет группу...

Паук на мельнице

Контркультура в СССР, как и на Западе, была выращена под колпаком. «Молодым» позволяли говорить со страниц «молодежных меридианов», «собеседников» и прочих рупоров перестройки. Но как только господа культуртрегеры поделили советское наследство, скандал стал не нужен, рокеров спустили с лестницы. В 1990-м эпоха нового общественного пафоса достигла апогея. На экраны вышел дебютный фильм Павла Лунгина «Такси?блюз» (1990), которому суждено было получить приз в Канне за лучшую режиссерскую работу. Петр снялся там в роли безумного саксофониста Леши, сыграв историю о том, как богемный юноша дурит голову простому таксисту Шлыкову.

Несколько раньше в нугмановском фильме «Игла» (1988) Мамонов играет Артура, главврача и советского наркобарона в одном лице. Он, как зеркало, возвращал аудитории ее актуальные на тот или иной момент мыслеобразы. Хотя на самом деле между этими новыми «героями времени» и Мамоновым существовала непреодолимая пропасть. Певец так и не вышел из андеграунда, даже когда уже все «стало можно». Разрыв между мамоновским естеством и общественными ожиданиями рос год от года. Это хорошо передает реплика звукорежиссера Олега Ковриги: «Однажды я представил себе Петю, играющего Дон Кихота, как он бросается, как паук, на крылья мельниц, хрипит... Мне Дон Кихот и представляется таким — сумасшедшим пауком, а вовсе не бестолковым романтиком». Олег не прав лишь в одном. Паучью ипостась Петр Николаевич прекрасно воплотил в спектаклях. В 1992-м он прославился на сцене Театра им. Станиславского в спектакле по пьесе Даниила Гинка «Лысый брюнет». Мамоновский герой потчевал зал примерно такими монологами: «Сажусь я в электричку и еду к себе на дачу. Вот и калитка, вот и порог. Вроде все знакомо, но что-то здесь... не так. Чужой стол... Чужой шкаф... Чужая кровать... Это чужая дача!»

Потом были «Полковнику никто не пишет» (1994), «Есть ли жизнь на Марсе?» (1997), «Шоколадный Пушкин» (2001). Или вот «Мыши, мальчик Кай и Снежная королева» (2004) c вольным переложением андерсеновских мотивов от лица не Герды, но Кая. Если верить Мамонову, бытие Кая в царстве вечной мерзлоты было безрадостным. Мальчик-муж устало бродит по снежным просторам, ловит рыбу в проруби. В общем, античное царство теней. Мамонов — наоборот, порывист, бьет чечетку, его резкие движения расчленяют пространство сцены. И это оne-man-show по размаху и насыщенности стоит усилий целой труппы. Такой же результат был достигнут в культовом фильме нулевых «Пыль», бюджет которого, по слухам, составил всего три тысячи долларов. Среди гротескных образов современной России, в числе которых спецслужбы, диссиденты, игровые автоматы и Петросян на палочке, там выделяется аутичный молодой человек — подобие Постороннего Камю, но «постороннего» уже по-русски. И Мамонов здесь профессор и... негласный сексот.

Со стороны это все выглядит как постепенный подъем по ступенькам славы. И только близкие друзья знают о проблемах Мамонова с разного рода стимуляторами. В 2003 году он падает от сердечного приступа прямо на сцене. Его едва спасают. Но образ остается прежним.

В глубь России

Примерно с середины 90-х Мамонов поселился в деревне Ефаново Верейского района Московской области. Сам колол дрова, топил печь и баню, выращивал на грядках грибы. Журналисты табунами ездят к нему за интервью, а он на голубом глазу может заявить любому: «Я живу в России. А вы нет».

Ольга Николаевна, нынешняя жена Мамонова, много лет организует его сольные выступления. В том числе и ее усилиями статьи и интервью с ним заполняют прессу. Становится известно, что у Мамонова три сына — Илья, Иван и Даниил.

Но главная причина мамоновской суперпопулярности — теперь уже не только в узких, но и в самых широких кругах — роль отца Анатолия, сыгранная Мамоновым в нашумевшем фильме «Остров» (2006). Как раз в это время Петр пришел к увлечению апостольской и святоотеческой премудростью, что в его жизненных обстоятельствах оказывается спасением.

«Остров» о том, как герой — старец-истопник — искупает грех предательства и в глазах окружающих становится святым. Самый сильный эпизод — тот, в котором Анатолий, готовясь отойти в мир иной, сам ложится в гроб за день до смерти, чем не на шутку пугает отца-настоятеля. Такая смерть не единожды описана в древних патериках, но одно дело читать, а другое — видеть собственными глазами.

Фильм вызвал весьма резкие отклики. Во-первых, у либеральных наследников советского атеизма, замененного политкорректностью. Во-вторых, у официального духовенства, которому мамоновский образ православия явно претит. Куда ближе и понятнее лимузины у храма Христа Спасителя, канонизация царской семьи и яйца Фаберже. Да мало ли что написано в древних патериках...

Режиссера, как и самого Мамонова, обвиняли и в «мракобесии», и в «младостарчестве», и в любви к официозу. Но все это кажется совершенно напрасно: вот что думает на сей счет сам «официоз». Протоиерей Георгий Митрофанов, профессор Санкт-Петербургской духовной академии, обеспокоен: «Я член Синодальной комиссии по канонизации и очень устал от того, что в народе высшим типом святости зачастую считается юродство... Главный герой постоянно эпатирует официальную Церковь, но у меня возникает вопрос: а что предложит он сам? Этот фильм очень легко может вызвать у зрителя ощущение, что некое индивидуальное, харизматическое христианство намного выше традиционной церковности. И я считаю, что это очень опасный и искусительный ход режиссера».

Здесь все точки над «i» расставлены, вряд ли стоит что-то добавлять. Вопрос в другом: что означает пожизненное мамоновское «кривляние», теперь вот еще и в православном изводе? Да то же, что и в советское время. Это ответ современному «обществу спектакля», реплика в пику артистам постмодерна. В мире ряженых играть просто так — бессмысленно, но можно ловить человеков на удочку безумия, «ругаться миру». Как говорил апостол Павел, хочешь быть умным в мире сем — будь безумным. И маэстро Мамонов безумствует это с успехом.

Евгений Белжеларский

Итоги.RU